Омилия

Я люблю одиночество... Одиночество, в котором я могу обратиться к своей Звезде... Даже если Она очень далеко... Даже если Она в неведомых мирах...

А однажды мне представилось, что мир пуст... Есть только я и безкрайняя Вселенная... Очень тягостное, даже непомерно тягостное это чувство — вдруг очень ярко ощутить, что ты в мире один, во всём огромном мире ты ОДИН... При этом словно нечто серое и ледяное тысячами тончайших иголок протыкает твою душу насквозь...

...Не знаю, что может чувствовать космонавт, вдруг по несчастливому стечению обстоятельств оторвавшийся от космического корабля и безвозвратно улетающий в бездну Космоса... Но, думаю, что даже находясь в погибельном отчаянии, он всё же не ощутит эту замораживающую всю человеческую суть ПУСТОТУ...Он будет помнить — на Земле остались родные, которые его любят, которые будут думать о нём и вспоминать...

О тебе, мой посёлок Буды,
Я писать могу неустанно.
Где бы ни был, но помнить буду,
Что родными с тобою стали.

Всё, что стих мой хранит певучий:
Птичий щебет и запах сена —
Дарит мне твой рассвет могучий,
Что пришёл из звёздного плена.

Я давно влюблён в твои дали
И в пруды я влюблён седые.
Мы с тобою в полях мечтали,
Что дороги нас ждут простые.

Господь наш Иисус Христос так любит нас, что сам знает, что нам лучше, где и когда. В Евангелии от Луки (гл. 11, ст. 9) написано: «Ищите, и обрящете, толцыте, и отверзется вам». Эти слова глубоко запечатлела я в сердце своем. Как бы мы были счастливы, если бы доверяли Промыслу Божиему о нас!

Я очень просила Господа избавить от борющих меня зависти, ревности и обид. В июне 2011 года желание покаяния случайно привело меня в Муром, в Воскресенский женский монастырь. Приближалась Троица. Монастырь на берегу Оки был весь в руинах, в зелени и в цветах, в нем только начиналась монашеская жизнь. Здесь все было такое настоящее и благодатное, недаром говорится, что «сила Божия в немощи совершается». Я была готова месить бетон, доить корову и полоть огород, даже не дерзая украшать храм веточками березы к празднику. Но спутница моя спешила уехать, имея свои дела, и зная, как мой муж отнесется к такой причуде. Наверное, это было рассудительно, но я уезжала, как изгнанница из Рая.

Постою под берёзой, 
   Укрывшись листвой изумрудной,
И к морщинистой коже корявой 
   Устало прижмусь, 
Я с тобой пошепчусь 
   И судьбой поделюсь многотрудной,
И отдам тебе всю 
   Надоевшую тайную грусть.
   
Ты верни мне ту радость
   И ту беззаботность былую.
Вижу солнце запуталось
   В листьях, от света рябых,
Расплети этот свет,
   Дай лучистую прядку живую
На остаток усталых,    
   Но всё-таки лет золотых. 

Вымыть окна стеклянные, полно!
Тонны стекол в витринах и так,
Не легко за стеклом, не привольно,
Разве вешать белье и гамак.

Мне бы выплакать горе мирское!
Расплескали здесь боль и покой,
Словно реки текут и расколот
Шар земной неприметной тоской.

И удило закидывал странник
Прямо в горы уральские — ввысь!
Но молчал непреклонный охранник,
Только птицы в раздолье неслись.

Все земные занятия, наслаждения, почести, преимущества — пустые игрушки, которыми играют и в которые проигрывают блаженство вечности взрослые дети. Св. Игнатий (Брянчанинов)

Мир улавливает нас собственной же глупостью. Он агрессивно навязывает ложь: ложная вина за слова, которые могут отрезвить, или согласие с ложью ради временного комфорта и сиюминутного убежища, ложный страх перед правдой, способной разоблачить лжецов. Ложь запрятана в каждом изгибе лекал глобально-информационного пространства. Сознание здесь изменяется, как пластилин, приспосабливаясь к хитрым схемам и миру, непрерывно придумывающему новые правила «успеха».

Жаждой духовной, снедаемой страстью,
Мок под дождем я с ветрами ненастья.
Рек мне Твой Голос Всесильною властью:
Следуй за Мною промокшее счастье!
Я — чернь и персть, порожденье забвений,
Ты — Света Луч, приближаешь мне вечность.
Белых ночей укрощаются тени
И исчезают они скоротечно.
Где же надежда известно воспрянет,
То ли отчаянно пепел развеять?
И так мучительно на сердце станет
От невозможности что-либо сделать.

Любовь безусловная,
Без обязательств,
И без обстоятельств,
Чьи души изранены...

Любовь бесконечная
Без препирательств,
И без обид,
Что сжигают нас
Бранями...

Простой деревянный домишко
Вдали от многополосных дорог.
Сирень, облепиха и вишня,
Смородины куст, огород.

А что еще нужно для лета?
Разве не был таким же рай,
Когда голос Отеческий «где ты?»
Еще никого не искал?

Миром правят
Лгуны,
Колдуны,
Несуны,
Словоблудьем
Зачаты
В пробирках...

Сто шагов до 
Войны...

Нет в сердцах 
Тишины,
А в умах
Уж просверлены
Дырки...

…Русико сидела в коридоре возле кабинета гинеколога и тщетно пыталась сохранить душевное спокойствие. На данном этапе она вела исключительно здоровый образ жизни и всячески избегала любого негатива. Нервы, как известно, всему голова. Если хочешь забеременеть, надо быть спокойной как удав.

Но попробуй не реагировать, когда перед носом вопиющее безобразие. Без очереди пролезли уже три человека — и все «на пять минут что-то спросить». Их «пять минут» прочно выливалось в полчаса. Вот тебе и визит по записи с номерным талончиком, который выдает электронная штуковина в вестибюле. Вот тебе и внешний вид, как в лучших клиниках Европы… «Нет, Грузию никакой Европой не исправишь», — подумала Русико. И как бы в подтверждение этих мыслей в кабинет заплыла толстая врачиха с беременной девицей на последнем сроке, кивнув очереди:

— Эта со мной.

Пронеслись лета державной славы,
Не ясны в грядущее шаги,
Огрубела плоть, растлились нравы,
Оживились давние враги.

Родина, поведай, что случилось,
Почему не смотришь гордо ввысь?
Далека отныне Божья милость —
От неё с лукавством отреклись.

За безволье в бурю лихолетий —
Если мы не сброд, а сыновья —
За твою судьбу мы все в ответе,
Родина печальная моя.