Александр Блок (28 ноября 1880 — 7 августа 1921) в жизни Цветаевой был единственным поэтом, которого она чтила не как собрата по ремеслу, а как божество от поэзии и которому, как божеству, поклонялась. Анастасия Цветаева вспоминает об отношении своей сестры к поэту:
«Творчество одного лишь Блока восприняла Марина как высоту столь поднебесную, что не о какой сопричастности этой высоте она и помыслить не могла — только коленопреклонялась».
Восковому, святому лику
Только издали поклонюсь.
Опущусь на колени в снег,
И, под медленным снегом стоя,
И во имя твое святое
Поцелую вечерний снег —
Там, где поступью величавой
Ты прошел в золотой Тиши,
Свете тихий, святыя славы,
Вседержатель моей души.
Из воспоминаний Ариадны Эфорн:
«Выходим из дому еще светлым вечером. Марина объясняет мне, что Александр Блок — такой же великий поэт, как Пушкин. И волнующее предчувствие чего-то прекрасного охватывает меня при каждом ее слове».
Кузмин, наряду с Бальмонтом и Блоком был поэтом, оказавшим наиболее сильное влияние на творческую эволюцию Цветаевой от «Вечернего альбома» к сборнику «Версты I». Не потому сейчас нет Данте, Ариоста, Гете, что дар словесный меньше — нет: есть мастера слова — больше. Не те были мастера школы, те жили свою жизнь, а эти жизнью сделали писание стихов. Оттого ток — над всеми — Блок. Больше, чем поэт: человек.
* * *
Имя твое — птица в руке,
Имя твое — льдинка на языке.
Одно-единственное движенье губ.
Имя твое — пять букв.
Мячик, пойманный на лету,
Серебряный бубенец во рту.
Камень, кинутый в тихий пруд,
Всхлипнет так, как тебя зовут.
В легком щелканье ночных копыт
Громкое имя твое гремит.
И назовет его нам в висок
Звонко щелкающий курок.
Имя твое — ах, нельзя! —
Имя твое — поцелуй в глаза,
В нежную стужу недвижных век.
Имя твое — поцелуй в снег.
Ключевой, ледяной, голубой глоток…
С именем твоим — сон глубок.
15 апреля 1916
Это первое стихотворение из шестнадцати цикла «Стихи к Блоку» (1916—1921) — характерно для Цветаевой. Оно посвящено имени Блока, самому его звучанию. Три строфы, логически сменяющие друг друга: в первой — описание фонетического и даже графического состава слова Блок (Имя твое — пять букв — оно писалось с твердым знаком, Блокъ); во второй — сравнение звуков этого имени со звуками природы; в третьей — эмоциональная ассоциация (звук поцелуя). Цветаева дает всестороннюю семантизацию слова, поясняя даже чисто фонетический факт билабиальности звука б (Одно-единственное движение губ...) и характер звука л („льдинка на языке). Три сравнения второй строфы, поясняющие звуковой комплекс блок, раскрывают вместе с тем и образный мир блоковской поэзии: камень, упавший в воду пруда (усадебная атмосфера, безмолвная природа), щелканье ночных копыт (важнейшая тема Блока: Над бездонным провалом в вечность, Задыхаясь, летит рысак, или Вновь оснеженные колонны или Вон счастие мое на тройке В серебристый дым унесь но), щелканье курка (трагизм блоковского «страшного мира»). Третья строфа, содержащая, в сущности, признание в любви, связывает звучание имени поэта с поэтическим миром его Снежной маски. Стихотворение завершается словом глубок, содержащим все звуки имени поэта и рифмующим с ним. Так осмысляется комплекс звуков Блок, приобретающий в сознании Цветаевой глубокую закономерность.
Из дневника. 30 августа 1921 года:
«Смерть Блока. Еще ничего не понимаю, и долго не буду понимать. Думаю: смерти никто не понимает... Удивительно не то, что он умер, а то, что он жил. Мало земных примет, мало платья. Он как-то сразу стал ликом, заживо — посмертным (в нашей любви). Ничего не оборвалось, — отделилось, весь он такое явное торжество духа, такой — воочию — дух, что удивительно, как жизнь — вообще — допустила... Смерть Блока я чувствую как вознесение...
Человеческую боль свою глотаю. Для него она кончена, не будем и мы думать о ней (отождествлять его с ней). Не хочу его в гробу, хочу его в зорях».
Думали — человек! Умереть заставили.
Умер теперь. Навек
— Плачьте о мертвом ангеле!
Черный читает чтец,
Топчутся люди праздные...
— Мертвый лежит певец
И воскресенье празднует.
Цветаева посвятила Блоку 21 стихотворение. Из них 12 были написаны уже после его смерти. Москва в этих стихах такая же, как в стихах, посвященных Ахматовой и Мандельштаму, — те же купола, колокола, гробницы царей и цариц, Кремль, уличные фонари...
«...Есть места с вечным ветром, с каким-то водоворотом воздуха, один дом в Москве, Например, где бывал Блок и где бывала я по его следам — уже остывшим. Следы остыли, ветер остался».
* * *
Други его — не тревожьте его!
Слуги его — не тревожьте его!
Было так ясно на лике его:
Царство мое не от мира сего.
Вещие вьюги кружили вдоль жил,
Плечи сутулые гнулись от крыл,
В певчую прорезь, в запекшийся пыл —
Лебедем душу свою упустил!
Падай же, падай же, тяжкая медь!
Крылья изведали право: лететь!
Губы, кричавшие слово: ответь!
Знаю, что этого нет — умереть!
Зори пьет, море пьет — в полную сыть
Бражничает. — Панихид не служить!
У навсегда повелевшего: быть!
Хлеба достанет его накормить!
15 августа 1921
