Омилия

Екатерина Петровна из настоящих церковных бабушек. Не тех, кто порог церкви впервые робко переступил в пожилом возрасте, а кто ходил на службы в атеистические советские годы, взрослел, старился с Богом в сердце. Таких древних экземпляров, практически, не осталось в наших церквях. Много-много лет назад Екатерина Петровна ушла на пенсию и попросилась на клирос. «Всю жизнь мечтала», – сказала регенту. На сегодняшний день она самая пожилая клирошанка в соборе. Пусть не та энергия, что переполняла в пятьдесят пять лет, зато голос не подводит. «Сколько Бог даст – буду петь», – твёрдо говорит. Недавно похоронила младшего и единственного своего брата.

” Друг любит во всякое время и, как брат, явится во время несчастья.” (Притчи 17:17）

«Некий святой Отец как-то сказал: «Если я попаду в рай, то удивлюсь трем вещам. Я не увижу в раю тех, кого думал там увидеть. Я увижу в раю тех, кого не ожидал увидеть там. И, наконец, я буду удивлен, если спасусь сам!»? – архимандрит Рафаил (Карелин)

– Все, Мариночка, я отвезла анализы, – услышала я по телефону спокойный голос Лены, – завтра будут готовы.

– Ох, спасибо тебе, родная! – горячо поблагодарила я, – а то, если через поликлинику, то десять дней готовится, а мне срочно надо!

И уточнила:

– Леночка, ты легко их нашла? А то тут говорят, что лаборатория на каких-то задворках…

На старом выцветшем деревянном столе лежал блокнот. Он совершенно неожиданно упал с верхней книжной полки. А возможно  он сделал это осознанно и совершил побег с определенной целью. Теперь блокнот лежал на столе. Лежал интеллигентно, с достоинством. Обложка словно фрак, закрыта на все застежки, словно сигнал «Непосвященным доступа нет». И вдруг порывистый ураганный ветер фамильярно открыл окно, влетел в комнату и неловким движением  обнажил блокнот. Словно парус, трепеща белыми листами, блокнот парил на ветру. Он то сворачивался, то снова разворачивался, словно человек, не знающий что предпринять от неожиданной обиды и сжимающий от отчаяния и  бессилия голову.
   Недалеко от стола стояла душа. Такая же прозрачная, как воздух. Такая же беспокойная как ветер.

Лето, Питер, Аэропорт.Здесь живёт моя любовь. Границы, обстоятельства, разные языки. И вроде бы нет никаких помех, а встречаемся украдкой, словно преступники. За это время любовь стала другой: выдержанной, спелой, нежной, без глупой необузданной страсти и жадного эгоизма.
Механические лестницы мягко спускают меня в зал аэропорта, словно я совершаю переход из одного мира в другой. Моя любовь как всегда безупречна.В идеально выглаженной белой рубашке, отражающей свет и  с блеском стальных серых глаз.

Человек шел по набережной.Серый плащ, словно отражал неприветливое серое осеннее небо. В глазах бездна  печали. Человек подошёл к каменному ограждению и посмотрел вдаль, будто надеясь увидеть свои мечты. Наверное он часто приходил сюда, чтобы их встретить. А они пообещали, не обозначив точной даты, и не пришли.Может обманули, может их кто-то украл, может разбились. Так стоял человек, глотая немые слезы, перемешанные с солёными брызгами моря. Соль разьелала лицо и душу.

                                  Святой мученице Российской
                                  Великой княгине Елизавете Федоровне

Она стояла. Ослепляло солнце
застывший мир.
Всё кончено! Любимый не вернется!
И мир так сир…

А сердце его липкое от крови
в ее руках.
И в муках корчатся израненные кони!
Повсюду крах!

Орет Каляев где-то в самой гуще.
Твердит народ:
«Работала полиция бы лучше,
тогда бы вот…»

А Чудов огласил всех перебором.
«Господь, спаси», - 
крестились. Кто-то вымолвил со стоном:
«Лишаемся Руси».

В молчаньи - крик, в улыбке - боль,
ты плачешь - значит, ты живой.
Но если от любви так больно,
возможно, это - не любовь.

Собрав терпение в кулак,
забыв обиды, всё простив,
ты, даже сам не зная, как,
опять в душе любовь растил.

Прощай - и будешь ты прощён,
верь - чтобы верили тебе.
И расцветёт в душее цветком
любовь, столь важная в судьбе.

В царстве мёртвых особая тактика:
жизнь несмело снимает свой траур.
Бесполезна глупцам профилактика,
вечно могут проигрывать раунд.
Окружённые жвачками-мыслями,
потерялись здесь души заблудшие —
за беседами тела землистыми
соблюдают судьбу наихудшую.

Я врать учусь, конечно же во благо —
иначе больно многим дорогим.
Когда по-детски сердце моё наго,
оно не может угодить другим.

Враньём укутавшись, легко гуляю
по чьим-то равнодушным берегам —
так, кажется, следов не оставляю,
и потому врать завещаю вам.

31 июля 2018

Жил человек один.
Имел он логин и пароль.
Логином его было "Грин",
А паролем было «Ассоль».
Имел он в душе боль
Вышиною выше всех рей,
А в обществе он был «ноль» -
Но встретил Ассоль Грей!

Мой свет, уж ночь, а всё равно светло.
Луна как будто в отпуск отпросилась,
трава росой привычно оросилась,
и светит не Луна, а ты. В ночи
ужасно громки песни саранчи.
Мой свет! Уж ночь, а всё равно светло...

29/11/2017

Терпение в наш век – бесценный дар,
Особенно в годины искушений,
В нашествие болезней и лишений, 
Когда легко разжечь хулы пожар.

Хула уводит сердце далеко
От Истины, от милости Господней,
Она грозит расправой, преисподней
«Виновникам» несчастья своего.

Откроем суть: терпение не ждёт
Чудесной и волнительной развязки,
Терпение – не ожиданье сказки,
Оно не принимает злобы гнёт.

Терпение торопит нас извлечь
Из краткой жизни здравые уроки:
Найти ошибки и пресечь пороки –
И сýдьбы от крушенья уберечь.

Ему известно: в глубине души
Причина наших сбоев и падений,
Причина бед, недугов и сомнений;
Оно зовёт: «Себя познать спеши!»

Знаешь, жизнь ведь — это  наша птица,
рвётся из груди тебе навстречу.
Хоть нельзя крылами поделиться,
лишь дарящий крылья — безупречен. 

Как река, струится сердце птицы —
пей её живительную влагу
и взлетай, чтоб птичьим небом длиться,
а затем ложиться на бумагу.

29 июля 2018

потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной
(Еф. 6:12)

Иногда жизнь загоняет людей в тупик, из которого невозможно выбраться, если только не вытащишь сам себя за волосы…

Социальное государство рассыпалось в прах, патернализм превратился в пирамидальную структуру близкородственных корпораций, население забилось во все щели разрушенного общего дома, потихоньку спиваясь и вымирая на обочине чуждого бытия, в котором каждый человек-винтик будет посчитан и учтен для пожизненного заключения в рабовладельческую матрицу узаконенной эксплуатации…

 Я лишь только этих строк коснулся,

Как уже сиянье разлило́сь,

И рассвет путям земным вернулся,

И добро и зло, как прежде – врозь!

А ведь я прочёл совсем немного,

Как уже, дыханье затая́,

Мир воскликнул, обернувшись к Богу,

И ценна́, как прежде, жизнь моя!

Было воину Великой Отечественной девяносто с маленьким прицепом. И всё бы ничего. Здоровье вполне – ходил без палочки, читал без лупы, слух, конечно, не ахти, оказался самым слабым местом в организме. В остальном живи да радуйся – не каждому столько отпущено ходить по земле-матушке. Одно плохо – телевизор выводил из себя. Сын Виктор ругался: «Не смотри ты его! Не заводись! Не рви сердце!» Да как не заводиться, когда по Киеву и Львову, которые он освобождал соответственно в сорок третьем и сорок четвёртом, ходят маршами молодчики с портретами Бандеры и Шушкевича. Да с факелами. Новые власти незалежной дошли до того, что фашистские ОУН и УПА признали законными. Великую Отечественную войну упразднили, нет больше такого понятия на Украине. Четыре раза летал он в разные годы в Киев на празднование Дня Победы. Сердечно приглашали, душевно встречали, самую высокую честь оказывали ветеранам-воинам-освободителям. И снова на Крещатике фашисты. Без танков и бомбардировщиков взяли город. Как здесь не рвать сердце?

БЕДА

Первый рассказ раба Божия Иоанна

Папа мой из уральских казаков. Недавно прочитал, казаки-уральцы в большинстве своём придерживались старой веры. Гнула их власть, притесняла два века, а поди ж ты – грянула революция и не поддались на приманку коммунистов о создании рая на земле. Из всех казачьих войск уральцы самыми преданными оказались царю-батюшке и Отечеству. Не пошли в красные под лозунгами «Власть советам» и «Грабь награбленное».

Год за десять, может быть за тридцать —
долгожитель! Скорость — велика.
Вот уж солнце за гору садится,
спать ложится щедрый великан.

Жизнь — что птица: пой, летай на воле;
лишь в полёте всё на высоте.
Умереть бессмертный слух неволен,
даже если все слова — не те.

Луч за десять, может быть за тридцать:
скорость света — что ещё хотеть?
У земного есть своя граница,
но для света невозможна клеть.

25 июля 2018

Неужели все так и закончится,
                              став неизбежностью.
Беспощадно сжимает мгновения
                              жизни рука.
Проведенные кем-то границы,
                              с беглой небрежностью,
нас разделят прозрением поздним
                              наверняка.

И тогда, может быть, в косяке шумных дней
                              пролетающих,
заплутав в лабиринтах зеркальных
                              мирской суеты,
вспомнишь город большой, ложной роскошью
                              затмевающий;
безучастность поэта, что полтора века
                              зрит с высоты;

             В мире широком, в мире шумящем
             Мы – гребень встающей волны.
                                        В.Брюсов

Неспокойное море. Чайки жалобным криком
предвещают гибель волны,
что о берег взъерошенным свитком
разобьётся, избавляя от немоты
эти дикие скалы.
И в прибоя пенистой каше
галька крутится, словно лото.
Но игрок лишь один – в горизонта кармашек
ночь опустит всё золото…

А я верю: на гребне косматом
Безмятежья возникнут черты,
Когда алый парус заката
Развернётся на мачте мечты.

2017