Омилия

           Зима сорок третьего года была необычно ранняя, метелистая и злая. За окном подвывала вьюга, и даже рев редких машин едва-едва пробивался сквозь ветер и колючий снег. В те дни смерть запросто гуляла по улицам: стучалась в окна казенными листками похоронок, подкарауливала плохо одетых прохожих, толкала их и свистела ветром в проводах (смеялась?), когда они нелепо, бездыханные, падали на снег; или же, к тем кому особенно благоволила, приходила во сне и уводила с собой вместе с последним сном, в котором еще дымилась уха или парил на огромном блюде отварной картофель.

Всем сегодня весело, праздник – Новый Год.
На руках мурлычет сытый пышный кот.
Ярмарка на площади. Пива пенный ковш.
За ларьком с подарками умирает бомж.
 
Ловит умирающий музыку с катка,
 выстрелы салюта, говор у ларька…
Может только чудо нас остановить,
чтобы бомж на свете мог еще пожить.
 
«Да кому он нужен?!» – крикнут из толпы.
Засияют звезды, глядя с высоты.
Продавщица мусор бросит на него.
 Никому не нужен… Любит Бог его.

                                           2009

Сказка зимняя, песня хрупкая —
Снег снежинками за окном звенит.
И рождественскою голубкою
В синем небе душа парит.

Ель закутана, принаряжена
И сосны наряд серебром горит —
То Зима с улыбкою снежною
Новогоднюю быль творит.

1994

И понять отчётливо и ясно,
Как же эта жизнь, друзья, прекрасна,
Даже, если дней осталось мало
И куда-то счастье убежало…

Город спал торжественный и белый,
И душа моя над ним летела,
Жаль зима пока ещё не знает,
Что весною этот снег растает

Только я скажу: ещё не вечер
И зажгу рождественские свечи,
На судьбу свою махну рукою
И всю душу Господу открою!
 

Благая минута настала
Для ангельских сил торжества,
На своде небес воссияла
Святая звезда Рождества.

Весь мир изумленно склонился,
Не в сказке, не в мифе,– всерьез,
В обычном вертепе родился
Царь мира – младенец Христос.

О как возлюбил всех Господь наш!
И твари любой предпочел,
Облечь Себя немощной плотью
Гнушеньем нисколько не счел.

Народы безбожного мира
Пришел Он из плена воззвать,
Рассеянных, слабых и сирых
В единую Церковь собрать.

Вот дьявольский окрик заглýшен,
И ада кончается век,
Вновь будет с Отцом своим дрýжен
В творéньи добра человек...

Но дай же мне, Господи, силы,
Чтоб только достоин я был
Того благодатного мира,
Который Ты людям открыл.

                                       2008
 

Глава 47

Последние дни осени. Идет тихий мелкий дождь. Капли, падая на уже образовавшиеся лужи, вызывают на них мелкую рябь. На улице холодно. И прохожие спешат завершить свои дела, чтобы поскорее возвратиться домой. Туда, где тепло, сухо и уютно, чтобы потом, отдохнув, смотреть на дождь из окон своих домов и квартир. И хотя пасмурно на улице, на душе светло и радостно. Тихая радость наполняет сердце. Откуда при­шла она, эта радость? Куда зовет и манит? Подобно струям дождя, тихо плывут мысли. Мысли о светлом, о горнем. Кто виновник этой радости? И почему, несмотря на ненастную погоду, на душе тепло, свет­ло и радостно?

Разрушив покой блаженный,
Он дверь распахнул плечом.
В ухоженный дом, победно,
Вошел человек с мечом.
И вылив на землю нашу
Кипящее зло свое,
Он, холоден, смел и страшен,
Ушел, разорив ее.

Свидетель слепой расправы,
Наследуя боль стыда,
Трехлетний ребенок слабый,
Я спасся один тогда.
Неграмотный сын природы,
Я рос, ее скорбь храня,
Родная земля в те годы
Вскормила, как мать, меня.

И, веруя в святость дела,
Расплаты немой слуга,
Я вышел в дорогу смело
По миру искать врага.
Отмщенья мечтам внимая,
Душа указала след
В цветущее сердце края –
Источника жгучих бед.

Я, умный и сильный прежде,
Сдержаться в пылу не смог:
Невинных людей и грешных
Безропотно с кровом сжег.
По пеплу тому, устало,
Прошел я, бездумно рад,
Что, выполнив долг, по праву
Героем вернусь назад.

Верю я, что разойдутся тучи
И на миг покажется Звезда,
Которая меня из тьмы колючей,
Приведёт в объятья Рождества.

И, как путник в дальнюю дорогу,
Соберусь я в свете той Звезды,
И пойду, чтоб поклониться Богу,
Как однажды сделали волхвы.

И, когда вдруг подлость и коварство
Иродом восстанут на пути,
Верю я, что это злое царство
Та Звезда поможет обойти.

Только бы в дороге не «сломаться»,
Верою все реки переплыть,
Только б за удобства не цепляться,
Только б загоревшись не остыть...

Посвящается неизвестной хранительнице иконы.

Этот июль в Петербурге выдался невыносимо жарким.
Раскалённая от солнца дачная электричка тащилась как похоронные дроги, пассажиры изнемогали, и Елизавета Сергеевна, по установившейся привычке врача скорой помощи, уже начинала беспокоиться, что сейчас кому-нибудь из спутников станет плохо.
Особенно волновал её вид полного мужчины в потёртой панамке, то и дело вытирающего сбегающий с круглой лысины пот.
Но вот, наконец, за окном замелькали знакомые здания привокзальных построек, и поезд мягко остановился у знакомой до каждой асфальтовой трещинки платформы.
- Как хорошо, что до дома всего два шага, - подумала Елизавета Сергеевна, - а то Оле или Маше пришлось бы меня встречать. Да ещё в такую жару!
Она не любила зря беспокоить дочку или внучку.
Родной Лермонтовский проспект встретил её всегдашней копотью и запахом плавящегося асфальта.
Вот и дом.

Не в обманчивом странном сне –
Самый преданный и знакомый,
Он смятенно шагнет ко мне
Фотографией из альбома.

И лицо обожжет слеза,
Если с искренним взглядом нежным
Он встревожит мои глаза
Безмятежной своей надеждой.

И тоскливо поймет, что я –
Самый жалкий должник на свете,
Он – бесхитростный мой судья
И беспомощный мой свидетель.

Он такое в мечтах вершил!
Он владел неземной отвагой!
Все, что я за судьбу сложил,
Он когда-то считал лишь шагом.

Он внезапно сейчас узнал,
Кто высокую веру в счастье
Обеззвучил, предал, украл,
Обреченно разбив на части.

Кто заветный венок задач
Отодвинул на грань сомнений,
Кто убогий, слепой палач
Самых важных его стремлений.

Он невеждам не смел служить,
Словно смерти боясь покоя,
Он не сможет себе простить,
Что когда-нибудь станет мною!

1

Последние части отступающей Красной Армии прошли через село спешным маршем в один из последних дней октября поздним утром. Мрачны были лица идущих, бесконечны обозы с раненными, и местные бабы смотрели им вслед, скорбно прикрыв рты краями платков, как обычно делают русские женщины, провожая в дальнюю опасную дорогу или на погост...

Часа через два зарокотало, загудело с запада, где-то за околицей сухо протрещало несколько автоматных очередей и село вдруг наполнилось шумом многочисленной техники и немецкой лающей речью.

К отцу Алексею - настоятелю местной церкви наведалось человек пять солдат во главе с офицером и переводчиком. Они потребовали отпереть храм и, настороженно вглядываясь в лики святых, по-хозяйски прогрохотали кованными сапогами в его гулком полумраке.

Покончив с осмотром, немцы, наконец, обратили внимание на настоятеля, все это время безмолвной тенью следующего за незванными гостями. Офицер, молодой улыбчивый крепыш, поинтересовался через переводчика: обижали, притесняли ли "русского пастора" большевики.

Проходит жизнь чернеющею льдиной,
И с каждым днём всё явственней тупик.
Всё ближе и наглей оскал звериный
И голос мой срывается на крик.

Зачем стрелять в рассветы и закаты?
Опять война?! Чья совесть не чиста?
Опомнитесь безумные солдаты,
Орущие под знаменем креста!

«Зачем живёшь в земной своей юдоли?»
Кричит моя отравленная кровь.
Я так устал быть узником на воле,
Когда кругом такая нелюбовь

Спасётся ль мир? Не думаю, едва ли,
Душа уже не плачет, а горит,
Опять лежит мой брат убитый Авель
И Каин с покаяньем не спешит…
 

Люблю тебя, моя Россия,-
Где пробуждают, в такт звоня,
Колокола церквей святые
От сна греховного меня. 

Люблю тебя, мою родную,
Что духу лжи не отдалась…
У Бога в Истину живую
Одеждой правды облеклась.

А твой народ богатство веры
В единстве трепетно хранил,–
За то Господь твои уделы
Во все концы распространил.

Когда тебя война терзала,
В годины бедствий и измен,
Ты в Боге силы обретала,
И поднималась вновь с колен.

Люблю тебя, моя Россия,
И буду пред Творцом молить,
Чтоб поколения иные
Тебя такой… смогли любить! 

                                   2008  

***
Нам Богом, свыше жизнь дана,
О чём мы помним не всегда.
В пылу страстей, в горячке дней.
В плену у собственных идей.
Черствеем, словно сухари,
Да тихо тлеем изнутри…
И лишь на миг разбудит страх,
Когда друзья лежат в гробах,
И вечность смотрит нам в лицо,
И не вернуть уж ничего…
Земные суетны дела
Права лишь Истина одна,
В ней жизни ключ, всей сути суть
Способной мир перевернуть.
Но видно так уж суждено-
Не каждому вместить дано.

Вот позади родной отец и мама,
Что Дочь свою сюда вели любя,-
Восходит резво по ступеням храма
В Свой новый дом прекрасное Дитя;
И в этом светлом Божеском жилище
Судьба Тебе до срока возрастать,
Где ангел Божий напитает пищей,
И сердце обогреет благодать.
В те дни природа от Тебя скрывала,
То Таинство, что выше естества –
Благую весть, что Ты избрáнной стала,
И скоро будет радость Рождества…
А дальше… день пасхальный нам откроет
Историю с чистейшего листа,-
Где нас Господь соединил с Собою
(Но прежде будет скорбный путь Креста).
Тогда не знала Ты, наступят годы,
И сроки царств языческих пройдут,
И в Церкви Божьей целые народы
Тебе хвалу усердно вознесут;
Ведь как бы кто не подвизался строго,
Высот Твоих не суждено стяжать,
Никто земной не будет ближе к Богу,
Чем Духом Божьим избранная Мать.

На чужом берегу
Плачет русская «мисс»,
Проклиная судьбу
И шальной свой каприз.

Ни друзей, ни подруг,
В сердце боль и гроза,
Здесь улыбки вокруг
Да пустые глаза.

И цветы на окне
Красотой не влекут.
Даже птицы и те
По- другому поют.

Опротивел вконец
Белозубый ковбой.
Горделивый «самец»,
Старичок «молодой».

А с альбомной страницы
Мама в душу глядит
И по-русски молиться
Тихо сердце велит.
 

Есть в этой жизни – особые мгновенья
Они как молнии в ночной грозе
И в эти тихие моменты озаренья
Так всё понятно, так легко тебе

Перед тобой – неведомые дали,
Прозрачный мир без теней и границ
И ты летишь, забыв свои печали
И так не хочется обратно вниз...