Начав ходить в храм в конце 90-х годов XX века я долго не мог понять, отчего все собирающиеся здесь люди так равнодушны к культуре и искусству. Почему они считают творчество чем-то неважным, "мирским" – как они его называют, но при этом, хоть они постоянно, чаще всего, не кстати, возглашают о своей вере, жизнь подавляющего большинства из них не стала от этого ни ярче, ни полнее, ни радостней.
Стали чаще и горше утраты,
Все труднее скрывать уязвимость.
Улыбаться – как ставить заплаты
На прорехах непоправимости.
Я прощать разучилась. Уходят
Непрощенные мною. Но сводит
Болью мышцы лица в маску белую:
Жизнь по капле уходит из тела!
Не оставь меня, Боже, в горе!
Примири, защити… Очисти.
И отцовской своей рукою
На путь жизни наставь и истины.
Так молюсь, зажигая лампаду…
Разве важно – права, не права ты?
Боже вечный, Любовь распятая,
Быть с тобой – это боль и радость
Но уже тверже грунт под ногами.
Вновь суду Твоему предстою.
И, мешая слова со слезами,
Всех прощаю и всех люблю.
У кого вой? у кого стон? у кого ссоры? у кого горе? у кого раны без причины? у кого багровые глаза? У тех, которые долго сидят за вином, которые приходят отыскивать вина приправленного (Притч. 23, 29-30).
Они уходят от близких в алкогольный дурман, в какие-то темные коридоры, куда никому нет доступа. Вот он, стоит рядом, бесконечно любимый сын, надежда всей материнской жизни. Стоит, покачиваясь, нетвердо держась на ногах. Хмельная, заплетающаяся речь, тупой взгляд, бессвязные фразы. А мечтала, что вырастет, выучится, станет поддержкой и опорой состарившейся матери. Что женится на красивой и доброй девушке, а там и внуки пойдут.
Отбрось уныние! Напрасен скорбный вдох!
Имеешь многое, вручил все это Бог.
И не завидуй радостям других,
не знаешь горечь ты печалей их.
Тепло приятно нам чужого очага
и у соседа – запах пирога.
Там потрудились, вымесив пирог,
погнули спину, припасая дров.
Отбрось уныние. Напрасен скорбный вздох.
Везде имеется тот роковой чертог!
И не завидуй радостям других,
не знаешь горечь ты печалей их.
(По мотивам стихотворения Фридриха Рюкерта "Sei unbet;rt und unverst;rt…") (1788-1866)
Friedrich Rückert (1788-1866)
Sei unbetört und unverstört…
Я помню всё. Не помнить – не могу.
Приветствую вас, братья, без разбора...
И роза заалела на снегу
От вылитого сладкого «Кагора».
Я верую не в призрачность мечты,
А в тишину без боли и печали.
Спаси нас, Господи. Но где был Ты,
Когда за то, что – русский – убивали?
И снежная застыла колея
Внутри меня, и мраморные плиты,
С которых улыбаются друзья:
Солдаты, музыканты и бандиты.
2019
Посуда не вымыта, дети не уложены, уроки не проверены… А всё почему? Потому, что мама не может оторваться от новой книги! «Матрешкино счастье» называется, автор – Любовь Кантаржи.
Начало книги напоминает банальный женский роман. У одной героини сплошная невезуха, у подруги – наоборот, всё окей. Вот встретились они после долгой разлуки, посидели в кафешке, поболтали за жизнь, разбежались. Следующая сцена – типичные перепалки мамы с девочкой-подростком. И я даже немного разочаровалась поначалу. Как-то всё слишком обыденно, банально…
Но тут раздается телефонный звонок. И на другом конце провода героиня с ужасом узнает голос любимого человека, погибшего пятнадцать лет назад.
Я говорю с собой чаще, чем с вами,
говорю с собой довольно плохими словами,
плохими стихами птицу прошу для меня спеть —
кислород кончается, ей надо ко мне успеть.
Если Слово придёт, оно меня споёт,
если птица поёт — она меня спасёт.
Кислорода хватит, просто дыши вглубь,
чтобы выпорхнул песней белый души голубь.
Здесь отчаянье бродит хитрой лукавой лисой,
пой себе о счастье, выгони пёсий вой.
Люди дружат адом, потому что живут в аду,
а увидев песню, думают я — в бреду...
У входа в мозг топчется сказка " По щучьему велению"... Смотрю трепетно вдаль. Передо мной окольчуженная льдом речка, вязкий снег по берегам, полоска леса вдалеке, сбоку пришибленные домишки, вросшие в окученную снегом землю, на берегу полусгнивший мостик, три днищем вверх дюралевые лодки и молчаливая прорубь, подернутая за ночь юным ледышком. Стою, покачиваюсь... Хочется окунуться.
Слышу сухой треск льда, вижу как прорубь покрывается тонкими трещинами. Лед лопается и, разбрасывая ледышки, высовывается голова рыбины с открытой пастью и изогнутыми зубами. На голове - царская корона, на теле - золотая чешуя и серебряные плавники...
***
Месяц опускает луч
на дома епитрахилью,
Ночь сегодня принимает
исповедь от сентября.
Осень, словно мотылёк,
расправляет чудо-крылья
И над нею звёзды робко
и заплаканно горят.
Неужели ты поверишь
в то, что лето канет в Лету?
Сохранить тепло – не просто.
Но кому то по плечу…
И летит сквозь время наша
неуёмная планета.
Ночь прочтёт канон последний
и зажжёт зари свечу.
С тайной осенней твой лик сообразен.
Время событий я вновь обретаю.
Дней, как листву облетевшую наземь,
Жизни страницы читаю, листаю…
Светлые, грустные дни хороши,
Да и капризы твои мне понятны.
Осень и ты – две погоды души,
Может быть, - дождь, завтра - снег благодатный.
То ли разлука, а то ли печаль,
Или отчаянных душ возмущение,
Болью единою стиснет скрижаль
Двух половинок сердечных сплетение.
В хор парафраз, в унисонное пение,
Словно с тобою мы венчаны осенью,
Ветра затихшего благословением
Моросью мокрого неба без просини.
Ждет телефон долгожданную весть
Разных порой обстоятельств,
Тайные коды пытаюсь прочесть
С их аллегорией иносказательств.
Петр сказал Ему в ответ: Господи! если
это Ты, повели мне придти к Тебе по воде.
Мф. 14, 28
Повели мне придти к Тебе по воде,
И бушующий вал станет твердою сушей.
Если нет Тебя с нами на нашей ладье,
Кто управит корабль в стихии ревущей?
Кто рожденную мутной пучиной волну
Кротким взором от буйного бега удержит?
Кто укажет заветную в небе звезду,
Что в холодных просторах согреет надеждой?
Если нет Тебя с нами на нашем челне,
Что за польза – блуждать по бездонной пустыне,
Утомленным пристать к Гадаринской земле,
Где с рожденья живут только хлебом единым?
Посвящается 200-летию
со дня рождения И. С. Тургенева
Я не знал эту Русь золотую,
Что живёт в Ваших храмах из слов
И хранит благодать луговую,
И покой вековечных лесов.
Там сидят ребятишки у речки
И горит в темноте костерок,
Так просты и духовны их речи,
Так простор необъятно широк.
Там «Бирюк» верно барину служит,
Побеждая терпением зло,
Он спасает крестьянские души,
Что в трущобу греха занесло.
Ермолай там с Валеткою ходит,
Ловит раков искусно и дичь,
И Калиныч с зажиточным Хорем
Смысл бытийный сумели постичь.
И когда на рассвете с ружьишком
Вы идёте сквозь время и грусть,
Я люблю свою старуху.
Мне любовь далась непросто.
Люблю рот её беззубый,
Необидчивость младенца,
Неуверенную поступь,
Ожидание исхода,
Прочь отброшенную гордость
На пути у небосвода.
Я люблю свою заботу:
Слушать пульс,
Давать таблетки,
Я люблю в своей старухе –
Старость?
Детство!
Если не пользоваться человечностью в себе, она «усохнет» и «отвалится» - за ненадобностью. Причём важно заметить, что человечность должна быть обращена на всякого другого человека, а не только на моего: нужного мне, значимого для меня и пр., иначе это будет разновидность корысти*, а не человечность. Отсюда растёт и «любите врагов ваших» - любить значит являть человечность, а не просто думать о ней или грезить.
Когда каждодневная жизнь такова, что человечность в ней неприлично избыточна, когда на человечное отношение к другому попросту не остаётся пространства, а также сил и времени, человек мутирует в сторону бесчеловечности. Бесчеловечное становится обыденным, привычным и, в конечном итоге, «нормальным».
Собираем ягоды
Мы с бабулечкой гуляли
И малину собирали.
Потихоньку из корзинки
Съела я чуть-чуть малинки.
Дома смотрим: где малина?
Испарилась половина!
Вяжем с бабулей
Вяжет бабушка полдня
Теплый свитер для меня.
Вот и мне бы научиться –
Чтобы так мелькали спицы.
Уменьшается клубок –
Подрастает свитерок.
Шьем с бабулей
У бабули лоскуты
Небывалой красоты.
Я из них для куклы Кати
Смастерить решила платье.
Я старалась, шила, шила –
К платью… бабушку пришила.
Я сегодня на поляне
Сам собрал букет большой,
Подарю цветочки маме –
Самой милой и родной.
Я же знаю, что мужчины
Дарят женщинам цветы.
Скажет мама: – Молодчина!
Вот уже взрослеешь ты…
Мама – это лучик счастья,
Очень я ее люблю,
Все невзгоды и ненастья
Я от мамы прогоню.
Ей во всём я помогаю,
Я уже совсем большой!
Улыбнется дорогая:
– Я, сынок, горжусь тобой!
И, особой силой наполняясь,
Век за веком сказка говорит,
Что приходит к добрым в срок свой радость,
И звезда над жизнью их горит.
И пускай ярятся лиходеи –
Та звезда восходит вопреки
Всем злодействам и любым злодеям –
Словно весть друзьям, что Бог не спит!
Рождество двухтысячного года.
Долгожданный праздник. Торжества.
Свет и снег, и хмурая погода,
И суровой вечности листва,
И неугасаемые свечи,
И святой огонь благих даров…
Литургии. Проповеди. Речи.
Ангельское пение хоров.
В Риме, Праге, Лондоне, Триесте
Господа народ благодарит.
На высоком, выстраданном месте
Храм Христа Спасителя стоит.
Тридцать лет пройдет таких коротких,
Что трех лет − не долее трех дней −
Обождет для праведников кротких
Двухтысячелетний юбилей
От Распятия и Воскресения,
И от Вознесения Христа!
...Храм открыт, а летопись спасения
Счет ведет от первого листа...
Июнь 2000 г.
Оля подружилась с Витей и решила, что выйдет за него замуж. Правда, раньше она собиралась замуж за Мишу. Но что тут поделаешь… Сердцу не прикажешь.
Как оказалось, сам Витя еще не знает о свалившемся на его голову счастье. И Оля обещала поставить его в известность.
Через несколько дней я спросила ее об этом.
– Витя не разрешил выходить за него замуж, – вздохнула Оля. – Он сказал, что его за это папа заругает.
Так что пока остановились на Мише. Он, кстати, тоже об этом еще не знает.
– А Мишу папа не заругает? – спрашиваю.
– Наверное, нет. Миша же старше Вити.
И то верно. Семь лет – это вам не пять…
По понятным причинам имена женихов изменены. Когда всё окончательно решится – настоящее имя объявим официально…
Если выбрать внутри
точкой стояния вечность,
замереть и глядеть,
мир начнёт помаленьку дряхлеть,
осыпаться, как краска
на долго не крашенной двери.
Штукатурка осыпется с лиц,
обещаний, подарков, надежд.
Всё падёт, если станешь
и будешь глядеть, ничего не прося.
Вдруг упавшее вздрогнет
и взглядом тебя поразит.
О, тогда не гляди на него —
не сумеет простить.
3 ноября 2019
