Омилия

Под перстами, невелики, –
Пяльцы узкие, -
Проступают чьи-то лики,
Будто музыка…
И волнением до дрожи
Сердце полнится:
Здравствуй, здравствуй, Матерь Божья,
Богородица!
Белый плат, златые пряди,
Ризы вышиты…
На тебя с любовью глядя,
Станем выше мы!
На иконе златошвейной
- Безыскусное -
Нам поет благоговейно
Сердце русское!

Возле дома, где жили Жорик, Капа, здоровенный третьеклассник Вовка Семякин, добрейший Бузька, зловредная бабушка Бабарыкина и ещё два подъезда людей, лежала лужа. Она была такая большая, что не просыхала даже зимой. Иногда в средине лета, если не было дождя, а солнце шпарило, как угорелое, она исчезала. Но такое случалось редко, потому что только солнце принималось шпарить, как из-под земли начинал бить фонтан. Это прорывало питьевую трубу, которую так часто чинили, что она привыкла и не обращала внимания.
Пока воды фонтана наполняли лужу, краны шипели и всасывали в себя воздух, а зловредная бабушка Бабарыкина бегала вокруг песочницы с пустым чайником и кричала, что будет жаловаться куда надо или пусть они сами пододеяльники стирают.
Капин папа называл это круговоротом воды в природе.
* * *

Жорик никогда не ругал маму и папу. Зато мама с папой ругали его часто. Они ругали его за нечищеные зубы, немытые руки, следы на ковре, разбитый стакан, усы на фотографиях, перевёрнутое варенье, форточку, спички и всякое такое.
Бабушка Лиза, наоборот, Егорку защищала:
– Подумаешь, уронил человек ложку с балкона. Ну и что? Ложку всё равно кто-нибудь найдёт и спасибо скажет. Так что нечего ребёнку нервную систему расшатывать!
Жорик не знал, что такое «нервная система». Зато он знал, что такое «расшатывать». Они с Капой любили расшатывать загородку возле детской площадки. Зацеплялись пальцами за железную сетку, повисали и расшатывали. Когда Жорик представлял, как мама с папой расшатывают его нервную систему, ему делалось смешно.
– Вот видите, – говорила бабушка, – от ваших придирок у ребёнка смех на нервной почве начинается. Бедный мальчик…
Бабушка гладила «бедного мальчика» по голове, а Жорик размышлял: почему почва нервная? Хотя чего тут удивительного: любой станет нервным, если по нему всё время ходить ногами…

В остывшую душу - горячие стрелы,
Ожогом целебным живого огня,
В холодное сердце цветок красно-белый
Откуда-то с Неба вонзился в меня..

Душа улыбнулась слезами надежды
И в каждую каплю вгляделась она,
Там вера с любовью в блестящей одежде
Подали мне хлеба и чашу вина.

Кусаются ночи скупыми слезами,
А звёзды на небе куда-то зовут..,
Ну, где ты, мой ангел с большими глазами,
Которые любят и верят, и ждут!

Просил я у ветра на море и суше
Доставить две строчки в чужие края:
Возьми моё сердце, согрей эту душу,
Куда мне, мой ангел, теперь без тебя?!
 

Севу Изуверова дразнили «попом». С длинными кучерявыми волосами, вьющейся бородкой, а к сорока - и с подвыпершим изрядно вперёд пузцом, он поначалу обижался на насмешников, даже подумывал сменить «имидж»: взять да и забриться наголо, «под Котовского». Но в последние годы, когда уже не в диковинку стал колокольный звон, там и сям пробивающийся сквозь шум города, прозвище Изуверову даже льстило, хотя в церковь-то, откровенно говоря, он если и заходил в год раз - то событие.

Сева был ни бомж, ни деклассированный элемент, просто художник-оформитель, неудачник, к годкам своим начинающий со страхом понимать это. Не спасал дело и звучный псевдоним - Севастьян Изуверов, так-то по паспорту гражданин сей значился проще некуда - Александр Иванович Козлов.

Сказка для малышей

Пришла весна — красна. Пригрело яркое солнышко, побежали быстрые ручьи, зашумели деревья.

Прилетела из далёких краёв птичка-невеличка. Села на веточку в большом саду и защебетала:

— Чуи. Чуи. Кому колыбельную песенку? Кому колыбельную песенку?

— Мне, мне! — закричал лентяй, — я работать не буду, а буду эту песенку детям за деньги петь. Пироги себе покупать, да объедаться.

— Нет, мне! Мне! — оттолкнула лентяя жадина, — Я песенку под замки спрячу, никому не дам.

Не понравились такие слова птичке. Полетела она в большое село. Смотрит, на пороге бедного дома сидит женщина, плачет, да мальчика Алёшу укачивает. А дитя знай себе кричит, надрывается.

Подумала птичка, подумала, да и подарила этой маме колыбельную.

Начала женщина её петь:

 — Баю, баю, дитятко!
Баю, баю, милое!
Поспи, дитятко, поспи,
У Бога счастья попроси!
Боже счастьица даёт,
Тебе в люленьку кладёт!

Жизнь то весна, то метелица,
То полный штиль, то штормит,
То она ласково стелется,
То она словно гранит

С другом бывает разладится,
Где-то не повезёт,
Что-то серьёзно не нравится
Или наоборот

Можно навеки обидеться,
В сердце печаль затаить
И никогда не увидеться,
И никогда не простить,

А на дворе – воскресение,
Радость весеннего дня,
Я выбираю прощение,
Чтобы простили меня…
 

У меня сегодня нет спокойных дней,
Лишь душа, пропитанная кровью.
Я один на тысячи ночей,
Где любовь схватилась с нелюбовью

Чья возьмёт? Попробуй распознать!
Да и нужно ли? Как будто это лечит.
Все молчат, и только Божья Мать,
Показалось, дунула на свечи

Всё пройдёт! Безжалостный пароль!
Ну, а если напрочь зацепило?
Тогда – любовь, возьми любовь… и боль
И веру, чтобы Богу угодила!

Рука к руке. До гробовой доски,
До самого последнего предела.
Или пропасть и сгинуть от тоски.
Душа моя, ты этого хотела?

В словах своих, в поступках и стремленьях,
Я оступаюсь в грех день ото дня,
И лишь одно прошу с благоговеньем:
О Господи, за все прости меня!

Прости за то, что юной жизни силы,-
Тот дар, что мне Тобой ниспослан был,
Я не Тебе, но тленным благам мира,
С таким стараньем глупо посвятил.

Когда я в жизнь, гордец упрямый вышел,
Меня жгло пламя страстного огня;
Прости за то, что я не смог расслышать
Твой голос чистый, что позвал меня.

Я грешен был, и я сопротивлялся,
Твои уроки принимал скорбя,
Но Ты сумел до сердца достучаться…
И в храме светлом я обрел Тебя!

Пусть я и стал в духовной жизни строже,
И пусть познал, как мог, пути Твои,
Но я не дал Тебе того, что должен,–
Сыновней, чистой, искренней любви.

Когда Ты вел меня путем спасенья,
Я слабым был, и я жалел себя,
То похотью, то злом, то нераденьем,
Я беспокоил каждый день Тебя.

Я столько дел сгубил, что Ты доверил,
(Добро так хрýпко в немощных руках),
Но знаю я, что Ты в меня поверил,
И эта вера изгоняет страх.

Стою смиренно пред Твоим порогом,
Создатель мой, и мудрый Судия,
О как хочу служить Тебе я слогом
(Коль будет воля правая Твоя).

В Твоем Дому служений разных много,
И я с отрадой осознать могу,
Что рифмы такт, благословлéнный Богом,
Несносно тяжек вечному врагу.

Благослови ж, Отец, и даруй силы,
В стихах добро и истину нести;
Да грешен я,- но Ты меня помилуй,
Не забывай в Своих путях вести.

Чтоб не метать потоки рифм пустые,
Прошу Тебя моей опорой стать,
Чтоб слабости свои и думы злые
В стихах (О нет!) другим не передать.

И чтоб гордыня не играла мною,
Сподóби мя смиренья дух стяжать,
Чтоб многих дел, ниспосланных Тобою,
В безумии себе не приписать.

Вот пред Тобой стою, духовно нищий,
Коль воля есть Твоя, благослови,
И напитай меня нетленной пищей,
Чтоб я расслышать мог слова Твои.

Как от горьких скорбей и напастей
Мы стремимся свой кров оградить,
Как в спокойное, нежное счастье
Мы нацелены двери открыть;
Как, тщеславны трудами своими,
Жаждем новых высот и побед,
Как храним свое честное имя
От недоброй молвы и клевéт;
Как заветное здравие плоти
Всеми средствами рады вернуть,
Как в земных утопаем заботах,
Пролагая свой жизненный путь,–
Мы бы так, отвергая надменность,
К Небесам устремиться смогли,
Так хранили бы Господу верность
И Его благодать берегли…

                                         2009
 

Уйти в отрыв, хотя бы на полтрети,
Оставив грусть на долгое «потом»,
Где будущее видится с трудом
И ничего хорошего не «светит»

А ветер дул холодный и серьёзный,
Дрожало от бессилия стекло,
Но это буйство дикое прошло
И появились спрятанные звёзды

Бродяга ум – скиталец любопытный,
Ищи нектар небесный, неземной,
Где дух соединяется с тобой
Душой любви, в ограде слов молитвы!

Ищи нектар небесный, неземной…