Омилия

Квохтала курица сердито:

– Вот взялся тут орёл летать!

Хлебнул бы нашенского быта:

Червей искать, навоз копать!

Орёл её и не заметил,

И дальше к небу полетел,

Хоть мнится часто курам этим

Их дурь важней орлиных дел…

   Среди лилий я урод. Мое низкорослое тело напитано жидкостью и часто-густо покрыто колючками. Проще говоря, я толстый, маленький и колючий.
   Почему, собственно, говорю о себе как о мужском роде? Да, меня называют кактусом, то есть по названию определили как мужской, но я - женского рода. Я умею цвести. И цветы мои прекрасны. Правда, цвету не всегда, не в определенное время — только, когда почувствую... Именно это «почувствую» является тем последним ничтожным, но весомым аргументом, который перетягивает чашу весов на женскую, если так можно выразиться, половину.
   Когда-то я была удивительно нежным благоуханным созданием — райским творением. И без колючек: не от кого было защищаться или к чему-то приспосабливаться. Но потом... Ах, что о прошлом...

+

Люблю, когда устанет плоть,

Когда в усталости станет она скромнее,

Немного тише и чуть-чуть добрее,

Отрадно мне, когда устанет плоть.

Когда она царицей не глядит,

Когда не смеет всех собою мерить,

Так истощилась, что способна верить,

Ослабла так, что не желает мстить.

Обиды все – что шелуха семян:

Не стоит их беречь – они неплодны.

Так плоть усталая поистине свободна,

Понять, принять чужой и свой изъян.

+

«Отчего Господь меня не берет?»-

Говорит она каждое утро.

Она скажет, к окну подойдет,

Повторит снова тихо кому-то:

«Не берет меня, Бог, не берет,

Видно, грешная я слишком!»

Сядет, щеку рукой подопрёт –

Нелегки её старые мысли.

Дай же, Господи, моей печали 
милость разглядеть Тебя в другом.
Жест приязни детской изначален —
он взыскует небо в дорогом.

Горький вкус — уже почти солёный —
я привыкла, что любовь горчит.
Пусть молчит ничем не изумлённый
вздох заботы — горем нарочит.

У меня беспечности навалом —
я смогу лететь и за двоих.
Два крыла двоим не будет мало,
раз уж нам хватало рук Твоих.

20 февраля 2019

Олега разбудил колокольный звон. Так бывало в каждый выходной, поэтому прежде он терпеть не мог колокольного звона, не дававшего ему выспаться власть, этак до полудня. Но теперь Олегу и без того было не до сна. Пожалуй, пора вставать.

 Шлепая босыми ногами по холодному линолеуму, словно по студеным осенним лужам, он подошел к окну. Там все было, как обычно: на горизонте розовела заря нового дня. В соседних многоэтажках, расположенных так близко, что из одного дома можно было невооруженным глазом наблюдать за жизнью обитателей дома соседнего, одно за другим зажигались окна.

На Востоке, поверх кургана, заалело робко и застенчиво. Безмятежно поползли к верху тучки, рваные и очернелые. Снизу некоторые из них окрасились пурпуром. Краснота давила на ночную черноту и медленно её поедала. У Черевичкина, браконьера-любителя, в душе тоже алело, но ярче и насыщеннее, внутри его всё укреплялось хорошим настроением. Только что он выхватил из тихости воды карпа килограмма на три, а до этого, в потёмках ему попался на спиннинговую насадку лещ под полтора килограмма. Казалось бы, поймал удачно, иди себе домой, отсыпайся.

***

Поэзии высокой дар,
Дар красоты и откровений,
Мучительнее всех мучений,
Сильнее всех волшебных чар.

Он чаще мимо пролетит,
Но если избирает душу,
То море вывернет на сушу
И сушу в море обратит!

...Наверно, легче жить в тиши
И без божественного дара,
Без страсти, бури, без пожара,
Без извержения души.

Наверно, проще бы жилось
Душе, огнем не обожженной,
Душе, от молний огражденной,
А не пронзаемой насквозь.

Но дар все тайное познал,
Ему противиться нет мочи.
Свеченьем дня, прозреньем ночи
Он в чувствах мысли обогнал.

Он музы – прихоть и завет,
Скорее – бремя, чем отрада,
Скорее – плаха, чем награда,
Скорее – зарево, чем свет!

Крестьянами были отец мой и мать,
им хлеб приходилось в поту добывать:
при солнце и ливне, при ветре и в зной,
но жизни они не хотели иной!

Они объезжали свой вспаханный луг.
Земля награждала тяжелый их труд.
Колосья вздымались, смотря в синеву,
и птахи трещали, вторя торжеству!

Я спорить не стану с постылой судьбой,
но все же ночами я маюсь борьбой!
Крестьянское сердце во мне городском
зовет возвратиться в родительский дом.

(По мотивам стихотворения Виктора Шнитке "Meine Vorfahren waren Bauern...") (1937-1994)

***

Meine Vorfahren waren Bauern,

durchzogen das Feld mit dem Pflug —

bei strahlender Sonne und Schauern,

bei Falter- und Vogelflug.

Разборки, дрязги, столкновенья,

Кому – «прощай», кому – «привет».

Посмотришь, день уже отпет.

И хоть бы капельку смиренья:

Но – нет!

В бреду ночных переживаний

Знакомо всё, как «Отче наш».

И вновь спаситель-карандаш

Ломает сладостных желаний

Мираж.

***

Selbst im Nebel des Herbstes

sucht das Auge die Weiten,

findet neue Gestalten

auch bei schwindendem Licht.

Zeichen stehen am Himmel

selbst in nüchternsten Zeiten.

Selbst das bitterste Schweigen

wird zuweilen Gedicht.

Bruder, hoffe und wisse:

auch der finstre November

birgt das Wunder des Schneefalls,

Sonne, Sterne und Mond.

Im Geheimen geflüstert,

ist dein Glück unabwendbar.

Auch wer lange gewartet,

wird am Ende belohnt.

С неё рисовать бы ангелов, да ныне рисуют идолов —
невинная песнь-радуга прискорбную мысль выдала.
И множатся лица скорбные, за ними толпят здешние,
она же была горлицей, искала во всём вешнее.

Зима наползла тёмная на лики весны светлые —
убили тоску вышнюю, отправились в путь ветренный.
Судьба — на груди, бантиком, но в душу глядит петлею.
Голубка моя вешняя, не стань никому клеткою.

16 февраля 2019

Укрыты снегом ветки и дома.
И мне тепло от одеял перронных.
Сосульками застыла кутерьма,
И ходят важно яркие вороны.

Плывёт наш поезд, волнами звеня,
И дарит нам бескрайние просторы.
Рассыпанные капельки огня
Просты в своём немыслимом узоре.

Скупые мысли кротки и легки -
Летят вперёд, не зная расстояний,
И редкие снежинки-мотыльки
Куда-то мчатся этим утром ранним.

Ворон обсмеял меня в пути:
время было — Солнце без пяти.

Ворон сам не знал ни дня, ни ночи,
просто голову шальным морочил:
время было — Солнце без пяти.

Сорок лет как я уже в пути.
Изменилась? Моисей глядит...

Локон солнечный в судьбу впряди
мойре старой — пусть добрее станет
и прядёт побольше светлых тканей.

Время стынет — Солнце без пяти:
есть минутки, чтобы доцвести.

В короткий зимний день опять вместилась драма.
Не завалиться бы под этой суетой.
Метель скрывает очертанья храма
И направляет стороной.

…Вечернее богослуженье
По будням тише и скромней.
Горит лампада в окруженье
Семейства восковых свечей.

В головках этих ничего земного –
А только чистый, благодатный свет.
Пусть поскорее станет ангел новый
Там, где расплывчатый остался след.

И сколько бы апостасии ветер
Ни напрягал бугристых жил,
Здесь свечек узенькие плечи
Удержат падающий мир.

2014

День святого Валентина – только раз в году.
В этот день к тебе я в гости с радостью приду,
И открытку-валентинку я красиво подпишу.
А в ответ твою улыбку робко попрошу!

День святого Валентина очень дорог мне,
В этот день сияет ярче солнышко в окне.
И друзей моих сердечно в этот день поздравлю я, –
Получайте валентинки, лучшие друзья!

Как долго, как жестоко я болею,
И думаю: куда уж тяжелей?
Никак не оторвусь, не одолею
Первопричины слабости своей. 

По развороту, крутизне расклада
В который раз приходит мысль: "Пора!"
Не упираюсь, буду только рада
Отмучиться от жизни до утра.

 Но нет! Еще не все… Еще не время.
Досадно долог ночи каждый час.
Пока еще посаженное семя
Не возросло − тогда бы в самый раз.

 И все-таки… Издалека простите,
Прощаю всех заранее, вперед.
Мы − гости в мире этом. Подождите,
И вам врата Всевышний отопрет. 

                                                   Декабрь 1998 г.  

У Мамы-Слонихи родились два сыночка, похожих друг на друга, словно две капельки росы. Одного звали Бо, другого Со. Пока они были маленькими и не задумывались о важных вопросах, им жилось весело. Повзрослев,  Со стал всё чаще уходить в себя и грустить. Бо играл, как прежде, с другими слонятами, удивляясь странностям брата, а Со, казалось, что-то ищет и не находит. Его неудовлетворённость наконец стала заметна Маме-Слонихе.

- У тебя что-то болит? - спросила она у Со?

- Нет, - сказал Со, сдерживая слёзы.

Мама-Слониха забеспокоилась.
- Расскажи мне, о чём тоскуешь, - сказала она сыну, - вдруг я смогу помочь твоему горю.
Голос её был тихим, мягким, так что колючий взгляд сына округлился, оплавился от лучей, стремящихся из её глаз прямо в его глаза.

- Я хочу понять, кто я такой, - сказал Со!

- Тебе мало знать, что ты мой сын, что ты - слонёнок?..

Густые пряди дней холодных
Холодный ветер теребит,
И в небе чёрном жёлтой лодкой
Луна, причаливши, стоит.

Белёсый дым седых просторов
Отчётлив даже в темноте,
Далёких звёзд так ярки взоры
И не подвластны суете.

Иду судьбою тонкокожей
Чуть-чуть скользя, чуть-чуть вперёд,
И свет фонарный не поможет
Мне растопить вселенский лёд.

Я видела бога забившимся в угол,
как малая пташка, как жалкий птенец.
Он в комнате детской рыдал среди пугал —
и в ужасе вторил: «Отец мой! Отец!»

Ведь маленький мальчик для глупого — мелок,
и всякому глупому радостна драка. 
Не богом, так боком — обычное дело:
не знает никто направлений и знаков.

Там плакал ребёнок... Утешенный свыше
он всхлипывал реже и меньше дрожал;
и губы молитву шептали всё тише —
небесную птицу к себе он прижал.

Пусть синяя птица — обычная сказка —
богам на забаву придумана небом.
Волшебною  песнью ребёнок обласкан,
и стала реальностью звёздная небыль.

3 февраля 2019