Жаждою духовной

Жаждой духовной, снедаемой страстью,
Мок под дождем я с ветрами ненастья.
Рек мне Твой Голос Всесильною властью:
Следуй за Мною промокшее счастье!
Я — чернь и персть, порожденье забвений,
Ты — Света Луч, приближаешь мне вечность.
Белых ночей укрощаются тени
И исчезают они скоротечно.
Где же надежда известно воспрянет,
То ли отчаянно пепел развеять?
И так мучительно на сердце станет
От невозможности что-либо сделать.

Безусловная любовь...

Любовь безусловная,
Без обязательств,
И без обстоятельств,
Чьи души изранены...

Любовь бесконечная
Без препирательств,
И без обид,
Что сжигают нас
Бранями...

Плетеное кресло

Простой деревянный домишко
Вдали от многополосных дорог.
Сирень, облепиха и вишня,
Смородины куст, огород.

А что еще нужно для лета?
Разве не был таким же рай,
Когда голос Отеческий «где ты?»
Еще никого не искал?

Пока еще есть время…

…Русико сидела в коридоре возле кабинета гинеколога и тщетно пыталась сохранить душевное спокойствие. На данном этапе она вела исключительно здоровый образ жизни и всячески избегала любого негатива. Нервы, как известно, всему голова. Если хочешь забеременеть, надо быть спокойной как удав.

Но попробуй не реагировать, когда перед носом вопиющее безобразие. Без очереди пролезли уже три человека — и все «на пять минут что-то спросить». Их «пять минут» прочно выливалось в полчаса. Вот тебе и визит по записи с номерным талончиком, который выдает электронная штуковина в вестибюле. Вот тебе и внешний вид, как в лучших клиниках Европы… «Нет, Грузию никакой Европой не исправишь», — подумала Русико. И как бы в подтверждение этих мыслей в кабинет заплыла толстая врачиха с беременной девицей на последнем сроке, кивнув очереди:

— Эта со мной.

Родине

Пронеслись лета державной славы,
Не ясны в грядущее шаги,
Огрубела плоть, растлились нравы,
Оживились давние враги.

Родина, поведай, что случилось,
Почему не смотришь гордо ввысь?
Далека отныне Божья милость —
От неё с лукавством отреклись.

За безволье в бурю лихолетий —
Если мы не сброд, а сыновья —
За твою судьбу мы все в ответе,
Родина печальная моя.

Диалоги о Церкви на украинской земле

Приближающийся праздник Пятидесятницы традиционно рассматривается православными проповедниками как день рождения Церкви. Все действительно так, возражений никаких быть не может. Только вот ведь какая штука: у многих людей, называющих себя православными, почти полностью (а иногда и без «почти») отсутствует понимание того, что такое Церковь. И сегодняшняя Украина дает ярчайший пример потери здравого церковного сознания.

Батюшка с амвона говорит, что через неделю, на Троицу, мы будем праздновать день рождения новозаветной христианской Церкви. Прихожане согласно кивают головой. Но уже после службы те же прихожане, беседуя друг с другом, могут завести спор: почему все православные Украины не могут соединиться? Вот взять, всем вместе собраться, отслужить Литургию, и решить проблему раскола в один день. Мы ведь вроде все свои люди, украинцы. Чего нам ссориться по пустякам?

Арестовали солнце...

Арестовали солнце и посадили в тюрьму.
Зачем это нужно, убей, не пойму.
Ужели оно в чём-нибудь виновато?
Ведут уголовное дело ребята,

Пытаясь всерьёз создавать обвиненье.
Мол, яркое очень у солнца свеченье,
С ним множество раз крайне жарко бывает,
И это несчастных людей утомляет.

Когда стоишь...

Когда стоишь и некогда упасть

во грех, в успех —

то падаешь в любовь,

лишь потому, что нет пути иного.

В любви всё ново:

судьба, враги, клыки —

чужое.

Стояние — падению под стать,

когда упав, стремишься встать.

Когда пришёл — стоишь,

дороги — позади,

лишь путь

снегами блещет впереди.

 

На краю мира

Голубь на колокольне

Крещенский сочельник. Падает снег, замело и завьюжило всю землю. Мороз, на свет фонаря струятся с неба снежинки серебром. Я лежу дома с гриппом, с температурой 38 и понимаю, что до храма мне уже не дойти. И вспоминаю паломничество на Святую Землю, и самый отрадный момент его — погружение в священные воды Иордана… Июнь, жара за 40 градусов, пустыня, едем мы на экскурсию к Иордану, к месту подлинного крещения Господа нашего Иисуса Христа. Вдоль дороги колючая проволока и загранпосты, люди с автоматами. Экскурсовод был уверен, что этот объект займет минут 30, потому что место малоосвоенное, полдень, усталость, достопримечательностей почти нет. Но у батюшки нашего, архимандрита Никандра, планы были совсем другие.

Часы ее жизни

Часы жизни остановились
(В.И. Фигнер).

Старухе не спалось. Но заснуть ей мешал не телевизор, включенный на полную громкость. Она давно уже привыкла к несущимся с экрана песням, воплям, хохоту и выстрелам, и засыпала под них, как дитя — под материнскую колыбельную. Нет, дело было не в телевизоре. И даже не в том, что у нее опять разболелись суставы — к этим болям она тоже давно привыкла, как к докучливым, но неизбежным спутникам старости. Нет, не потому ей не спалось… Впрочем, не все ли равно, отчего не спится по ночам одиноким старикам?

Кряхтя и охая, старуха (а звали ее Зинаидой Ивановной) тяжело поднялась со скрипучего дивана, покрытого вытертым и засаленным персидским ковром, и засунула под диван свою клюку со стершейся резинкой на конце и крючковатой рукоятью. Вот клюка ударилась обо что-то твердое…

Закатное

Солнца луч по обоям скользит,
Создавая уют желтизною.
Вечереет, закат уж кровит,
И рождает строку за строкою.

Добрым следом на сердце осел
День ещё одним жизненным мигом.
Среди множества суетных дел
Что Тебе оставляю, Владыко?

Не творила добра на бегу,
И не плавилось сердце любовью,
Только небо в закатном соку 
Принимаю подарком и новью.

Полюбить

Бог людям противится гордым,
Забывшим про Новый Завет.
А ты, если дали по морде,
Люби тех, что дали, в ответ.

Старайся, радей понемногу,
Осмысливай с чувством вины,
Что все полюбить нас не могут,
А мы полюбить их должны.

Страницы