Три сестры (не Чехов)

Написанное не новость. Много издано книг, ещё больше не издано, спето песен и не спето, прочитано стихотворений, и спрятано рукописей в стол. Но все это — слова, рифмы, мотивы и краски об их блистательном прошлом — том времени, когда они были молоды, знамениты и желанны. Время беспощадно ко всем. Не различая лиц, оно чертит морщины и красит волосы в проседь. Оказалось, время не стало жалеть и их — трех некогда прекрасных, знаменитых на весь мир девушек.

Часть 1. Вера

Когда-то это было большое имение — с многими улицами, знатными дворами, бесконечными угодьями и золотыми куполами. На лугах паслись бесчисленные стада, в небесах летали прекрасные птицы, в прозрачной реке плескались разноцветные рыбки. Место это походило на экзотический уголок рая земного, не придуманного.
Время шло, одна мода меняла другую, не давая право на жизнь, предшественнице. Несговорчивая выгода и чужие вкусы унесли жизнь отсюда, ничего не предложив взамен. Переехали люди: поближе к мегаполису. Те, что добросовестнее, забрали с собой стареющих родителей, иконы, столовое серебро и собак. Те, у кого память короче, уехали налегке, заперев наскоро двери своих остывающих домов.
Сейчас Вера живет одна в своем старом, забытом всеми доме. Крыша прохудилась, и покосилось крыльцо. Дверь скрипит от редких визитов, словно плачет воспоминаниями. На окнах старые занавески — завидно чистые и накрахмаленные. В комнате с низким, выбеленным потолком есть красный угол-то самое священное место, в котором у многих теперь занимает плазменная панель. В доме пахнет чем-то вкусным и сладким. Несмотря на ветхость и убогость, дом Веры, словно ожил из картинок детских старых книг — сказочный и теплый.
Но мерками современности, место проживания Веры, теперь совсем обесценено — он не представляет никакого интереса для людей — ни экономического, ни географического, ни политического. В мегаполисах же Веру никто не ждет. Там царит безверие, изредка украшаемое бутафорией суеверий и астрологий.
Все же редко Веру приглашают в гости старые знакомые — в основном старики, реже дети (не модно стало верить в чудо и сказку), и совсем редко люди, которых коснулась беда. Последние, услыхав про чудеса, которые творит Вера, спешат к ней в гости, добираясь электричками и редкими попутками. Другие зовут к себе погостить. И Вера оживает, откидывая прочь свою заброшенность и седину, старость и склероз мира и мегаполисов. Словно по волшебству разглаживаются Верины морщины, и утираются слезы с лица плачущих. Живя чужим горем, Вера забывает себя, наслаждаясь короткими минутами счастья других.
Правда, после, её быстро забывают. Вера не ропщет и не обижается. Тихо уходя, наспех собрав свою дорожную сумку, Вера не ждет, что её попросят остаться. Хочется прийти сюда снова, но вслед не летит радушное приглашение. В семье теперь мир и покой, и недуг склероза понемногу вселяется в недавно горевшие верой сердца.
Глаза Веры снова влажны от слез, седые пряди выбиваются из-под платка. В вагоне электрички, Вера, упершись рукой в подбородок, разглядывает пейзажи за окном. Вдруг улыбнется сквозь слезы — ей неведомо отчаяние. Верит, что старость её временна, и слезы её высохнут вновь. Она не перестанет дышать, пока её зовут и к ней идут, пока её вспоминают и пока люди верят. Пусть даже из последних сил, пусть ненадолго…

Часть 2. Надежда

Большие серые глаза и взгляд гордо устремленный вперед. Благородная осанка и упрямый подбородок. Это на стене фотография Надежды в пору её наибольшей известности. В то время о ней пели песни и писали стихи. А некоторые художники пытались запечатлеть в вечности её ускользающую от людского понимания красоту. Было время, когда звезды советской эстрады сложили о ней песню, ставшую хитом на многие года. Тогда имя её произносилось с трепетом в каждом доме, от мала до велика. В той песни, её назвали земным компасом, так точно заметив, что именно она не даст заблудиться, пропасть, отчаяться.
Но всенародная любовь каждый раз рискует. Рискует превратиться в свою противоположность. Оклеветали и выгнали вон. Выбросили на «помойку» бытия, объяснив старомодностью. Хотели уничтожить или изуродовать, но не устояли перед женской красотой.
Прошло её время. Не о ней теперь поют песни. Сарказм, ирония и цинизм — в таком соседстве теперь звучит её некогда гордое имя. Хотя даже так, оно звучит не часто. Имя её почти забыто, впрочем, как и её красота, и сама она.
Красота и изысканность не спасли от одиночества и заброшенности. Вспоминают её редко, Веру — ту вспоминают даже чаще.
Но вопреки светским сплетням и пересудам, Надежда живет. Живет там, где уже никто не может жить. Недавно, узнала Надежда о девочке. Родилась, через минуту стала сиротой. Едва только мать смогла произнести слово, оправившись после родов, от ребенка сразу же прозвучал отказ. Через десять минут, стала инвалидом- врачи вынесли диагноз, едва осмотрев. Отказников долго не смотрят, времени на них государство не выделяет в денежном эквиваленте. Лежит одна — днем и ночью. Иногда покормить забудут, иногда лекарства дать, иногда окно закрыть. Надежда, красивая и гордая сидит у изголовья детской кроватки. Палата с голубыми стенами, окно со следами капель дождя, и серое линялое белье. Звуки хлопающих дверей и выкрики персонала — никому нет дела, что здесь в убогой палате, смотрит свой детский сон, маленькое чудо. Чудо, превратившееся для всего мира в обузу. Девочка не плачет и не кричит. Словно потеряла всякую надежду жить.
Однажды утром, Надежда после бессонной ночи вышла из палаты, побродить по больничной аллее, вдохнуть мартовский воздух в усталую грудь. К девочке зашла медсестра:
— назвать тебя надо как-то. Полтора месяца у нас лежишь, а все без имени… назовем-ка тебя Надей. Надеждой. Как видно, тебе в этой жизни ничего больше не осталось. Только надеяться…
Надежда не теряет своей красоты и достоинства. Людская молва, унижения, призрение, моды и толки ей не по чем. Она не перестает уповать и ждать. Он не теряет себя… Она не перестает надеяться.

Часть 3. Любовь

Любовь, остается по-прежнему молодой. Для многих женщин — возраст и разговоры о нем — реальная угроза, для Любви — комплимент. Не унимаясь, приезжает она гостить то к одной, то к другой сестре, поддерживая и ободряя. А иногда, убирая, стирая, готовя всю ночь — ждет сестер у себя. И тогда случаются праздники — настоящие, радостные, душевные. В доме бывают вкусные пироги с земляникой и варенье из лепестков роз. В доме шутки и смех, радостные признания и подарки. Рядом с ней — Надежда не прячет улыбки, а Вера седых волос.
Много лет назад, одна знакомая сильно позавидовала Любви. Скрыв под толстым слоем грима и блестящими одеждами свое уродство, она стала приходить к людям. Входила в дома, очаровывала и сводила с ума. В её обществе всем становилось легко, мысли о будущем не беспокоили, воспоминания о прошлом не терзали. Её умение ослепить и свести с ума стали конвертируемой валютой — за которую можно было многое купить и продать. И самозванка была щедрой. Широкой рукой дарила свои чары и зелье беззаботности и желания. Дешево продавала она насыщение, ублажала желающих и никогда не оставалась надолго. Иногда, ей удавалось пробыть лишь одну ночь, ловко обвести всех вокруг пальца и покинуть дом незаметно с рассветом, оставив горечь своего присутствия. Умела уйти быстро, не заставляя долго страдать после своего ухода, даря надежду на новую встречу, неважно с кем.
Теперь даже в самых лучших домах перестали нуждаться в Любви. На фоне соперницы, с Любовью стало сложно и приходилось думать, жертвовать и понимать. С ней нужно было считаться и забывая о себе, стремится к счастью другого. На фоне пережитого удовольствия, это становилось обузой и никчемностью.
Но имя «Любовь» не забывали. О нем пели и снимали фильмы, писали тексты и рифмы. Любовь, щелкая кнопки пульта и перелистывая страницы журналов и бестселлеров, грустно улыбалась. О ней самой там не было ни слова, ни намека. Лишь только её имя… так искусно используемое всем кому не лень. Вспомнит ли теперь кто о ней? О ней настоящей?
Но у нее не было сил грустить и плакать о себе самой. Нажав красную кнопку пульта и растопив печь журналами и газетами, Любовь глотала ком рыданий, заставляя себя надеяться и верить в лучшее. Ведь когда то, очень давно о ней написали, что она долготерпит, не ищет своего, все покрывает…

Вера, Надежда и Любовь, сидя на крыльце сказочного дома, далекой заоблачной страны весело пили чай с ежевичным вареньем. На безукоризненно белой скатерти красовался фарфор и свежие цветы. Солнце светило и не слепило, радуга являлась после минутного дождя, даря радость. Птицы пели понятными и простыми словами. Рыбки в прозрачной воде танцевали им в такт. Грустить у них не было повода. Седые волосы, голубые глаза и бесконечная улыбка были счастливы, что в этом мире ещё есть, кому верить, на что надеяться и кого любить…