Вы здесь

Все. Произведения

Ракушка

Точно как в детстве –
Прижавшись ухом к ракушке,
Слушать,
Словно внутри – океан,
От изумления
Почти не дышать,
Также – могу я не спать,
И всю ночь напролёт
Смотреть
На твоё лицо,
На брови, взлетевшие ввысь,
На тихий спокойный лоб -
Их оберегать,
Как когда-то давно ракушку –
Прятать в тайник души –
И слушать, и слушать, и слушать
В твоём дыхании – Жизнь.

Подставное лицо

Марика сидела в кафе с полными слез глазами и переосмысливала катастрофу, которая в одночасье перечеркнула так красиво распланированное будущее.

Вокруг слышалась негромкая немецкая речь. Из настенного телевизора ведущий скороговоркой вещал новости.

Душа Марики плакала и стенала от людской подлости.

Это ж надо было пройти столько мытарств, погубить лучшие годы в чужой семье, мучиться ностальгией в этой прилизанной Германии – и всё для того, чтоб в один день остаться у разбитой семейной лодки и вдобавок без львиной доли своих сбережений, утекших в неизвестном направлении.

Деталь

Во мне что-то лопнуло. Какая-то часть меня отвалилась, и звякнув, покатилась по асфальту.

Я растеряно огляделась. Ничего. Покачала головой и пошла вперед, не оборачиваясь.

Все равно теперь не починить…

На автобусной остановке сидел большой лохматый пес. То ли он устал, то ли ему было жарко, но он тяжело дышал, высунув язык.

- Привет. – сказала я псу.

Он мигнул добрыми глазами. Закрыл и снова открыл свою пасть, будто здороваясь со мной.

Подошёл автобус, и я, не глядя на номер, нырнула внутрь.

От потери моей детали, я чувствовала себя опустошенной. От взгляда собаки внутри стало тепло. Я была словно рукавица, забытая кем-то на тумбочке под зеркалом - пустая и теплая.

Главное, о чем напоминает Церковь

Смерть может быть приношением Господу, а может быть бессмыслицей. Так говорит нам Священное Писание. Например, незадолго до своей кончины апостол Павел написал: «Я уже становлюсь жертвою, и время моего отшествия настало» (2 Тим. 4:6). Греческое выражение, переведенное как «я уже становлюсь жертвою», буквально означает «я уже возливаюсь». Здесь используется греческий глагол, обозначающий возлияние жертвенной крови на жертвенник. Получается, что апостол осмысляет свою приближающуюся смерть как жертвоприношение.

Комментируя данное место, блаженный Августин пишет: «Павел говорит, что отдается на заклание, а не что умирает; не то чтобы тот, кого отдают на заклание, не умирал, но не всякий, кто умирает, отдается на заклание». Итак, смерть может быть приношением Богу, но такую смерть надо заслужить. «Не всякий кто умирает, отдается на заклание» — т.е. не всякая смерть прославляет Господа.

Он просил: «Не спите, други!»

Он просил: «Не спите, други! Други!
Выспитесь попозже, на досуге — без Меня».
Но други крепко спали —
от всего безумно уставали.
Что поделать? С каждым ведь бывает:
сон порой, как смерть одолевает.
Спите,.. спите,.. други и округа... —
всё равно уже проспали Друга,
проболтали на ФБ, Вконтакте,
в Твиттере профитькали. Абстрактен
этот Друг, а тот, другой — милей:
он понятен и давно родней.

Великая Цель

В сказочной повести Сергея Марнова «Имон или пожертвованное детство» есть всё, что должно быть в хорошей детской книге. Маленькие (да и большие тоже) непоседы увлекутся интересным сюжетом, где есть и погони, и похищения, и схватки с бандитами, и колоритный (иногда даже немного хулиганский) юмор, и еще много-много чего. Серьезные педагоги, полагаю, найдут книгу полезной в воспитательном смысле. Повесть выдержана в лучших традициях детской литературы, где добро побеждает зло и есть множество прекрасных примеров для подражания. Книга учит добру, состраданию, настоящей дружбе и готовности всегда прийти на помощь, особенно к тем, кто слабее. А сентиментальным читателям при чтении, наверное, не обойтись без носовых платочков.

А сегодня на утренней лодке...

А сегодня на утренней лодке
Плыл Христос, раздавая хлеба,
В окружении ангелов — Кроткий,
Время билось в раздольный набат.

В духоте запыленной юдоли
Мимо шли, пробегали года,
Города прошагали по полю,
Землю трав для бетона отдав.

Четыре дня

                         Зима Лазаря.
                                 о.Андрей Спиридонов

Пусть четыре времени года
Уместятся в четыре дня.
Кто-то плачет над собственным гробом:
Этот мир – что на шее петля.

Всюду тленье опавших листьев.
Помнишь строчки: «смердит уже»?
Если б не было горьких истин,
Мы застыли бы в сладкой лжи.

Большое сердце

Большое сердце больше всего мира —
оно одно у человека с Богом.
Бери его себе и доминируй:
страдать другими дар совсем немногих.

Большое сердце не вместить вселенной:
она от ужаса свернётся в точку.
И только личность ставит многоточье,
где слёзы в камень превратили тленных.

Большое сердце — птичка на распутье:
куда лететь оно понять не может.
Боль рвёт его на мелкие лоскутья,
она повсюду — поиск невозможен.

Раскинула руки...

Раскинула руки — мои ведь —
пусть щупают ветры на прочность.
Раскинула сердце — моё ли? —
пусть взыщет Твою непорочность.
Раскинула скорби — как сети:
уловом не всякий доволен.
Тревожные вести, как рыбы —
ловец их глубинным уловлен.

Белый мир

Бьётся прошлое тревожно
Где-то в самой глубине.
Память знает всё, что можно,
Всё, что нужно обо мне.

От последнего абзаца
До провала моего.
Надоело прибедняться 
Непонятно для чего.

Спаси меня, Спасе!

Спаси меня, Спасе, от всяких напастей,
От суетных мыслей и дел.
И милостью щедрой покрой мои страсти
И муки сердечной удел.

А кто-то мне скажет - о чём ты страдаешь,
И мука откуда твоя?
Всё просишь чего-то, к иконе взываешь, 
Тревожишь Создателя дня?

Отвечу печально - когда очи сердца
Откроются Божьей рукой,
Такие глубины греховности дерзкой
Предстанут смертельной тоской!

Поймёшь свою немощь, заплачешь безвольно,
И руки протянешь к Творцу -
Спаси меня, Спасе, в смирении гольном,
Исправи, очисти овцу!

Не спать

Не должно нам спать – умножает вину
В ночи Гефсиманской расслабленность наша,
Нельзя предаваться покою и сну,
Христос предаётся молитве о Чаше.

Не должно нам спать – и по воле Отца
Понять, что и ныне, и в будущем веке  
Христа длиться мукам – до мира конца…
Глаза тяжелеют. Слипаются веки.

Две сестры

— …О! Письмо от Оксаны! Мака щелкнула курсором по конвертику. Ее двоюродная сестра-москвичка писала редко, но метко. Зато звонила по праздникам и время от времени подкидывала сотню долларов на текуще-бесконечные нужды.

Между ними было четыре года разницы, несхожесть менталитетов и интересов, визовый режим и две тысячи километров. Тем не менее, сестры дружили.

Письмо начиналось так:

— Макушечка!

Страницы