Золотой ковчежец (продолжение, 8 - 14 глава)

Глава 8. В интернате. В милиции. Неожиданная встреча.

Жанна, дежурный воспитатель, скучала над учебниками. Тяжело идет у нее Выготский – и Роджерс не читается. Не то… Она вообще-то охотнее почитала бы Устинову. Вот еще год – и будет просить направление в Москву, на дефектологическое отделение… Продержаться еще немножко… Жанна Станиславна потянулась и вытянула ноги на маленьком детском стульчике. Она сидела на пороге – и солнышко, и не озябнешь совсем… Будет после педуниверситета не с психами в провинции работать, а каким-нибудь психоаналитиком для детей миллионеров.

Девушка вытянула руку с растопыренными пальцами. На каждом ногте – целая композиция (она трудилась над ногтями по пять часов!) – Да, - и косметику будет не китайскую и не польскую покупать. А «Ланком» какой-нибудь… Жанна лениво перелистнула еще несколько страниц. – Хорошо, что сегодня опять только один «воскресный» ребенок – смирная, как мышь, и не лезет к ней. Вон она, на скамеечке – гулять пустили – и то села, как дурочка, и сидит. – Жанна с раздражением отвела глаза от маленькой фигурки внизу. Интернат стоял на высоком берегу, и куда приятнее было смотреть вдаль – виден край горизонта с полями и перелесками далеко за чертой Борисоглебска. Ей хотелось туда - за горизонт, в большой город, в какую-то другую жизнь…

Говоря честно – в интернате Жанна Станиславовна была одна такая. Но откуда же знать, что отличница Верхнегородского педколледжа, скромная и сдержанная девушка, - детей не любит совсем, особенно больных, и мечтает вырваться из интерната и из родного города?!
Она не увидела, как под горой возле одной фигурки возникла другая, и некоторое время отчаянно размахивала руками - видимо, что-то объясняя. Потом первая фигурка встала со скамеечки и…
А-батюшки, а-батюшки!!! – раздался жуткий вопль. Жанна сердито посмотрела на старуху, которая бежала к ней (вот все здесь безумные – и дети, и взрослые) по крутой улице снизу.
- Ты чего стоишь, девка! Увели девчонку-то, дурочку-то вашу… А –батюшки! – снова запричитала она с подвыванием. Стали останавливаться люди. Кто-то торопливо вытаскивал мобильник.
- Такой хлипкий и рожа страшная… Маньяк или террорист…
Жанна с ужасом пятилась. Если это правда – конец ее карьере. Жанне Станиславовне стало очень жалко себя, и она громко всхлипнула. Этой «воспитательнице» даже в голову не пришло побеспокоиться о самой Куте. – Это учительница, переживает за девочку… - говорили рядом люди – Не беспокойтесь, мы уже позвонили в милицию. Сейчас его захватят…
Кутя и Федька быстро шли по улице Заречной.
- …Она тебя ждет, только приболела малость. – объяснял Федор. Он решил не пугать странную девочку рассказами о пожаре. Еще и не пойдет тогда… А он для Муси и слона из Африки был готов привести.
- Гляди вон – трясогузки прилетели…Вот сейчас еще мостки на Пионерском проезде пройдем, и будет совсем близ… - Стоять!!! Руки за голову!!! – Щелкнули наручники… Федька как будто кино наяву смотрел. Только почему у него роль такая… Кутю быстро и ловко отдернули от него. Он не успел даже рот открыть, когда уже обшарили одежду и грубо пихнули лицом к дереву. В другой раз это было бы интересно (Федька нежно любил приключения) – но теперь вот совсем некстати…
- А че случилось то? – буркнул он. – Вы меня спутали с кем, или чего?.. - Заткнись, бандюга! – ответил ладный парень в камуфляже. Кутя неожиданно так заревела своим «вишневым» голосом, что у всех уши заложило. Девушка с нервным лицом и пестрыми ногтями молча взяла ее за руку и повела назад.
«Мы за вами подъедем через минутку – задержанного доставим только» Любопытные собрались мгновенно – они говорили такие глупости (причем все разные), что и пересказывать их нечего. Федька возмутился:
«Какой я маньяк?!! И вообще…» - Молчать, я сказал! В машину! – И мальчишку засовали в старый-престарый «газик».
- Зачем увел - колись.
- На прослушивание. Она поет, как в театре.
- Да??? А не танцует?
И тут Федор вспомнил все кино, которые он посмотрел за свою короткую жизнь, и объявил:
«Я буду говорить только в присутствии моего адвоката!»
Начальник, Алексей Кириллыч, обедал у себя дома, и сотрудники райотдела запретили беспокоить его – человек и так замотался совсем. Федька сидел в коридоре. Он с любопытством и тайным удовольствием рассматривал наручники у себя на руках – вот будет потом рассказов…
– Чего глядишь – не по зубам! – грозно сказал пленнику Ваня Коршунов. Он так давно мечтал о громком событии. Вот, наконец, похищение ребенка – а как они профессионально сработали!
Федька упал духом. А если никто так и не поверит, что он не крал эту самую Кутю! А если мать его не отыщет здесь… Федьке сразу припомнилось, как он каждый вечер подзывает ее, и она садится в изголовье: «Мамка, мамка, вот послушай, что было…» А какая мать мастерица у него – лучшая закройщица в районе – а то и в области… Вот когда он станет великим модельером, как Зайцев или Юдашкин – он сам ей таких платьев нашьет… В носу защипало, и Федька сжал зубы покрепче. «Живый в помощи Вышнего в крове Бога Небеснаго водворится, речет Господеви: заступник мой еси и прибежище мое…» – зашептал мальчик. Ваня с опаской покосился на мальчишку:
«Точно сектант. Колдун. Маньяк…» И храбрый милиционер, за всю жизнь не узнавший ни одной молитвы, отодвинулся подальше.
В конце коридора хлопнула дверь, сверкнув на мгновение пятном света с воли. Федька тяжело вздохнул. Вошла невысокая пожилая женщина с чемоданом. – Она спросила начальника, и Ваня коротко отрезал: «Ждите.» Федька подумал: «Старушку тоже, что ли, арестовали?»
Эта мысль показалась очень смешной, и «бандит и маньяк» глухо хихикнул. «А ты что тут делаешь, мальчик?» - улыбнулась незнакомка.
Гимназист неожиданно разозлился вконец. Чего его спрашивать – он, что ли, затеял эту глупость.
«А я - бандит, маньяк, колдун…» Он позвенел наручниками и добавил:
«…И еще Усама Бен Ладен.»
В коридор вместе с потоком свежего воздуха ворвались голоса. Вошел полковник – начальник. Он постучал пальцем по макушке Федькиного пленителя и сказал только: «Думать надо башкой-то» Отец Александр дернул парня за рукав: «Давай отстегивай, Аника-воин…»

Глава 9. Юлия Алексевна. Заветная тетрадь. Неизвестный.
-…Вот так, батюшка, я и решила приехать сюда. А в милиции говорят: «Мы вам не передача «От всей души» - попробуйте спросить в церкви Бориса и Глеба, и в гимназии православной работают еще пожилые, кто помнит чего-нибудь…» Директор гимназии, молодая женщина с живым и умным лицом, подлила чаю гостье. Отец Александр задумчиво кивал головой.
- Вы, если мы поняли правильно, хотите узнать еще что-нибудь о судьбе отца Михаила? Мы-то немного знаем: сгинул новомученик в лагерях… В девяностых слали запрос – и в архивах не нашли, затерялся след…
Юлия Алексевна откликнулась: «Про то мы с мамой да тетей Антониной знали – слали ее подружке карточки почтовые от чужого имени до востребования и спрашивали, не вернулся ли дедушка с курорта… Впрямую-то об этом и думать было опасно.»
Валерия Ивановна, молодая директриса, сидела, выпрямившись. С побледневшего лица сбежала привычная веселость. Перед ней приоткрывалось давнее, тяжелое, суровое.
- А подруга матушки- Антонины жива?
- Нет – грустно отозвалась Юлия Алексевна – давно ушла, в семидесятых. - Чем мы можем помочь вам? Показать вам дом вашей тети и отца Михаила? – он сохранился… Поживите у меня, будьте гостьей дорогой.
Юлия Алексевна неожиданно улыбнулась, щелкнула застежкой и достала старую-старую тетрадку «по трем косым» - таких уж и не бывает. Когда-то фиолетовая - обложка выцвела до бурого. Чернильные надписи тоже стали тусклыми, но читались легко. Аккуратная рука выводила разборчиво, как для ребенка.
- Это же стихи! – воскликнула Валерия. - И какие милые… - «… А денек такой погожий, от шмелей гудит лужок… - Это все созданья Божьи – не пугай их, мой дружок!» Гостья кивнула: «Да, отец Михаил писал для своего сына. Он хотел видеть его мудрым и милосердным, храбрым, по-настоящему верующим…Таким он и вырос, да жил недолго. Ушел добровольцем на фронт в 17 лет (приписал себе год) и не вернулся. Я вот подумала – отдать тетрадочку вашим ребятам.» - Валерия прижала заветную тетрадку к груди: «Вот будет у нас праздник скоро – прямо со сцены расскажем про нее и почитаем для всех. Спаси Господи, дорогая, дай Бог здоровья»
…- Слушай, Татьянка, а потом они еще читали, и была там считалка такая – про клад!
- Да ладно, Антон – ты-то откуда знаешь?!
- А мы с баянистами репетировали и упросили Василия Семеныча рассказать про секрет и показать тетрадочку – она в Музее гимназии лежит сейчас, где фотографии старые. Я сразу понял, что это про тайну, верное слово!
Антошка и Таня сидели на поваленном дереве под высоким берегом. Там не было ветра, а то он дул нынче как-то не по апрельски.
- А наши ребята знают? – Ну, Федька, Димка, Муся с Анютой… - Ты что?! – Федьку мать наказала, никуда не пускает - говорит, что вот только милиции для полного счастья не хватало… Муся сразу – к хирургу после уроков - на школьной машине. Диман убежал горелый сарай разбирать. Аньке я не успел сказать – она с малышней по понедельникам что-то клеит в левом корпусе…
Антон отчитался так подробно, чтобы она не подумала, что ему важно поговорить именно с ней первой об этих удивительных вещах.
-Я вот как думаю – отец Михаил в этой тетрадке объяснял, как найти клад заветный.
- Это – образ драгоценный и еще что-то из храма?
- Ну да! Там целый ковчег золотой спрятан – ну, не ковчег, а ковчежец, конечно… Вот послушай, я сразу наизусть выучил: «Во глухом бору, на синем бугру, на самом на юру – ковчежец зарыт – пес сторожит…» - Татьянка рассмеялась: «Так это же детская считалка! И, ты знаешь, я ее слышала, когда маленькая была, в садике. Нас нянечка из средней группы научила – старенькая…
Антон серьезно ответил: «Да, сын священника был тоже маленький и играл с ней и другими детьми. И считалки из тетрадочки ему были нужны. Батюшка так придумал заранее, чтобы никто и не догадался.»
- Да? – Начиная сердиться, поинтересовалась Таня – А как тогда клад бы искали?
-Ну… Наверно, он что-нибудь потом Алеше подсказал…
- Слушай, Антошка- премудрый, а взрослые знают, что ты клад ищешь? Не влипни еще в историю какую, как Диман с Федькой…
Ах, Таня-Таня - она даже не знала, насколько была права!
Человек с очень светлыми редкими волосами и одутловатым лицом, которое делало его гораздо старше своих сорока лет, стоял на заднем дворе гимназии и присматривался. Какой-то мальчишка-бездельник болтался по двору… Нет, ушел вроде… – Да, его дед был изрядно глуп, если не понял, что считалка, которую он из тетрадочки у попенка прочитал – вовсе не простая. Жаль, рассказал старик поздно… – А вот теперь только он отыскал след – последняя ниточка – племянница попадьи – подалась с тетрадкой вместе из Калуги! Хорошо еще, что прямо в Борисоглебск! Ладно – отпуска не хватит – работу кинет, а до клада доберется… Вот не вспомнил дед, что же там было – «…ковчег золотой, на горе, в лесу…» Охраны вроде и нет… Зайти, как туристу? Как чей-то родственник, который в коридоре заблудился? Или пробраться тайно?.. Зачем старая курица отдала тетрадь в гимназию?! Хорошо еще, что вызнал у нее все, что мог…
Он сунул руки в карманы, не спеша развернулся и прогуливающейся походкой пошел прочь, не заметив, как невысокий мальчишка-шестиклассник, давно уже следивший за ним, осторожно скользнул следом.
Антошка шел по следу! Его просто распирало от счастья – вот оно, самое настоящее приключение! Вот он, тот чудесный случай – показать всем, какой ты храбрый, умный – а потом самому принести скромненько чемодан (нет, на тележке привезти, это же клад – он тяжелый!), взойти на паперть церкви Бориса и Глеба и так смирненько спросить Благочинного… Так – щелк!!! А все старушки давай плакать, а отец Александр… - Ой, а где же ?.. – Да, Антон-«разбойник» опять замечтался (был, был у него такой грех!) и потерял из виду странного дядьку, которого заметил у гимназии, когда распрощался с Танюшкой. –«Так, а что бы делал какой-нибудь знаменитый сыщик? Этот… как его… Шерлок Холмс. Он бы сказал: «Элементарно!» - Сказать-то я скажу… А вот куда его понесло?» Антон растерянно брел по узенькой (но асфальтированной!) улице Мичурина по направлению к Центральному парку. «…Богородицу попросить!» - и мальчик торопливо забормотал знакомые с первого класса слова молитвы, обращенные к Заступнице. – «Мальчик, мальчик!» - Антон вздрогнул и обернулся. – Прямо перед ним стоял белобрысый незнакомец.
- «Чего испужался? Где у вас тут «Дом колхозника»? Мне объяснили, а я пришел к пруду какому –то…»
Антошка захлопал наивными голубыми глазами маленького глуповатого мальчика: «Ох, дяденька, вы по Солдатскому переулку пошли, а надо – по Солдатской улице… Вон она, направо сверните!»
- Ну, спасибо! На тебе за услугу. – И дядька сунул Антону пятачок – Купи себе мороженого…
- Бог спасет, дяденька… - Антошка взял пятачок (так, как это бы сделал придурковатый мальчишка, которого он изображал) и даже поклонился. Как только человек скрылся из виду – гимназист прицелился и метким щелчком пустил пятак в маленькую круглую лужу, похожую на кривую кастрюльку с одним ушком. (Вообще-то, так обращаться с деньгами тоже не дело – лучше бы милостыньку подал!) – Все, голубчик, теперь никуда не денешься! Пойдешь за тетрадкой не раньше ночи, а я … - И Антон снова надолго задумался.

Глава 10. Еще про субботу. Воскресная служба.
А что еще было в воскресенье и субботу? А как Федьку-то вызволили? А что с Кутей? – Вы ведь об этом хотели узнать? – Ребята, никто ничего не забыл – просто хотелось поскорей рассказать про главное – клад и тетрадочку. А теперь давайте спокойно вернемся назад. В книжке это легко. Итак, Федьку спасли Мусина бабушка и отец Александр. Ольга Андревна позвонила в интернат, извинилась, и расспросила про мальчика-гимназиста. «…Я не успела остановить его; Федор хоть спросил разрешения пригласить девочку к нам с ребятами пообедать?..» Телефонная трубка фыркнула и заговорила сердитым голосом быстро-быстро. Хорошо еще, связь была никудышная – только слышно было: «Бубу! Бубубу! Бубу,бу…» Еще бы! – Там очень переволновались – не будем смеяться. Ольга Андревна стала звонить в гимназию и, к счастью, попала сразу на отца Александра. Честно говоря, он в восторг не пришел - у батюшки было срочное дело к Благочинному, но он даже чай не допил и вскочил на мопед. Важного начальника из милиции он застал дома за обедом и с ходу изложил дело, причем очень коротко и ясно (вот Ольга Андревна, наверное, очень долго говорила бы – какой Федька хороший и что он ни при чем.) Отец Александр в армии отслужил и знал, как надо докладывать командиру. Но начальник не знал, что батюшка в армии служил. – Полковник-то как раз знал, как надо говорить со священной особой, и испортил весь его доклад – вскочил, склонился: «Благословите, батюшка…» Разобрались быстро: ребята из милиции – молодцы, сработали на сигнал профессионально. Произошло недоразумение по вине недисциплинированного гимназиста. Не спросил, не доложился. Отец Александр достал бумажник. «Борисоглебская православная гимназия приносит извинения и передает вам… он достал деньги – ну, за ложный вызов, за бензин…» Но полковник милиции не взял денег.
– «Такая гимназия у нас одна. Если уж и вас наказывать…» - Ну, дальше про Федьку вы знаете. Забегая вперед, можно добавить, что он прославился на весь город. Свои не дразнили, а другие… бывало. Федька изо всех сил старался быть «хорошим» после этой истории и не огорчать мать, но «Федьку-маньяка» обидчикам спустить не мог, а Диман поддерживал друга… Но это другая история уже.
А как Кутя? – Вообще-то, она так ничего и не поняла. Но очень поскучнела, стала мрачной и молчаливой. Раньше с ней этого не было, даже если мать исчезала на месяц. Директор интерната, Фаина Ивановна, разговаривала с Жанной:
«Ну вот я не понимаю одного, Жанна Станиславовна… Один единственный ребенок – если она хотела погулять за территорией, вы вполне могли бы сходить сами на речку с девочкой, или в парк… Как оказалось, что Кутя – на скамеечке под берегом, а вы – на крылечке?»
Жанна смотрела на директрису честными обиженными глазами. - «Вот как раз сегодня я, как чувствовала…. Никуда я ее не пускала, да она и не просилась. Сидела на песочнице и смотрела книжку… - Жанна запнулась – смотрела «Приключения Незнайки». В какой момент она выскользнула – ума не приложу. Дети с нарушениями психики непредсказуемы…»
Фаина Ивановна вместе с Жанной прошла в игровую. Кутя стояла у окна и безучастно глядела на дальние поля.
- «Кутенька, а почему ты ушла и не сказала нам?»
- Меня мальчик позвал. Он сказал…
- Нет, деточка, почему ты на скамейку под берег убежала?
- Я не убежала. Жанна Станиславовна сказала: «Ладно, сиди и в воду не суйся» – я и сидела…
- Это неправда, она же ненормальная, вы ей верите или мне…
По лицу Жанны ползли красные злые пятна, она опустила глаза, потому что иначе в них прочиталась бы такая неприязнь к девочке, что страшно бы стало. Директор спокойно сказала: «Идите, все понятно.» И ей действительно все стало понятно. Не должны такие Жанны приходить в интернаты, садики, школы. Пускай улетают в свои дальние города (так их там и ждут, кстати!)
А на Зеленой улице что было? – Да ничего не было. Мальчишки хотели начать разбирать горелые доски, но бабушка, конечно, запретила. - В гимназических куртках, кошмар!- Завернула каждому остатки сластей и отправила восвояси:
«Скоро смеркаться начнет, а к нам – не ближний свет. Порепетируете в другой раз! И сарай ломать в ученической одежде не разрешаю. А то придет к вам этот… страшный… который еще спрашивает: «Вы еще кипятите?»
Ребята отсмеялись и разошлись. Про Федьку выяснили уже и уговорились сразу: не спрашивать и не дразнить, а еще – не болтать никому. И так у парня одна неприятность за другой.
Но матери Федора все доложили и без них – город все-таки небольшой! Пришла домой, села и заплакала. Федьке страшней наказания не было. «Мамка, мамка, я даже гулять в понедельник не пойду; и совсем никогда не пойду, скажу – ты меня наказала, не плачь а ты…»
Алена – худенькая маленькая женщина с невыразительным (и страшно веснушчатым) лицом – улыбнулась тонкими губами: «Кто кого наказывает - горе ты мое…»
Быть горем для родной матери оказалось выше его сил. Федька ушел в свою маленькую отгороженную комнату («конурку») и лег спать в половине десятого. Даже помолиться чуть не забыл.
А мамка вдруг пришла и стала рассказывать: про четыре новых заказа (управиться до Пасхи, хоть разорвись!), про вредную клиентку, про уцененный джинсовый отрез – не сгодится ли кому на штаники, или по оврагам и в старых хорошо шлендать… Она говорила и говорила – Федька ткнулся мокрым носом ей в руку и заснул счастливый.
Когда ребята разошлись, Муся сразу легла – ей снова стало хуже к вечеру. Бабаня сделала укол, посмотрела по списку, какие вечером таблетки пить (она все лекарства распределила на день, чтобы не сразу есть их горстями – и записала на бумажку) Муся хотела взять и перечитать кусочек из своего любимого «Таинственного острова» и вспомнила: книга, треугольнички на обоях, окно… И вдруг поняла, что, к сожалению, долго не сможет читать «Таинственный остров». Она тряхнула головой и решительно потянулась за книгой, но бабушка опередила ее. Знала свою внучку - и спокойно забрала у нее Жюля Верна. «Хорошо быть сильной, но ломать себя из-за малого – это уже ригоризм» - серьезно сказала она.
«Это уже… что?» - переспросила Муся, блестя сухими «температурными» глазами.
«Словари есть» - важно пояснила бабушка. – Вот завтра возьмешь «Толковый» и сама посмотришь. Давай-ка лучше…
И бабушка достала потрепанные зачитанные «Библейские легенды» - их читали Мусе в пять лет. В шесть – девочка читала их сама. Баба Олюшка раскрыла книгу и начала любимую их историю про Даниила – еще как он отроком был - и его друзей верных. Муся-Маруся пристроила повыше на боковой подушке больную руку (на повязке опять проступала какая-то гадость) и тихо опустила веки. Бабушка ласково перекрестила ее и поцеловала в горячий лоб.
Вот и воскресенье. Наша новая знакомая Юлия Алексеевна гуляет по городу, узнает его и не узнает по рассказам свей тетки – матушки-Антонины. Храм – красавец. Трудно поверить, что его разорили дотла, что десятки лет в нем были то склады потребсоюза, то типографская мастерская и еще чего-то… А на церковном дворе-то - цветник, аллеи! Еще вчера она – заядлая дачница – приблизилась и увидела, что на клумбах и рабатках трудятся дети. Убирают малыми грабельками прелую траву, чем-то поливают, прыскают; подвязывают длинные сухие плети с белыми живыми почками на деревянные арочки –перголы.
« - Милые, это они за розами плетистыми ухаживают!» На соседней узкой аллейке вскапывали и рыхлили землю, сеяли бархотки и ноготки двумя длинными полосами до самого притвора. Вокруг паперти были какие-то многолетники и сразу издалека узнавались росточки тюльпанов. Ребята вполголоса переговаривались друг с другом, но держались скромно и благочинно подле храма. Только один звонкий голосок прорезал негромкий гул, что смешивался с гомоном птиц и шумом ветра: «Пахомка! Ты в чем пришел?! А на Святой Праздник в дырьях да пятнах пойдешь?» - Девочка в старом «затрапезном» пальтишке и беретике выговаривала мальчику лет тринадцати выше ее на полторы головы. Он красовался в серой с блестящими круглыми пуговицами куртке – прямой, со стоячим воротничком – явно форменной. На куртке был небольшой серебряно-голубой значок: «Борисоглебская православная гимназия» - Юлия Алексеевна улыбнулась - теперь понятно, откуда здесь взялись эти замечательные дети. Близилось время обедни. В церковь входили несколько девушек –подростков в голубых косыночках. Старушка зачарованно смотрела на их милый наряд – было ясно, что они тоже гимназистки. Неожиданно ее «голубицы» исчезли из поля зрения и она только войдя внутрь обнаружила их с певчими на хорах с нотами в руках. «Умницы, умницы – чудеса просто!»
Сегодня – в воскресенье – аллейки были пустынны – но такие ухоженные, аккуратненькие – славно поработали юные трудники вчера! А на паперти собирается народ, и девочки давешние опять пришли – видно, по выходным поют на клиросе. Одна - самая последняя - подъехала к ограде на машине. Видно, что младше всех, и бледненькая такая… Юлия Алексеевна неожиданно улыбнулась девочке. Темно-карие глаза в ответ залучились, строгое лицо вдруг все расцвело улыбкой. За милой незнакомкой поспешали взрослые: похоже, родители и бабушка.
Пост ныне, и служится Литургия не Иоанна Златоуста, а Василия Великого. В церкви гостья Борисоглебска не выстояла до конца службы- ноги подвели. «Проскомидию» только и смогла выдержать. Старушка вышла из храма и тяжело опустилась на маленькую скамью. На следующей неделе – Страстной - в церкви не петь, а больше читать будут. Жаль – сегодня сил недостало… Завтра- послезавтра уезжать из приветливого этого городка. Она последний раз перекрестилась на лазоревые в звездах золотых маковки и тихонько пошла к гостинице на улице Солдатской.

Глава 11. Больной. «Кошкин сын». Исчезла тетрадь.
В понедельник Юлия Александровна собиралась навестить симпатичную и внимательную директрису гимназии, которую за глаза она стала уже называть Лерочкой. На выходные она постеснялась – люди, небось, с семьей побыть хотят. Было рано еще – рябина с длинными наполовину распустившимися серебристыми почками нежно светилась в рассветных лучах. За невысоким оконцем шелестел скверик из молоденьких густо посаженных и долговязых рябинок, ясеней и липок (тоже, кстати, гимназия сажала).
Юлия Александровна прилегла на уже заправленную кровать и стала смотреть на разгорающееся утро. Неожиданно в дверь ее номера постучали. На пороге стоял человек средних лет, очень светловолосый. Ему явно нездоровилось – мужчина держался двумя пальцами за висок, на лице – гримаса боли. – Вы меня, ради Бога, простите, - с вымученной улыбкой обратился к ней незнакомец. Там аптечку заперли, что ли – в общем, не смогли ее…
- Все-все, не говорите много, это явно мигрень! Пентальгинчику надо, сейчас, сейчас…
Юлия Александровна сама налила воды из старомодного графина в казенный скучный стакан и протянула сразу две таблетки. – Идите, прилягте, вы в командировке? Или можно вам хоть минут сорок..?
- Спасибо, время есть. Ложусь, с головой кошмар прямо какой-то! – И он шагнул в коридор, улыбнувшись улыбкой болезненной и веселой одновременно. Через два часа (она уже успела крошечку погулять и позавтракать) мужчина пришел с большой шоколадкой и настоял на чаепитии в благодарность за исцеление. Звали его Эдуард.
-А вы такая молодец! В вашем возрасте по командировкам, по гостиницам… - Что вы, милый! Какие командировки… Я в память любимой тетки моей приехала. Посмотреть хотела, где юность ее прошла, на дом их, на храм, где муж ее служил, откуда на муки за веру пошел…
- Постойте! – Серьезно и взволнованно сказал Эдуард – Это не отец ли Михаил, его дед мой знал, и отца моего он крестил…
Они проговорили часа три. Теперь Эдуард знал все. Теперь он почти понял, что надо сделать.
А что с нашими друзьями? На большой переменке перед риторикой Федька сидел на красной банкетке в рекреации. Любил он эти красивые бархатные скамеечки. Такие он еще видел только в оперном театре Верхнегорода. Федор негромко рассказывал Димке о давешнем разговоре с матерью. Красавец Пахомка из шестого «Б» пролетал мимо и круто остановился. – «Мамка», «мамка» - ухмыльнувшись, передразнил негодник. – Мамкин сын ты, вот кто! Мамкин сын, мамкин сын! – запел Пахомка. – Начал народ останавливаться. Кто-то захихикал. Диман стал молча отстегивать часы – он зря говорить не любил. Федька побледнел, но вдруг выпрямился и широко улыбаясь обернулся кругом и Димку остановил не глядя тихим и властным жестом.
-Да! – непонятно радостно отозвался мальчик –и голос его вдруг зазвучал с такой нежданной силой, что стихло в коридоре.
- Да, мамкин сын. И он - мамкин сын, и он, и ты, и ты…
Он наугад тыкал в гимназистов, угодив и в практиканта теологического факультета, но парень серьезно кивнул и стал с ним рядом…
-А вот скажи мне, чей ты сын, коли от матери отказываешься?! Рыбкин? Кошкин? Христос Спаситель матерь чтил свою, воскресил и живой на небо взял… – Не отличник я – а помню. - Голос Федора возвысился и разом упал до шепота – Молит за нас перед престолом Его, стоит в венце золотом…
- Ты че, я в таком смысле, ты говоришь чего-то, а я всего-то… не про то… и вообще… - Пахомка растерянно оглядывался вокруг, а на него сурово смотрели глаза «мамкиных детей». Мальчишка развернулся и исчез. Отец Александр стоял в дверях преподавательской и взволнованно переглядывался с маленькой невесомой учительницей физкультуры – самой молоденькой и веселой учительницей гимназии
– Пастырь, это будет пастырь… - шептал духовник. И физкультурница Ольга Ефимовна – его жена («матушка») - соглашалась с ним. Правда, Антошке все равно попало от батюшки, когда шутник попытался дразнить Пахомку «кошкиным сыном». И все-таки после всплывало это прозвище обидное порой – что ж, даже стихи есть: «Предугадать нам не дано, как наше слово отзовется…» Сам виноват, Пахомка. Думай сам, прежде чем словами бросаться.
В дверь кабинета директора постучали. Она уже собиралась уходить. Мужчина на пороге вежливо старомодно поклонился:
«Я – Артем, инженер-геодезист. Моя соседка по гостинице хотела сама вас навестить, но у нее голова разболелась…»
- Ах, Юлия Алексеевна! Сейчас я подъеду, ей надо давление смерить, и вообще…
- Нет-нет. Не волнуйтесь, она даже хотела выйти подышать воздухом. Еще не застанете. Она дала мне поручение. Тут подсела ко мне и часа два все рассказывала про ангела Борисоглебского, отца Михаила. Такая милая… Она хотела надписать тетрадочку и попросила, чтобы я принес ее. Юлия Алексеевна перед отъездом к вам занесет…
- Валерия недоуменно улыбнулась… Но мы так и так договорились встретиться – вот и надписала бы сразу.
Артем весело ласково улыбнулся в ответ: «Подозреваю, что она просто хотела еще и мне показать свой раритет. Пожилой человек, общение для них – все…»
Валерия достала связку ключей и быстро прошла по пустым коридорам. – Вот она, очень старенькая, не сомните… Спасибо вам!
Они с улыбкой кивнули друг другу и тетрадь исчезла в пестром пакете.
- Кстати, что у нас собираются строить? Просто так геодезическая служба не появляется…
- Не все еще решено. Пока речь о выборе площадки – Ждет сюрприз ваш город - слушайте радио!
Он загадочно улыбнулся и исчез. Еще через пять минут на пороге стояла Юлия Алексеевна с яркой гремящей коробкой постных пряников:
«Я решила зайти, только не домой, чтобы вас не затруднять. Выпьем чайку, а то у меня билет на семь ноль пять на завтра.»
Валерия Михайловна всплеснула руками: «Вы разминулись с Артемом! Но так приятно, что сами все-таки зашли… Он тетрадочку вам может у администратора оставить, или зайдет к вам, когда вы вернетесь.» -Какой Артем? Тетрадочку? Я ничего не понимаю…
Эдуард успел юркнуть за угол, когда старушка входила в здание. Вовремя он управился. Рюкзак, оставленный в гардеробе, уже привычно оттягивал плечо. - Так. На автостанцию, и заехать недалеко, но чтобы не искали… Там снять дачу…- Он надел темные очки и яркую бейсболку из кармана, сменил походку.
…В гостинице сообщили, что Артем к ним не вселялся, а похожий по описанию мужчина - Эдуард Мухсинов. Он выписался и съехал около пятнадцати часов. Никакой тетради он не оставлял.
– Но зачем, зачем этот спектакль? И ему-то на что? – Юлия Алексеевна сидела в учительской и смотрела на людей глазами обиженного ребенка. – «Тут что-то нечисто. Неспроста этот «геодезист» здесь объявился.» – Негромко сказал учитель музыки, руководитель оркестра баянистов. Неожиданно он хлопнул себя по лбу: «А знаете, один парень мой убежден, что считалка из тетради – про настоящий клад…»
- Конечно, Антон? – спросила физкультурница.
- А вы не иронизируйте. Да, он мечтатель, но у таких людей – интуиция, особенно у детей. Им ангел шепчет.
Отец Александр быстро отыскал телефон Антошки: «Антон, подойди в гимназию. Дело к тебе.»
Через полчаса Антон, робея, вошел в учительскую. - Василий Семеныч без предисловий просто сказал: «Тетрадочка пропала. Взял мужчина из гостиницы. Есть идеи?» - Выяснилось, что идеи есть, и даже слежка за Эдуардом уже была, но Антон не мог предположить, что Эдуард, дойдя до гостиницы, выпишется и сразу вернется, чтобы обмануть Валерию Михайловну.
– А почему ты решил, что этот человек за тетрадкой? – спросила директор. – А чужой, и ходил по двору как бы тайком, на окна смотрел, и вообще… я просто почему-то понял, что он за ней.
Духовник задумчиво произнес: «Да, мальчик прав. В тетради зашифрованное послание отца Михаила.»
-Кому? – спросил Антон
- Вам. – Ответил отец Александр. - Времена-то сменились.

Глава 12. Дачник. Пахом и Анюта. Димкина Крыся. Про Грошика.
В деревню со смешным названием «Мокроносово» автобусы не ходили, но на трассе был указатель, и узенькая «двухполоска» - достижение нового начальства - честно вела до берега реки Кушмы(притока Оки) – намного больше и сильнее Веши. - Там, прячась под толстыми ивами-старушками, и лепилась Мокроносовка.
Вишни-девчонки будто посбежали из садов и разрослись по оврагу и откосу пополам с черемухой и совсем уже одичавшей долговязой смородиной. «Круче, чем у Горбатова» - гордились берегом мокроносовцы, будто это они такой крутой спуск сами устроили. За рекой - чудесные заливные луга, сейчас все в воде, и под берегом тоже ходить покуда нельзя…
Заезжий отпускник терпеливо слушал и про двухполосную асфальтированную трассу, и про варенье «из Вишневого оврага», и про то, что с сеном нету проблем – вот с работой проблемы есть… а со скотиной в деревне порядок; и даже про то, что некоторые работают… в Верхнегороде.
- Это как?
- А так: пять дней там, а на выходные – домой, а что делать…
- А я-то сам из Москвы, люблю автостопом поездить, но вдруг вот захотелось выскочить, пожить хоть неделю как нормальные люди, на природе… До конца отпуска время есть.
- А ты, мужик, в Борисоглебск давай. Он – рядом. Там гостиница: и природа тебе, и туалет городской, и даже экскурсию водят.
-Нет! – Решительно заявил старику Михалычу Алексей. Хватит с меня города. У вас тут рай. Пустите пожить, вот паспорт…
- Да ладно, убери. Пущу за…
Алексей не дал договорить и сунул пятьсот рублей. – Это за две недели пока. Михалыч благодарно закивал. И только овчарка Сурка испортила всю картину: так злобно бросилась на гостя, что еле ее ухватили, и все равно рюкзак попортила.
- У, паршивка, хорошего человека не признала! Посидишь у меня ужо…
Анюта спешила в библиотеку – «взрослую» - по маминому формуляру. Дорога прескверная была – крутая глинистая тропка мимо задворков городской школы, да еще «кавыка» рядом. Из этой немного ямы, немного пещерки, действительно, похожей на запятую, весь город копал глину, кому на что надо. А еще в ней прятались мальчишки покурить – даже со второго этажа не увидишь. Сколько их ни гоняли – все без толку, уж больно место было подходящее. Анюта побаивалась эти компании и сквернословие ненавидела. А куда деваться: не срежешь угол - идти через парк и по всей улице… Аня осторожно подобрала подол – скользко, грязно… И вдруг увидела Пахома с чужими парнями в кавыке. Он собирался закурить!
-Молодец, давай, и плюнь на них, тут у нас круто!
Девочка поняла, что еще миг - и Пахом станет потерянным для той веселой, трудной и честной жизни, которую вели гимназисты. Если бы Пахом не был такой противный, на него можно было бы любоваться, как на картинку. Такой парень – и дурак… Окликнуть – будет еще хуже. Устыдится и нарочно станет делать не так. Он всегда все назло делает… Надо, чтобы сам перестал… А вот сейчас увидит ее – что тогда? Сорвется? Уйдет с ними? Мысли вихрем пронеслись в голове, и через долю секунды Анюта быстро наклонилась, чтобы поскользнуться понарошку и опереться на руки – они моются… - Ах! – Она не рассчитала, и упала в глинистую сырость на колени. Бедный, бедный фартук! Но Аня не вышла из роли.
- Ой, Пахомка, как из-под земли прямо, а я задумалась и…
Пахом с ужасом смотрел на девочку – видела или не видела?
«Давай руку» - выдавил он наконец. Пахомка сам не понял, как прибился к этим ребятам, уж очень неприятная история с Федькой получилась. А как отказаться от курева - он не знал; засмеют, а то и поколотят еще (большим храбрецом вообще-то не был). И вот еще девчонка из Федькиного класса непонятно откуда нарисовалась… Так видела или нет?.. Пахом очнулся: девочка едва не плакала, счищая глину с утюженного фартука.
- Пошли, я рядом живу – мать почистит. – Спасибо! – И Пахом взял у Анюты пакет. – Книжки целы вроде твои…
Они уходили прочь от кавыки, и в душе Пахомки нежданно расцвели радость и ликование – он спасен! Зачем только он вообще пошел к этой яме… А тут и отказываться не пришлось, девчонка его выручила просто…
- Тебя как звать? – неловко спросил мальчик.
-Аня Лапина – а дружу с Мусей Чечеватовой– слышал уже про нее?
- А, ну да…
Пахомка жил в деревянной двухэтажке на восемь квартир – под окнами длинный газончик в голубом штакетнике – по осени золотые шары, по весне – маргаритки, а летом – чего только нет! Уютный домик и не запущенный, лесенка - крутая-крутая с перилками точеными – жильцы сами ремонтировали… Воду и газ сюда подвели уже лет десять… Вот напряжение в сети скачет – одно плохо, видик испортили… - Об этом и многом другом сбивчиво рассказывала Елена Ванна – Пахомкина мать. Приход такой «положительной» девочки к первому кандидату на вылет из гимназии, как она звала сына, маму совершенно обескуражил. Она металась от буфета на кухню, роняла чайные ложки и рассыпала заварку, а девочка растерянно подворачивала рукава совершенно цыганского красно-черно-зеленого халата, в котором поместились бы еще как минимум три Ани Лапины. Пахом помогал принять «гостью поневоле» - притащил фотографии, альбом репродукций художника Айвазовского, потом подумал – и принес свои марки – кошки, собаки, космическая техника. Аня терпеливо посмотрела многочисленные фотоизображения Пахома в яслях, Пахома в манежике, на горшочке, на руках у каких-то родственников, с какими-то еще детишками… Когда дошла очередь до марок, Елена почти досушила утюгом бережно почищенный и замытый подол платья и край фартука.
- Ах! – Вымученная вежливая улыбка, которую девочка уже устала держать на лице, сменилась искренним изумлением и восторгом. – Какие киски… Смешные, мяучат…Черные котята! Такие, такие…
- Это польские марки семидесятых – небрежно пояснил Пахом. Папка покупал на «Развале» - как рынок такой для коллекционеров прямо на улице - это в Верхнегороде, когда еще в «Политехе» учился. А эти – рыжие пушистые – постарше. Они гашеные – видишь, со штемпелем, значит… Ну, их уже как бы посылали... Аня быстро заинтересованно кивала, переворачивала страницы в глянцевых прозрачных полосках, под которыми пестрели чудесные зверушки на крошечных кусочках бумаги. Елена Ивановна вся так и светилась – угодили гостье. И Пахом не куряку какого на лестнице развлекает, а такая детонька в дом зашла – может, не скатится еще непутевый Пахом, не выгонят его, не станет он пьяницей и бродягой… Елена Ивановна с улыбкой подошла к Ане и нависла над ней как скала. «Вот в кого Пахом высокий такой!» - подумалось Анюте.
-Анечка, вот фартук, платьице…
Аня изумленно глядела.- Ох, как новые! Спасибо вам и Пахому! Пора мне, я должна еще уроки доучить, а то я с первоклашками в кружке задержалась… Какие марки у вас! Я теперь тоже буду собирать, такое чудо, оказывается… - Аня вышла из ванной в форме.
- Ну, до свиданья! - Сейчас, секундочку… - Елена ухватила сына железными пальцами и втянула в кухню. «Голова садовая, не догадался, что надо сделать?»
-Догадался – ухмыльнулся Пахом – а может, на Пасху лучше..?
- На Пасху само собой. А сейчас…
Елена достала пинцетик и ловко наловила со странички полдюжины кошек – самых смешных и красивых – достала картоночку с прозрачными полосками, еще и в обложке – такой крохотный альбом марок – и сунула Ане в руки. Та заспорила испуганно, но вдруг решилась («А то еще испорчу все!») – мать и сын одинаково смешно закивали, провожая ее на лестницу. Пахом довольно улыбался, выходя в парадное. Неожиданно для себя Аня остро глянула ему в глаза и негромко сказала:
«Не водись с ними, Пахомушка!»
Этот день был не совсем обычным и для Димки. Он сделал уроки и сразу полетел заниматься сараем. Федька должен был прибежать вот-вот, а отец - еще через час. Димка позвонил Чечеватовым:
«А можно я Крысю с собой приведу?»
Бабушка только пришла с работы и не успела «переодеть лицо».
«Ведите хоть Крысю, хоть Мышу, хоть белого слона!» – отчеканила она. «Да приводи!» - смеясь, выхватила у нее трубку Муся.
- Ну что ты всех пугаешь, бабаня!
И они опять чуть не прыснули, но сразу спохватились, вспомнив недавний уговор «не гоготать».
«Ну вот, значит, пойдешь сегодня со мной!» - Крыся довольно запрыгала с передних лап на задние – как лошадь-качалка - другие собаки так не умели. В опасные места он свою Крысю не брал, но гулял с ней много и подолгу, чтобы Крысе хорошо жилось. Он надеялся, что собака уже забыла, что с ней приключилось. Это было примерно год назад в конце зимы. Димка с Федькой отправились на шоссе пуляться снежками в проезжающие машины. Отошли подальше, чтобы из домов не пристали с замечаниями. Неожиданно из дорогого автомобиля с зеркальными стеклами что-то вылетело, покатилось в кювет – взревел двигатель, и машина скрылась из вида. На низеньких дрожащих ножках в грязной снеговой жиже стояла… большая такса. Изумленные шоколадные глаза мигали, таращились, становились все ярче и влажнее. У Димки вдруг стиснуло сердце непонятно чем. Он схватил в охапку длинное перепачканное тельце и шепнул ей: «Они не хотели, они нечаянно… Живи у меня, а?» Таксу полюбили все и сразу; наверное, еще и потому, что очень пожалели.
«Ишь, рыльце крысиное. А хвост-то, хвост… Кого притащил?» - подсмеивался отец. Так и пошло – Крыся да Крыся… Наверное, у нее было красивое имя породистой собаки. «Зато я ее ни с каким именем не выброшу на дороге!» - утешал себя Димка. Знакомый студент-ветеринар из Сельхозакадемии определил возраст и породу собаки: около года - молоденькая совсем - большая королевская такса. Она со всеми дружила, но за хозяина признавала одного Димку. Он не муштровал ее и даже отучил служить на задних лапах – «Чего ты служишь, как собачка?! Я и так тебя угощу…» И угощал, и баловал, и ничему специально не обучал, а просто разговаривал, как с человеком. Поэтому в свое время Диман удивился до крайности, когда кто-то сказал: «Собака-то ученая у тебя какая!» А он и не замечал уже, что Крыся все понимает – как будто по- другому и быть не может. «Иди постой у ворот покуда…» - и она застывает у калитки, как часовой… «Эх, поводок-то не взяли!» - и она мчится в дом и выносит поводок. «Ну, к Федьке, что ли?» - И Крыся с радостным лаем несется в сторону реки. Дед Арсентий – сосед через дом - тоже полюбил Крысю. – Он приговаривал часто: «Блажен, ибо скота милует… Вот ты гимназер православный – должен знать.»
Диман вошел в крытый двор и оттуда сразу в сад. Куры бродили в своей вольерке, обгорелой с краю и загороженной фанерами; он бросил им горсть припасенного арахиса из кармана: «Это вам от меня за… да! – за аморальный ущерб.» Султан лично проконтролировал, чтобы всем досталось. «Ты хоть себе-то оставь!» - не выдержал Димка и принялся за работу, никого не дожидаясь. Крыся бегала вокруг. «Смотри, по грядкам только не сигай.» - вполголоса предупредил хозяин. Неожиданно ворота затряслись так, словно в них ломился великан из сказки про храброго портняжку. На пороге стоял Федька.
«Я думал - великан ворота ломает, а это портняжка пожаловал» - съехидничал Диман. Федька даже не обратил внимания – он был не на шутку взволнован.
«Антошка позвонил – ну, дела…»
И он, захлебываясь от восторга, рассказал про исчезнувшую тетрадь. Но ребята не бросили работу. Черные ошметки с крыши и от обшивки сарая снесли в колдобинки на улицу. - «Они смоляные, воду не пускают.» Доски с целыми несгоревшими кусками откладывали в сторону – таких больше было от забора. Потом их отпилить – на дрова или на что сгодится. Когда подошел отец – мальчишки практически закончили разбирать сарай. Они как сговорились и ничего не стали обсуждать сейчас. Каждый уже знал – этот клад они найдут непременно и очень скоро. Жаль только, Муся выходила только минут на десять– опять занедужилось. Крыся охотно поиграла с ней и позволила посадить на колени. «Да, был бы жив Грошик – он бы нас раньше поднял – и все бы обошлось.» Грошик умер года два назад от старости. Он был такой громадный, и породу узнать никто не смог – какая-то заморская. К бабушке на рынке пристал пьянчуга с большущим напуганным щенком на веревке. Не иначе, украл.
- «Купи, купи, не пожалеешь, вон лапы-то широкие! Во, зверь будет!»
Она презрительно фыркнула, а тот взвыл: «Ну, купи хоть за грошик!»
Вот тогда Ольга Андревна пошла в атаку. Она помянула Общество защиты животных, Городскую Администрацию и, наконец, пригрозила Европейским Судом. Европейского суда мужик испугался больше всего – сунул собаку ей в руки и скрылся. Так и стал щен Грошиком. В крытом дворе ему построили отдельную квартиру очень скоро – уж больно велик вымахал. Он катал маленькую Мусю в саночках и на лыжах, вообще очень любил детей, а вот пьяные обходили ворота за квартал. Даже Мусин папаня после праздника всегда просил привязать Грошика от греха… После него бабушка так и не смогла завести другую собаку.
Бабушка накормила ребят щами на кухне и отправила домой, а Петр Васильич еще что-то про стройматериалы обсуждал…

Глава 13. Сон. Прослушивание.
Муся лежала в каком-то забытьи: спала - не спала… Перед ней вставало бесхитростное круглое лицо стриженой девочки с волшебным голосом. Оно расплывалось, таяло, а голос Анюты читал: «Ищите к Господу дорогу…» Занавески колыхались, за ними что-то розовело, поднималось… Голос исчезал за страшным скрежетом… - Мусечка моя! – Она разлепила веки. Сердце бешено стучало. У лица - чашка; бабушка, склонившись, гладит по голове, за окном светлые сумерки; фонарь на столбе – как прохладная голубая звезда.
- Выпей, Марусечка моя, тебе снилось что-то… Температура опять полезла... Все спокойно, все хорошо… - Бабушка перехватила болезненно-тревожный взгляд за окно. – Пойдем-ка в ту комнату на диванчик…
- «Да нет, бабань, что ты, я заспалась просто. И какая-то еще важная вещь была во сне - не про страшное. Вот… сейчас… Кутя. И стихи… Баба! К Господу дорога! Да нет, это не температура – батюшка сказал, помочь ближнему дорогу найти! Кутя ищет дорогу, а ей не помогли. Она же в церковь любит приходить и молитвы знает – а она… только с поварихой, как в театр, послушать…»
Ольга Андревна молча открыла телефонную книжку и, немного поколебавшись, набрала домашний номер директрисы.
А это - уже вторник. Наши ребята подкрались к двери в кабинет директора и подслушивают, хотя никогда не делали этого раньше. «…В порядке шефской помощи интернату… Музыкальная одаренность… Посещать занятия воскресной школы и Борисоглебский храм… Разумеется, организованно, с преподавателем и гимназистами… Очевидный интерес и желание ребенка… Зона ближайшего развития…» - долетали кусочки фраз. Аня, Татьянка и Муся не подслушивали, но стояли, волнуясь, поблизости. Пахом шел коридором и хотел было свернуть, увидев эту компанию, но Анюта быстро подошла к нему:
«Привет! У нас дома, оказывается, тоже марки есть, только мамины. Вот это (она вытащила прозрачный хрустящий пакетик из кармана) – монгольские семидесятого года, с лекарственными травами. Квадратненькие, большие, а фон - нежный-нежный… Мама тоже передает спасибо за спасение формы – а это – тебе! Она мне больше не разрешила там ходить, хотя там близко в библиотеку – хулиганов боится.
- А чего – «хулиганов»… Уж до библиотеки-то я всегда провожу, только скажи - когда.
Пахом понял, что она не только не выдала его. Аня не забоялась показать, что водится с ним, даже при Федьке и всех своих. Он больше не «кошкин сын», у него общие дела с самой отличной девчонкой из всех шестых классов… Это было дороже любых марок. Пахомка поднял голову и неожиданно кивнул Федору, а тот… протянул ему руку!
Дверь щелкнула, Антон шарахнулся в сторону, чуть не опрокинув Федьку с Диманом. Кутя и невысокая шустрая учительница из интерната с седеющей стрижкой вышли из кабинета вместе с Викторией Михайловной и поднялись в зал с роялем.
- Муся, пойдем с нами – быстро негромко обронила директор. Девочки радостно улыбнулись друг другу.
- Как тебя зовут, птичка? - Ласково спросила учительница музыки, Наталия Сергевна (за глаза – «Птичка», потому что у нее все были «птички»). – Наталия Сергевна пришла после консерватории и курсов катехизаторов, но ее никто не робел, а очень любили – уж очень красивая и добрая.
- Кутя, Кутя-Кутенок…- пробормотала гостья.
- Нет! - вскрикнула Валерия Михайловна – Не Кутя-Кутенок, а Катя-Катюша, запомни. Тебя твой ангел под этим именем знает и любит. Не отзывайся на Кутю ни-ког-да! А теперь спой для Муси, пожалуйста, покажи, как она поет.
- А я не… - начала было девочка, но догадливая Муся сделала вид, что плачет, и… голос Катюши (теперь и мы будем называть ее только так) поплыл, заполняя зал, врываясь в коридор… Она почему-то запела Рождественский тропарь, но мы не будем смеяться. Не смеялись и слушатели. Учительница со стрижкой испуганно оглядывалась по сторонам (как будто ее кто-то стукнуть хотел), пыталась что-то сказать, но не могла вымолвить ни слова. Сбегались гимназисты, толпились у дверей. «Артисты приехали? А кто поет? Новый кантор?.. Я не вижу!» - Им невдомек было, что пела эта худенькая круглолицая девочка со странной улыбкой.
- Настоящее контральто… Природная постановка голоса! Это просто уникум! – Заговорили взрослые со всех сторон. Потом Наталия Сергевна предложила Кате поиграть с ней в прятки: «Я нажму на клавишу, а ты потом найди – на какую! Понажимай и отыщи!» – Катя не сделала ни одной ошибки. Так же легко она пропела заданные на рояле звуки – и по одному, и сразу помногу. Прохлопала все отстуканные карандашом ритмы – даже самые-самые сложные. – И слух, и музыкальная память, и чувство ритма… - Муся стояла такая счастливая… Катя взяла ее за руку и не отпускала – все-таки робела, значит. Улыбающаяся Виктория Михайловна вспомнила, что она - директор, и спокойно серьезно сказала: «Ну, в основном мы договорились. Одаренная девочка будет заниматься в нашей воскресной школе, посещать репетиции ансамбля «Благовест», и еще надо срочно решать вопрос с преподавателем: ей надо работать со специалистом-вокалистом индивидуально. Это мы тоже берем на себя. Такой голос – редкий драгоценный инструмент.»