Омилия

«Ты, говорят, в Бога ударилась?» — такими репликами иногда встречают меня давние знакомые, но я не обижаюсь на эти слова, потому что считаю, есть в них некоторая обличительная правда.

Прожив полвека, неслась я по дороге жизни, задрав нос, не замечая, как сшибала с ног встречных, да любимых. И вот однажды наткнулась на Него, на Бога — тряхнуло меня от этой встречи так, что не стало ничего краше и дороже, чем тихое стояние в храме, чем благоговейное пение Херувимской песни, прославляющей Всевышнего. Вот и получается, что в Бога ударилась...

Но если я начну уверять вас, что в храме всё тишь и благодать, то совру. Не только Херувимские песни звучат под сводами старого храма, но и страсти житейские бушуют здесь. А как же иначе — идём мы сюда неспокойные, взбудораженные несправедливостями окружающего мира. Несём с собою обиды, разочарования и неустройства. Несём свои сердца Богу, а биение сердец слышит весь храм. Ведь храм это не стены, а люди. Это живой организм, который ходит, дышит и бурлит, как брага во фляге на печке у моего деда (из детства).

Сидим, болтаем ни о чём, пьём чай с тортом. Компания состоит из едва знакомых людей. До времени каждый прячет свой внутренний мир, полный сумбурных впечатлений и личного опыта.

— Кто книжек не читает, тот больше других знает! — восклицает круглолицая старуха, сидящая на углу стола.

Все стараются не замечать её неприлично громкие возгласы.

Мы все — соседи, собрались за столом по поводу дня рождения нового управдома. Мы — элита дома, приближённые к делам управления.

И тут сам управдом ввязывается в спор двух женщин: молодой и старой, видавшей ещё прошлую войну.

— Что ни говорите, а человек не волен выбирать свою судьбу, — говорит управдом. — Вот каким он родится, таким всю жизнь и живёт. И родители ничего не могут с этим поделать — все наши воспитательные потуги ничего не стоят.

— Его сын сидел в тюрьме, недавно вышел, — шепчет мне на ухо соседка, сидящая от меня слева.

— Ааааааа, — протяжно шепчу я. — Тогда понятно.

Уходят дни. И так за годом год.
Иные уж давно  в  нездешнем мире.
Придет к концу и мой круговорот:
последний шаг в проигранном турнире.

Какой багаж с собою унесу?
Что в путь возьму из жизни бренной  этой?
Земные блага душу  не спасут,
когда Всевышний призовет к ответу.

…Уходят дни. Уж  короток мой  век,
сумятицы удерживают путы.
Но времени неистовствует бег:
Считает дни, а может быть минуты…

О, Господи, не дай пропасть душе!
Прими молитву робкую, Спаситель,
Чтоб не упасть на трудном вираже,
Когда покину здешнюю обитель.

Нужно по капле выдавливать из себя раба.
А. П. Чехов

Ни звука, ни искорки света
В баюкающей тишине.
Свобода! Ни мер, ни запретов,
Ни даже теней на стене.

Отдавшись всецело покою,
Бредовые мысли глуша,
Как будто спасительной тьмою
От мира укрылась душа.

Я стал осторожнее птицы,
Затих в ожидании дня.
Приблизиться память боится,
И пятится прочь от меня.

Мы стали проще и понятней,
Терпимей, ласковей, скромней.
Странимся шумных встреч и зрелищ.
У нас сложился круг друзей.
Мы стали время экономить
И одиночество ценить,
Оберегать чужое счастье,
Свое настойчивей хранить.
Мы стали лучше и добрее,
Хотим и учимся прощать.
Мы стали сдержанней, мудрее,
Привыкли думать и молчать.
Но, иногда толкнет лукавый,
Глупца прилюдно обличить.
Так необдуманно и глупо
Себе еще врага нажить.

По бульвару ходят люди
В красном, черном, голубом.
Скромно, шумно, молчаливо,
Вспоминая о былом.
И, без умолку, болтают,
И, спешат везде успеть,
Наслаждаясь и мечтая
Вечно жить и не стареть.
Я смотрю в окно на Волгу,
На бульвар с его листвой,
На смешливую девчонку,
Что махнула мне рукой.
Как скромна провинциалка!
Древний русский городок.
Кинеш..., Китеж..., Кинешемка...
В сердце греет огонек.

Разве это в стихи уложить —
В их земные, непрочные рамки,
Если вся моя, Господи, жизнь
Без Тебя в пустоту превращается?
Ты Отрада моя и Пристанище.
Так, как искре нельзя без Огня,
Без Тебя мне не жить — только маяться…
Не оставь же, мой Боже, меня!
Я стою пред иконами, плачу.
Слезы — кровью из раны горячие.

       Светает. Воздух еще дремлет на резных листьях старых кленов,  утренняя молитва струится из сердца батюшки. Вдруг с балкона донеслась какая-то возня и тихое топанье. Отец Петр подумал, что показалось: ведь матушка Евфросиния и сын Александр еще крепко спали. Но через мгновенье кто-то начал осторожно скрестись  в балконную дверь, а потом все стихло.

       После того как вся семья встала, батюшка направился к балкону, решительно распахнул дверь и застыл от удивления. Прямо перед порогом сидел черный котенок и смотрел на него большими голубыми глазами.

Осень… Для кого-то из людей это «волшебная, романтичная пора ярких красок», для других всего лишь дожди, грязь и уныние. Чем отличаются первые от вторых? Чувственностью, тонкой организацией души, или же просто всё дело в возрасте? Мне кажется, что, скорее всего, здесь следует упомянуть о таком феномене, как «простота души». Что такое вообще «простота» в нашей жизни? Удивительным образом это слово приобрело какой-то характерный оттенок именно в наше время. «Ты такой простой!» - восклицаем мы, когда хотим укорить человека в недальновидности и скудоумии. «По-простецки так одет», - говорим мы с пренебрежением о человеке, отличающемся от нас только тем, что он не носит дорогую, модную одежду.

Когда и при каких обстоятельствах произойдет наша встреча с Богом, не знает никто! Случайно  или   осознанно, но мы всё же встретимся «лицом к лицу» с Ним.  Как пройдет это встреча? Что будет после неё? С какими мыслями мы будем вспоминать о ней?   Это зависит не только от Него, но и от нас.

Зима украдкой смотрит из-за дыма-
немного, и придет ее черед.
Так хочется морозца нестерпимо!
Услышать, как метелица поет.
Полюбоваться снежностью беспечной,
да чай из трав покрепче заварить.
И радость ощутить от близкой встречи,
что принесут с собою снегири.
…Рябину  за окном смакуют птицы,
когда еще полакомятся всласть.
А сад уже освоили синицы.
И одинокий лист танцует вальс.

Зима украдкой смотрит из-за дыма…

— Доченька, умница, время ложиться в кровать!
Разве не надоело с  дрёмою воевать?
Веришь, во сне отступает простуда и боль,
Ты засыпай, я побуду подольше с тобой.
Слышишь, за окнами дождик листву ворошит,
Это, наверное,  ангел сквозь дождик спешит!

— Папенька, миленький, только не уходи!
Как же  наш ангел пройдёт сквозь ночные дожди?
Вымокнут  крылья его, он на землю падёт,
Ножки поранит и белые крылья сомнёт...

— Полно-ко дитятко, эта беда — не беда,
Дождик для ангела — будто бы с гуся вода,
Спи моя лапочка.  Ангел, поди, у дверей,
Ждёт, чтоб  уснула ты мирно и поскорей.
Папенька вышел и дверь за собою закрыл...
Капали капельки с белых, божественных крыл...

Задули ветры осенью,
почуяв волю вольную,
летят в полях над озимью,
над пашнею раздольною.
Взмывают ввысь высокую,
играя в небе тучами,
дрожат осинки тонкие,
да ивушки плакучие.
Зима спешит с метелями
поспеть к порогу загодя,
леса синеют елями,
рябины рдеют ягодой.
Смахнула осень кроткая
слезинку набежавшую.
…ушла тропой короткою,
шурша листвой опавшею.

Не надо в зале столика с шампанским.
Я здесь случайный гость, а не звезда.
Сыграйте мне «Прощание славянки»,
Срок вышел — до свиданья, господа!

Мы с вами распрощаемся сквозь зубы.
Кому нужна бессмысленная лесть?
Как быстро отыграли ваши трубы.
Вы так и не смогли меня прочесть.

Вокруг крутились, злились, лезли в душу.
Пытались вырвать это интервью.
Я не курю, не пью, люблю простушек,
Они мне дарят искренность свою.