Бытие определяет квартирную боль

Известный таганрогский мудрец Беня Изральевич Михельсон, автор многотомного труда о счастии-злосчастии, как-то за кружкой пива сказал:

- Счастье - это когда с тобой рядом счастливая жена. И не важно, что в одной спаленке бок о бок с тобой ютятся: её капризная трехлетняя дочь от третьего брака и её первенец - угрюмый двадцатилетний сын с шумливой молодой супружницей и вечно плачущим грудным ребенком; на кухне загадочно обитает теща с гражданским мужем, у которого есть любимый многодетный сынок,коротающий тяжёлые невзгоды в коридорчике, а в прихожей, метр на полтора, скрепят половицами тещина бабушка и какой-то приблудный дедушка.

Не печалься. Главное, что  все вы вместе.

Юродивых утром прогнали...

Упала звезда с запредельных высот
И с привкусом горьким расколота явь,
И пчелы заснули у горлышка сот,
И мед точно медь запечатывал сплав
Мирского молчания схимы.
Здесь правда лжецами гонима!

А нам не хватает надежды и дней,
И сбилась линейная времени даль.
Все в крае бетона в неоне огней
Биение сердца считают в годах!

Юродивых утром прогнали
От чаши священной Грааля!

Прокаркает ворон в проемы окон -
Неведомой речи без слов откровенье,
И встанут на стражу с условных сторон
Сокрытых грядущих - безмолвные тени.
Кроватка пустует и слезы не льют,
Неистово в колокол вечности бьют!

Мир — только яблоко в руке...

Мир — только яблоко в руке,
и жизнь — лишь тень на потолке.
Она становится всё тоньше:
доел — прощай,
нет — жуй подольше.
Лучи уж кроют потолок — 
не лезет в рот судьбы кусок...
Ешь, не зевай — следят другие:
все те, кто яблоко вкушал.
Ешь, в мире нынче литургия
для тех, кто тени свет внушал.

Пусть будет мир.

Остановите Землю, я сойду.
Здесь слишком много ненависти, злобы.
И непомерным грузом, на беду,
Слова ложатся в душу не от Бога.

Покрылось серо-черным все вокруг
Перевернулся мир, здесь нету правды.
Врагом становится в одну секунду друг
Мрак окружил и нет нигде отрады.

Пусть трудный путь не станет тупиком
Невзгоды укрепят, не уничтожат.
Пусть будет правда Божья и закон.
Пусть будет мир. И счастье будет тоже.

02.03.2014

Под снегом ягода

Лучатся в памяти минувших дней,

Цветов пестрящихся, любимых лица,

А на исход становится видней

В конце пути дней жизни вереница.

 

Спрошу себя: был прок в ней, или нет,

Хоть чем-то напитал я чьи-то души?

Принес ли плод, а, может, в пустоцвет

На землю пал тщеславием иссушен?

 

В саду, с опавших роз шиповник ал,

Под снегом ягодой последней стал

Для стаи птиц голодных в зимней стуже.

 

Пора мне семечком для жертвы стать

И на скрижали сердца начертать,

Что без любви я ни на что не нужен.

Не хочется сгинуть в безумной войне

Не хочется сгинуть в безумной войне,

Мне б жизнь эту пить по глоточку.

Совсем неуютно в огромной стране

Лишиться ума в одиночку.

 

И май мне  – не май, и добро – не добро,

И горе, как будто, не горе.

Свобода без цели открыла нутро,

А там – никаких лукоморий.

Четыре скорости

Ползу по шкале, как улитка по трассе:
и этому «здрасьте!», и этому «здрасьте».
Кому-то «прощай» говорю на бегу,
«прости» — волочить за собой не могу.
Две скорости... Три — обнаружены в мире.
А будет наверное скоро четыре.
Где не был, где был, где движенье идёт,
и где понимают всё наоборот.

Я тихо поднимаюсь по следам

Меняют цвет и моду времена,

Одно пройдёт, другое на подходе.

Но в каждой встрече суть обнажена,

Где взгляды друг от друга не отводят.

 

И столько в этом жизни – «я» и «ты»,

И неприступной силы без ответа.

Особой неподдельной доброты,

Что думаешь невольно: мы ли это?

Ни слов, ни чувств

Ни слов, ни чувств, прогноз – сойти с ума.

Прокис февраль, и, видимо, дал тягу –

Под окнами захлюпала зима.

Ломаю карандаш и рву бумагу.

 

Такая ненаигранная грусть

До умопомрачения знакома.

Я знаю эту даму наизусть

И потому опять бегу из дома.

Встреча

(Из ранних стихов)

Он красовался каждым шагом -
Она застенчиво идет.
На нем рубаха белым флагом -
Она не броскостью живет.

Они присели в поцелуе
На ребра парковой скамьи.
Случайный, третий - вот, бегу я,
Чтоб не сгореть от их любви!

Надо петь

Если хочется умереть, 
надо петь -
крайне важно петь;
чтоб ослабила прутья клеть,
надо петь -
целым сердцем петь.
Чтоб умерила хватку смерть, 
надо сметь
Богу в ухо спеть.

26 февраля 2018

Белый город. Сиреневый лёд

Белый город. Сиреневый лёд,

В парке ель голубая стояла…

Неужели и это пройдёт?

Так красиво, но всё-таки мало!

 

Для чего этот день, этот снег?

Иногда  я теряю рассудок,

Потому что живёт человек, 

О котором уже не забуду.

Петь навстречу

Сор — не стихи, хоть те растут из сора:
кто песню ждёт, спешит навстречу песне.
И даже если будет голос сорван,
лететь навстречу песне интересней.

А пыль — не быль: юдоль и боль, простуда;
пыль — чад очей, забывших о прекрасном,
хула на жизнь, прельщённый друг иуда...
Уж лучше петь навстречу — пусть напрасно.

«Время страсти перетопит…»

Критики сходятся во мнении, что его поэзия это "чистый родничок забытого русского слова, который пробивается сквозь груды глянцевого мусора столиц". С этой мыслью трудно не согласиться. Представляю любителям Русского Слова стихи замечательного Вятского поэта, нашего современника, протоиерея Леонида Сафронова.

Рыба без воды — рыба...

Рыба без воды — рыба,
птица под водой — жальче:
сделала судьба выбор.
Горе иногда ярче...
Небо над водой — легче,
падает водой туча.
И того, кто был крепче
может подкосить случай.

Странники и потребители

Невероятная правда состоит в том, что Всевышний появляется в нашей жизни так, как и описано в Евангелии: в образе странника. Бессмысленное величие роскоши не описывает полноту существования, а выводит за скобки бытия неудобное. Видимое бытие всегда противоречит сокрытой вечности. Сокрытость и есть тайна непознанности и может проявляться тем, что нас отталкивает, именно поэтому она и остается непознанной. В этой реальности нет указания на то, какой является вечность.

Нео-лишний человек

Токсичны мысль, и музыка, и слезы;
классическая музыка – вдвойне;
и памятники... память... не о розах
(как хороши и свéжи). На войне
нет никого счастливого без тайны:
другая жизнь (шагрень наоборот)
страх проявляет, будто кадр случайный,
но даже в нем о главном не соврет.

По крендельку, по ломтику ветчинки,
по листику весеннему судить,
а ты снимаешь кожу, студишь льдинки,
стараешься пласты разъединить;
по-будничному смахивая крохи
(от праздничного завтрака), крадешь
крупицы опыта, сокровища эпохи,
а с ними – чью-то глупость, чью-то ложь

Страницы