Интервью с писателем Юлией Вознесенской
Юлия Николаевна Вознесенская еще в годы «хрущевской оттепели» стала диссидентом. Тогда вместе с другими молодыми поэтами они готовили самиздатовский сборник неофициальной поэзии — именно так его охарактеризовали «органы», запретившие публикацию. В 1973 поэтесса крестилась в Никольском соборе Ленинграда. А осенью 1976 за антисоветскую пропаганду и распространение книг Александра Солженицина и статей Андрея Сахарова ее отправили в ссылку, на четыре года. В 1980 началась эмиграция, сначала в Германии, потом во Франции.
В 90-е годы Юлия Николаевна была трудницей в Леснинской Свято-Богородицкой женской православной обители во Франции (Провемон, Нормандия). Там, по благословению матушки игумении Афанасии, была написана повесть «Мои посмертные приключения». Именно эта книга и открыла Вознесенскую, как современного православного писателя.
Среди других ее книг самые известные — это «Путь Кассандры, или Приключения с макаронами», «Паломничество Ланселота», «Сын Вождя» и трилогия «Юлианна».
— Юлия Николаевна, Вы сами себя считаете православным писателем?
— Вы знаете, я вспоминаю, как прочла в одном из писем архимандрита Иоанна (Крестьянкина): «Приходят ко мне один со своим фильмом, другой со своей книгой, каждый приносит свое поделие, а ведь дело-то не в этом. Дело-то в состоянии души, в том, как вы действуете в этом мире». И тут я поняла, что за книжки не спрячешься, издай хоть пятьдесят томов, хоть сто.
— Чуть больше пяти лет прошло с тех пор, как вышла Ваша книга «Мои посмертные приключения», которую Вы сами называли притчей, но многие читатели отнесли ее к жанру православной литературы. А есть ли вообще такой жанр?
— Православие всегда действовало в нашей классической литературе, просто мы этого не замечали. Вся наша литература — это разговор с Богом. Либо против него, откуда вышел весь литературный демонизм. Профессор Дунаев, в своем совершенно невозможном для чтения шеститомнике, тем не менее замечательно прояснил этот вопрос: нет средней литературы, вне духовного противостояния. Либо литература с Богом, либо с дьяволом. Всё!
И наша новая православная литература, которая сейчас потихоньку развивается, конечно, это всё — притча. Миссионерская притча и больше ничего. А если это не о Боге, если это против Бога, то это должно быть разрушено (смеется) как Карфаген!
— Юлия Николаевна, в Ваших книгах очень много иронии. Некоторые читатели полагают, что в православной прозе не может быть ничего легкого, и уж тем более смешного. А вы сами как считаете?
— Это время такое. Двадцатый век, а уж тем более двадцать первый. Без иронии невозможно выдержать всю свинцовую тяжесть этого времени. Вот вам случай из жизни.
Как-то мы собрались вместе, бывшие политзаключенные, и нас было человек пятнадцать, в общей сложности отсидевших сто лет. И мы вспоминали лагерь и хохотали. А утром соседка спрашивает хозяйку:
— Что у тебя было?
— Встреча политзаключенных.
— А что они делали?
— Вспоминали лагеря и тюрьмы.
— Над чем же они смеялись всю ночь?!!
— Есть устойчивый стереотип, что если ты православный, должен быть угрюмым, одеваться в черное, и ни в коем случае не смеяться…
— Моей подруге, матери Евфросинии (Молчановой), казначеи Богородице-Леснинского монастыря во Франции, архимандрит Киприан, одна из крупнейших фигур Зарубежной Церкви, сказал, провожая ее в монастырь:
— Какое главное качество для монаха? Что он должен захватить с собой из мира в монастырь?
Она начинает фантазировать:
— Культуру, знания, языки…
Отец Киприан смеется:
— Нет, нет! Чувство юмора! Без этого монаха точно не получится!
Беседовал Сергей Канев
