Да будет воля Божия!.. Но только
Не сразу проясняются дела.
Сожгла равноапостольная Ольга
Древлянский город ропота дотла.
И вороньё над городом кружилось,
И пахло гарью, горем и бедой,
Чтобы из праха мести зрели милость
И утешенье матушки святой…
Этот праведный гнев
строчек,
выбеляющий след
ночи...
Позабуду свою
строчность:
я теперь — человек,
Отче...
Всe повторяю первый стих
И всe переправляю слово:
— «Я стол накрыл на шестерых»...
Ты одного забыл — седьмого.
Невесело вам вшестером.
На лицах — дождевые струи...
Как мог ты за таким столом
Седьмого позабыть — седьмую...
Невесело твоим гостям,
Бездействует графин хрустальный.
Печально — им, печален — сам,
Непозванная — всех печальней.
Издревле на Белом море жили потомки новгородцев, характер и уклад которых ковались борьбой за жизнь — помогали утверждать русское имя на суровых берегах моря Мёрзлого, учили мужеству, запасали опыт.
Обильна Двинская страна! Богата рыбой и зверем, и скотом, и лесом умножена. А того паче — именитыми корабельными капитанами, лоцманами, плотниками, зверобоями-промышленниками — людьми характера крепкого.
Жил среди них писатель, который старательно реставрировал полувыцветшие страницы из большой историко-культурной летописи России. Талант драгоценный, многогранный — и мастерство его было особенным.
М.Ц.
Кого пронзило одиночество
насквозь,
как бабочку игла,
кому и жить едва ли хочется,
того помиловать могла ль
судьба,
могли ли люди
вобрать в себя чужое им,
которого уже не будет,
но есть которое?
Я хочу сегодня посеять на грядке звезды.
Сквозь тягучий и терпкий, прогорклый тугой воздух,
Сквозь толщу земли взойдут они в память о чуде.
Кто-то должен гореть, освещая пути людям.
И если птицы случайно потопчут рассаду:
Струйки света погаснут, мрак поглотит округу.
Верю я, что садовник из небесного сада
Научит меня справляться с поливом и плугом.
А по ночам я вижу Балтику,
Она прозрачна и тиха.
И от предчувствия романтики
Ветрами движется строфа.
О, Балтика, ты — вдохновение.
Зовешь меня издалека.
Жестокость янтаря. Сомнение.
И в небе хлопья. Облака.
22 июля 2016 г. британский телеканал BBC One сделал официальное заявление, что в ближайшее время намерен снять фильм по мотивам романа Виктора Гюго «Отверженные».
Почти пятьдесят лет назад телеканал уже оживлял героев популярной книги, но попытка, несмотря на участие в фильме знаменитого актера Френка Финлея, не имела большого успеха, а в России эта версия «Отверженных» вообще не демонстрировалась.
Наибольшей популярностью у зрителей пользовалась картина-мюзикл «Отверженные», созданная в 2012 году совместно телекомпаниями США и Великобритании. Режиссёром картины был Том Хупер, а бюджет составил более 61 миллиона долларов, который окупился менее чем за три месяца. По большей части популярность картине придала необычная озвучка фильма, которая на девяносто процентов состояла из арий и музыкального сопровождения.
Этот странный человек сразу привлекал внимание. И не потому, что был несуразно одет, как-то по-стариковски, не по возрасту. В нём было что-то от Акакия Акакиевича. Он и ходил, казалось, так, чтобы не испортить ни замызганных своих башмаков, ни выложенного плиткой пола. Находясь в кафедральном соборе, он был избыточно скромен, смущался не в меру. Казалось, что ему даже дышать совестно. Когда подошёл на исповедь, был так скован, что едва мог связать два-три слова. Вероятно, его принимали за дурачка. Да он и был таким.
Помнится, огорчилась за него, когда священник отругал его и не допустил к причастию за то, что не вычитал всё, что надо. Тогда подумалось: он же убогий, куда ему? Пришёл и слава Богу!
На взлётной полосе остановился только что приземлившийся серебристый авиалайнер. Распахнув своё нутро, он выпускал одного за другим пассажиров. Со стороны пассажиропоток напоминал белый ручей потому, что каждый человек был облачён в белую до пола рубаху. Ручей бежал от истока — распахнутого люка-двери авиалайнера, стекал по трапу и устремлялся к большому белому зданию, которое его поглощало. Эта сюрреалистическая картина продолжалась бесконечно долго, как будто лайнер в своём чреве воспроизводил всё больше и больше людей и выпускал их наружу, в Новый мир.
Горе ближе, чем кажется —
горе ближе и движется:
приближается к каждому
и дорогой одной;
горе движимо жаждою.
Встретив горе, однажды мы,
с ним заплачем однажды мы
и забудем покой.
За стена́ми — стенания,
боль сегодня не с нами,
боль сегодня с другими —
помолись о других:
горе нынче надолго.
Все рыданья — без толку,
все советы — без толку:
помолись о других.
Сценка для Воскресных школ
Два крестьянина встречаются на лесном перекрестке. За ними старый поклонный крест. Путники снимают шапки и приветствуя, кланяются друг другу:
Первый: Здорово!
Второй: Здорово!
Первый: Откуда будете?
Второй: Из села Великого мы. Идем по торговой надобности
Первый: А, из Великого. А я вот, сподобился: до пророка ходил.
Рецензия на повесть «Макаровы крылья»
Вам случалось летать? Разумеется, не наяву, а во сне. Или в мечтах следовать за героями книг о людях, которые умели летать? Прекрасные сны, чарующие мечты. И, глядя на небо, где вольно и дерзко носятся птицы, мы сетуем — «почто я не сокол, почто не летаю»?
Но каково жить на земле человеку, умеющему летать? Точнее, крылатому человеку? Об этом — повесть С.А. Коппел-Ковтун «Макаровы крылья».
Итак, жил-был на свете крылатый человек… Откуда он взялся? Таким родился. И сразу оказался чужаком в этом мире. Потому что был не таким, как все. Когда он был ребёнком, собственная мать ощипывала ему крылья. Надо думать, из тех же самых благих побуждений, которые руководили кукушкой из сказки А. Шарова, пытавшейся воспитать из сиротки-соловьёнка «хоть плохонькую, да кукушку». А потом, год за годом, день за днём, люди твердили и внушали ему, что он-де чудной, чудак, чудовище. В самом деле, где это видано, где это слыхано, чтобы у человека были крылья? Патология! Непорядок! Этого не должно быть! Таким не должно быть!
И жизнь крылатого человека не баловала. В самом деле — был он всего-навсего непризнанным художником, на которого строчили доносы соседи, втихомолку воровавшие его картины и пытавшиеся оттягать себе его подвальную каморку. И друг его предал и ограбил. И любимая девушка вышла замуж за другого. А другую девушку, Анну, которую герой уговорил пойти работать в открытый им приют для бездомных, убили за горстку конфет те самые бездомные... Одним словом, герой повести — этакий бедный Макар, на которого все шишки валятся. Так ведь его и зовут Макаром…
Из записок протоиерея Константина С. из города N-ска Архангельской области, переданных его дочерью Людмилой для сохранения и, возможно, публикации.
Эта история произошла в 1976 году, если не изменяет память. Служил я в единственном на весь районный центр храме. Другие, не разрушенные лихолетьем, церкви и даже величественный собор заняты были различными полезными и не очень учреждениями. И это в лучшем случае. Один из храмов, пришедший в самое бесхозное состояние, служил складом невостребованных советской торговлей изделий: никчемные товары годами скапливались в измученном церковном помещении, пополняя периодически местную свалку.
Шел мне тогда шестой десяток. Вроде и не старый еще, да болезнь ног превратила каждый день в настоящее испытание: мукой было служить, с трудом добирался я при какой-то надобности до домов своих прихожан, а зимние выходы на кладбище по случаю покойника несколько недель отзывались в ступнях страшной болью. В общем, никак нельзя мне было без помощника.
Мы проросли бетоном в глубину,
До мантии проваливались дроги,
И до ядра бурили шурф, шагнув,
На нефтяные липкие пороги.
Но что пещеры нам, когда есть высь?
Разбушевалась вьюга над Окою,
Над Волгой лебеди в круг звезд неслись
С невиданной о вольности тоскою.
А самолеты вдоль материков,
Запущенные дерзкими руками,
Плюются керосином едким вновь,
Дюралевыми вперившись глазами
В пути земные, что пока лишь синь,
Раскрашенная слабою рукою,
Здесь человек - прогресса верный сын,
Поет о том, как новый БАМ откроют.
А под крылом зыбучие пески,
На волоске от смерти - курс на правду,
И заблуждений рупоры легки,
Без тайны тайн не ищут и награду.
4 августа 2016 г. в Астрахани состоятся торжества по случаю открытия памятника поэту, математику, философу Омару Хайяму. Это событие приурочено к развитию культурных связей между Ираном и Россией. По этой причиной городом первого монумента Омару Хайяму в России стала Астрахань, являющаяся символическими воротами, ведущими к Каспийскому морю, по которому издревле проходил торговый и культурный путь от Запада на Восток.
Памятник представляет собой огромный бюст поэта, держащего в руках перо и книгу, внешне схожий с тем, что установлен на родине поэта в Нишапуре. Он имеет четыре метра в высоту и вес более полутора тонн.
Финансирование создания памятника, а также расходы по его установке осуществляет палата промышленности, торговли, рудников и сельского хозяйства иранской провинции Гилян. А вот отливку бронзовой скульптуры делали в Екатеринбурге, с последующей транспортировкой в Астрахань. Её автор отечественный мастер Сергей Воробьёв.
Беседа руководителя Международного клуба православных литераторов «Омилия» Светланы Коппел-Ковтун с клириком Ярославской епархии протоиереем Петром Винником
— Есть у нас, православных, привычка к рефлексии, мы стараемся размышлять над всем, что происходит с нами, с окружающими людьми и давать происходящему оценки. Это вполне нормально для хомо сапиенс — так ведь? И в православии дар рассуждения считается одним из самых важных. Но у нас рассуждение часто превращается в осуждение, потому хочется разобраться с тем, где и когда начинается осуждение.
— Внимать себе, «быть сторожем над самим собой» — есть важнейшая цель в жизни человека. Без анализа своих поступков и действий, без осмысления своей духовной жизни не возможно спасение человека. Господь спасает человека не без самого человека, который в свободном выборе направляет свою волю, согласно с волей Божьей. Поэтому рассудительность есть дар Божий, как дар Духа Святого – дар разума, дар ведения. Кто постигает этот дар благодати, входит в область безмолвия, где нет ничего присущего плотскому мудрованию. А как только человек возвращается в низменное действие по плоти, лишается разумного света и омрачает ум, тогда отстраняется от благодатных даров Святого Духа.
Все люди хорошие — трудно поверить, но правда.
Окутаны злобой, как дымом, томятся порой
хорошие люди. Гонимы недобрым порывом,
обходят к несчастью любовь и добро стороной.
Хорошие люди, они позабыли об этом
и ходят, и бродят, как злые по белому свету,
и ходят, и бродят, как глупые звери иль черти,
но вы им, хорошие люди, почаще не верьте.
Из окна этой палаты открывалась безграничная даль. Четверо парили в ней, будто на воздушном шаре: земли не видать, на бескрайнем небе — три золотистых облака.
Вечерело. Бабушка в синей со снежинками детской пижамке сложила вещи, аккуратно, одну к одной. Потом, так же тщательно — руки на груди.
Светило, прощаясь, набросало косых янтарных полос на больничное одеяльце. Девушка подняла тормоз и вывезла кровать на середину.
— Можно звать тебя Снегурочкой? — спросила она с улыбкой. — Я всем люблю сочинять имена. Мария у нас — тётя Маня, а Вера — Бедненькая.
В старые времена, бывало, живут два помора между собой в ладу большом и согласии, словно братья родные, поровну делят радости и горести, выручают друг друга в бедах, вместе ходят на промыслы и дружно обрабатывают скудную северную землю. А для теснейшего скрепления уз, обменяются товарищи крестами, при крещении священником на них надетыми. Именуют тогда их «братьями крестовыми», ибо они братосотворились. С того времени всеми признавалось родство их, не уступающее по степени кровному. Знали о древнем беломорском обычае по всей Русской земле, а с некоторых пор заговорили и в далеких заморских странах.
