Помолись я прошу обо мне.
Вместо тысячи слов, пусть без рифмы,
Помолись ты в ночной тишине,
И твои Он услышит молитвы.
Помолись. Чуть забрезжить рассвет.
С переливами птичьего гама
Каждый вздох твой и каждый привет
Донесётся до Божьего храма.
На рассвете молитва чиста,
На рассвете лучиста молитва.
Светлый Лик Иисуса Христа
Явит утренняя палитра.
День так быстро пролетает
Мать дочурке напевает:
«Баюшки-баю,
Не ложись ты на краю...»
Покапризничав немножко,
Зайку подтянув под бок,
Маму спрашивает крошка:
«Спит ли ночью Бог?»
— Знаешь, дочка, Бог не спит
На людей с небес глядит.
У Него забот полно:
Жизней ткет он полотно.
ПАСХАЛЬНАЯ РАДОСТЬ
На небе мысленном опять —
не миф, не сказка! —
встаёт — ничем не удержать!!! —
Святая Пасха!
Восходит праздник к небесам
зарёй спасенья —
и ниспадает в души к нам
Свет Воскресенья.
И в день — единственный в году! —
смотри в оконце! —
у ранних пташек на виду
играет солнце!
Вериги смерти сокруши!
Сон ветхий отряхни с души!
В полночный час — двух стрелок перекрестье —
Христос Воскресе!
Как светозарна эта ночь!
Ничто не в силах превозмочь
Светоносного начала дня предвестье —
Христос Воскресе!
О, Пасха Красная Господня!
Играет небо в преисподней
И вся земля ликует в поднебесье —
Христос Воскресе!
Облака, как полотнище паруса
Хочется в небо с ними.
Богородице Дева, радуйся!
Радуйся о Воскресшем Сыне!
Самое страшное прожито,
Болью по сердцу вышито.
Солнце взошло Божие
Слезы Твои высушить.
Сегодня уже не вспомниться
Терний — людская злоба.
Замерли мироносицы
Возле пустого гроба.
Здесь пелены оставлены,
Жен голоса несмелые…
Там облачают ангелы
Спасителя — в снежно белое!
Повсюду благовест звучит,
Взмывают птицы над крестами.
И к нам доносится с небес:
«Христос Воскресе! Боже с нами!»
Поют весенние ручьи,
Мир обновлением восславлен.
И мы, счастливые, кричим:
«Христос Воскресе! Боже с нами!»
— А ведь ты Меня не любишь, — сказал Господь, протягивая Свою руку в ответ на мою, вытянутую для приветствия.
Я легонько пожал его кисть в своей. Рукопожатие получилось не таким страстным, как я думал.
— Люблю, Господи! — возразил я. — Разве Ты не видишь, сколько я тружусь для Тебя?!
— Не вижу.
Он сидел рядом со мной за праздничным столом, но радости не было. Инерция мысли несла меня к списку добрых дел, который хотелось озвучить, но я пресёк себя и запнулся.
Разговор не клеился, и Господь решительно встал, чтобы выйти.
— Господи, — взмолился я, — не уходи! Сегодня же Пасха: жена напекла вкусных куличей и наготовила много еды. Мы ждали Тебя!
— Пасху Свою Я хочу разделить с теми, кто знает в чём Моя Пасха, — сказал Господь и направился к выходу.
Казалось, Он куда-то спешит.
В аллее липы от крутой зимы
Черны — весна не оживит их кроны,
На голых ветках хмурятся вороны,
Как часовые февраля и тьмы.
Нет никакого прока от весны
Для душ иных, как и для лип аллейных —
От стужи жизни, от чернил портвейна,
Как дерева померзшие, черны.
Праздником праздников и торжеством из торжеств именует Церковь сей святой день устами одного из вселенских учителей святителя Григория Богослова. И в этом заключается глубокий духовный смысл, ибо «настолько Пасха превосходит все торжества, не только человеческие и земные, но даже Христовы и для Христа совершаемые, насколько солнце превосходит звезды» (Слово 45. На Святую Пасху). В славном Воскресении Господа Иисуса, ставшем важнейшим событием в истории спасения человеческого рода, заключается самый смысл и глубинная суть нашей веры, сердцевина и мощная сила христианского послания миру.
Вся наша проповедь в эти дни умещается всего в два слова. «Христос воскресе! — Сказав сие, что могу сказать более? Все сказано!» — восклицает святитель Филарет, митрополит Московский (Слово в день Святой Пасхи, 18 апреля 1826 года).
История человечества после грехопадения Адама — это история непрерывной борьбы добра со злом. Проявив непослушание Создателю, люди впустили в свою жизнь и в мир грех, а вместе с ним страдания и болезни, тление и смерть. Но, самое главное, грех разлучил людей с Богом, Который зла не сотворил и чужд всякой неправды.
В Воскресении Христовом для человека открылись двери сладкого и вожделенного Рая, для которого человек был создан Творцом, в котором человек некогда обитал, но который человек потерял — через ложь, извратившую внутренний мир человека и сделавшую человека неспособным жить в Раю.
Самыми счастливыми в Воскресении Христовом стали наши прародители Адам и Ева, ибо они некогда опытно вкусили сладости райского блаженства, а потом потеряли его. Скорбь о потерянном Рае, которая много тысячелетий угнетала наших Прародителей, была глубже и тяжелее скорби всех земнородных, которые видели утерянный Рай только очами своей веры. Поэтому, хотя в Воскресении Христовом возрадовалась и возвеселилась вся тварь (Канон Св. Пасхи, п. 9), но невозможно измерить пределов радости наших Прародителей, которые приобщались к райской жизни не верой своего сердца, а живым опытом своей личной жизни.
Дверь нужна тому, кто ищет выход. Но выход — это ещё и вход. Куда? Нужен ли вход тому, кто ищет выход?
Как часто просто хочется сбежать из ада, не думая о том, что следует за этим. По-настоящему сбежать из ада можно, только войдя в рай.
Христос — Дверь, Путь, Истина, Жизнь. Войдя в Христову дверь, мы попадаем в Жизнь, а значит должны быть живыми, чтобы войти.
Чем живое отличается от мёртвого? Апостол Иаков нам отвечает: вера без дел — мертва (Иак. 2:14,20). Каково же дело верующего человека? Осуществление, созидание ожидаемого Царства Христова. То есть, утверждение Христовой истины словом и делом.
Слушай волшебство пасхальной ночи,
Осенясь спасительным крестом.
В эту ночь дороги — чуть короче.
Чуть уютней дом, где мы живём.
Жди письма с небес, усталый странник.
Верь и жди — случится волшебство.
Прилетит божественный посланник
С искоркой для сердца твоего.
Разгорится в сердце Божий пламень.
Он вот-вот сойдёт в Ершалаим!
Как Завет — Он вечно будет с нами.
Во века веков! На том стоим.
«Не хочу!» — как наваждение. Эти два слова с некоторых пор стали для него главными словами существования. Каждое утро начиналось с адского «Не хочу!», и, казалось, этому не будет конца.
Однажды ему захотелось взять в руки кувалду и раскрошить весь окружавший его и до смерти опостылевший мир. Он проделал свою разрушительную работу в воображении и был поражён результатом.
Хрупким, стеклянным, хрустальным оказался не мир, а он сам. Он сам разбился вдребезги лишь от желания прикончить мир.
Так разбился бы глиняный кувшин от удара о что-то более прочное и более крепкое. Он глядел на свои осколки со стороны и видел мир, похожий на каменный монумент — памятник смерти. Да, именно смерти — её то он и хотел прикончить.
Мука жизни — в сопряжённости жизни со смертью. Пытка единения живого с мёртвым. Уничтожить хочется не жизнь, а именно смерть. Но это невозможно никому из смертных. Смерть — монумент нашей жизни.
О, великие самоубийцы, ваш секрет раскрыт: вы хотели убить смерть и только смерть, но по недоразумению, по незнанию своему, вы убили в себе жизнь. Вы целились в смерть.
Когда я говорю, что подлинно только трагическое искусство, а искусство «оптимистическое», восхваляющее мiр и его красоту, — неподлинно и ущербно, то иногда слышу в ответ некий — возможно, мой собственный — голос: «Значит, тебе мерзок мiр! Не воспринимая искусство, любующееся красотой мiра — красотой рассветного полета птицы, набухающей почки, зреющих полей и чистых озер, красотой человека, наконец, — ты презираешь мiр, сотворенный Богом, и хулишь Творца! Неужели ты не способен даже детками любоваться, их радости радоваться?! Настоящий христианин видит мiр в Боге, свет Бога в мiре, ему чужда истерика разлада, распада, прикрывающаяся якобы высоким именем трагизма! Трагедия — от безверия!»
Что ответить?..
От себя и от имени тех, кто научил меня трагическому христианству, могу сказать вот что. Нам понятна радость наслаждения прекрасным творением Творца, но радость наша отравлена знанием о смерти. Наше сердце разрывается от этой трагедии конечности, мимолетности прекрасного. Радуясь прилету птиц весною, мы ощущаем тоску, зная об их отлете. И умиляясь беззаботному смеху и лепету ребенка, мы открытыми от сострадания и страха глазами видим стоящую неподалеку от него смерть.
Однажды ветхий человек
В себе забудет отраженья,
и ветхость скинув, вырвет век
от ускользающих мгновений.
Однажды я пройду везде,
Собрав и правду и бесправье,
И будет сложно углядеть,
Куда склонились утром травы.
На вопросы отвечает Константин Владимирович Яцкевич, православный кризисный психолог, преподаватель нравственно-ориентированной христианской психологии в Школе катехизаторов Минской Епархии Белорусской Православной Церкви
— Рэй Брэдбери в одном из своих интервью говорил: «Я никогда не слушаю никого, кто критикует мои космические путешествия, мои аттракционы или моих горилл. Когда это происходит, я просто упаковываю моих динозавров и выхожу из комнаты». Многим творческим людям близка такая позиция, когда хочется просто «упаковать чемоданы» и уйти прочь, если чувствуешь, что не пришёлся ко двору. Это гордость?
— Не всегда только гордость, хотя чаще именно она. Кроме гордости здесь может быть и такое специфическое состояние, как неконгруэнтность, т.е. понимание чуждости атмосферы или ценностного базиса другого человека для возможности понимания друг друга и разделения общих ценностей. В таких случаях, дабы не провоцировать конфликт ценностей и интересов, действительно, правильнее просто уйти, «упаковав свои чемоданы».
— А как соотносится гордость, самость и инстинкт самосохранения, вложенный Творцом в нашу природу? Что-то подсказывает, что изначально у нашей самости есть какой-то положительный, вероятно защитительный, смысл, который важно осознать для верного понимания себя, своей природы и своего устроения.
Утопаю в болоте
И не чувствую дна,
И житейское море
Захватило меня.
Ничего уж не вижу,
Рвется крик из груди:
Боже, Боже мой, Боже,
Помоги мне, приди!
Дети спят, а я читаю,
Распинали как Христа.
На окне стоит рассада,
Еле слышно шелестя,
Словно шепчутся расточки:
«Бог сегодня был распят:
Ветер, солнце, белый крокус —
Все об этом говорят».
Дети спят, раскинув руки,
Им о Смерти невдомёк.
А часов настенных стрелки
Вновь описывают круг.
И Господь повис, раскинув,
Свои руки на Кресте.
Это было на Голгофе.
Это есть.
Сегодня.
Здесь.
Ни судьба не волнует, ни деньги,
Даже если с собой не в ладу.
Мне бы в сад у глухой деревеньки,
Раствориться бы в этом саду.
Надышаться прозрачным и чистым,
Вольным воздухом в майском тепле.
Отлежаться на травах волнистых,
Прижимаясь всем телом к земле…
Но наступит ли время такое:
Поумней, подобрей, посветлей?
А пока, только Бог успокоит,
И поймёт, как никто из людей.
