Вы здесь

Юлия Вознесенская. Проза

Эдесское чудо (Фрагмент)

По мотивам древней «Истории о Евфимии, дочери Софии и о чуде, которое совершили с ними исповедники Самон, Гурий и Авив»

***

— А когда эти готфы вернутся на постой? — спросила Софию Фотиния.

— Я думаю, на днях. А почему ты спрашиваешь?

— Потому что надо успеть до их прихода снова заколотить окно в садовом домике.

— Ох, Фотиния, ну что за глупости? Они оба уже видели, что в домике есть второе окно, как мы им объясним, если одно вдруг окажется заколоченным?

— Смотри, твоя дочь — тебе и решать.

— Можно подумать, что нет у них забот, кроме моей дочери! Они же ее и не видели.

— Это ты так думаешь! А в церкви? Они и до осады ходили туда каждое воскресенье, и на последней службе тоже были.

— Откуда они могут знать, кто из девушек в хоре моя дочь?

— Так ведь, к несчастью, Евфимия ухаживала за старшим готфом, когда он лежал без памяти!

— И очень правильно делала! — уже начиная сердиться, сказала София.

Ветреница

Обычно после Литургии в любимой Сергиевой пустыни Елена Константиновна домой возвращалась умиротворенная и помолодевшая. Сегодня она еще и причастилась Святых Христовых Таин, а вот все же что-то ее беспокоило и томило сердце.

Садилась она всегда на кольце трамвая, место выбирала у окна, одиночное, чтобы по дороге из храма домой ни на что пустое и житейское не отвлекаться. Но в этот раз она глядела на скромный пригородный пейзаж за окном, а сердце продолжало щемить какой-то непонятной грустью. Да место сегодня оказалось не столь удачным: солнце с синего апрельского неба светило ей прямо в глаза. Она терпела сколько могла, только голову опустила, но когда трамвай всего одну остановку не дошел до места ее пересадки, к станции метро Автово, бедное сердце ее кольнуло снизу острой иглой, да так, что она от неожиданности громко ахнула. Пассажиры на нее заоглядывались, и она очень смутилась.

Этот дивный День рожденья

В семьдесят пятый день рожденья под самое утро Агнии Львовне был послан дивный сон: приснилось ей, будто лежит она на лугу и вдыхает густые и теплые запахи разнотравья, смотрит бездумно в глубокое синее небо, а над головой у нее колышутся ромашки и маки, васильки да лютики: потом на чистое небо набежала пушистая серая тучка с темным брюшком, и на запрокинутое лицо ее упали первые капли ласкового летнего дождя… И Агния Львовна проснулась, сожалея об уходящем сне. Но сон покидал ее как-то странно, не полностью: ни луга, ни синего неба с тучкой уже не было, а запахи оставались, и дождь все так же продолжал капать ей на лицо. Она открыла глаза: над ее головой колыхались маки и ромашки, васильки да лютики, а на лицо падали капли с мокрого букета.

Красная рубаха с васильками

«Страшнее моего горя и на свете не бывает!», — сказала по телефону моя подруга Татьяна, когда я ей позвонила, услышав о ее несчастье. В общем-то я с нею была согласна: какое горе может сравниться с потерей единственного сына, двадцатитрехлетнего здорового молодого человека, только что закончившего институт, успешно начавшего самостоятельную жизнь и, между прочим, собиравшегося вот-вот жениться?… И смерть какая-то странная, наводящая ужас и оторопь: он скончался во сне от остановки сердца, ничем перед этим не болея ни минуты, и причину смерти врачи установить так и не смогли. Потеря маленького ребенка — страшная беда и тяжелое переживание, но у молодой мамы есть хотя бы надежды родить другого, а вот у Татьяны, которой было уже далеко за сорок, такой надежды уже не было.