Помрешь — воскреснешь

— Алло!

— Дима, это Варя…

— Да.

— Скажи мне, когда она умерла, как?

— Утром сегодня умерла. После службы. Часов в десять. Хорошо, что все студенты были на занятиях. Её нашла уборщица.

Он сухо чеканил слова, затем швырял их Варе в ухо с раздражением, словно Варя была виновата, что именно в его дежурство умерла бесхозная старуха.

— Её нашли в ту-а-ле-те. — подчеркнул он.

— Приступ? — спросила Варя.

— Откуда я знаю? —  он начинал злиться. — Естественно вызвали скорую, полицию.

— А родным звонили? У меня есть её записи…

Он отмахнулся. — Нашли какие-то контакты у ребят, которые ей здесь помогали.

— А сейчас? — Варя осторожно спросила. — где она?

— Что? В морг забрали.

Мы всегда будем виноваты перед теми, кто нас любит. Мы всегда будем чувствовать себя виноватыми перед теми, кого любим мы сами.

Она была красивая. Седые волосы подняты высоко, волной, над чистым лбом. Светлые глаза, немного вздернутый, совсем по-девичьи, нос, легкая улыбка. Она шла, опираясь на костыли, с большой сумкой в руке.

Варька давно её приметила, подбежала:

— Вам помочь?

Старушка не остановилась,  только выше подняла подбородок.

— Что Вы, девушка, не надо.

Опешившая Варя, пошла рядом.

— Но у Вас же тяжелая сумка.

Старушка продолжала брести, больше не обращая никакого внимания на Варю. А Варя не могла оторвать себя и шла и шла следом.

Её порыв подойти был движим не милосердием — корыстью. Варька не предлагала помощи, она искала её. Она искала убежище от своего уныния. Ей ужасно хотелось быть нужной. Хотя бы незнакомой бабушке на улице.  

Но что делать, если бабушка не желает «нуждаться»?

Старушка дошла до лавочки в семинарском саду, и сев, положила рядом с собой сумку.

Варя постояла немножко, потом присела.

— Я здесь учусь. — сказала она в объяснение.

Старушка открыла сумку, и, достав оттуда молитвослов, уткнулась в него носом.

Была осень, и листья уже облетали. Холодало.

— До свидания! — Варя встала со скамьи, изобразила улыбку.

Старушка не подняла лица.

— До свидания! — повторила Варя.

«А помните, Вы сначала меня прогнали?»

«Я прогнала?»

«Ну, я хотела помочь, а Вы сказали: «Девушка, мне не нужна ваша помощь»

«Глупости какие!»

«Что этого не было?»

«Нет, конечно!»

«А как же мы с Вами подружились?»

«Ну и вопросы у тебя, девушка!»

Она всех просила принести ей с трапезы рыбную котлетку, компот и кусочек хлеба. Иногда — суп в баночке. Котлеток приносилось много — их легче всего пронести. Суп и компот были редкостью. На них решались только самые сердобольные семинаристы. Запасы еды прятались в сумке — они могли её поддержать какое-то время, если снова погонят.

Впрочем, иногда она уезжала сама. И Варя после занятий тщетно искала её по скамейкам монастыря, в саду, на лавочках в корпусе.

«Да уехала она!» — говорил кто-то, успокаивая.

У неё был где-то дом, какие-то родные, она даже получала пенсию. Но это как-то всегда вскользь, ненароком. Главная её жизнь была здесь. На лавочках. И каждый вечер они искали с Варей, где бы ей заночевать. Поначалу ей позволяли спать в изоляторе и даже в фойе корпуса. Но такая роскошь скоро пресеклась. Досточтимое учебное заведение не могло позволить себе стать пристанищем странников. Это логично. Потом, ну ведь правда, она не была вдовой протоиерея, не принимала монашеский постриг, и никому не являлась родственницей.

«Вы полагаете, она — человек праведный? Так может, в лишениях — её крест. Пусть спасается!» — если честно, Варя сама порой так думала, убегая с промозглой улицы в свое теплое общежитие.

Дружба со старушкой не принесла плода. Она не лечила от уныния, только отвлекала, и еще сильнее запутывала Варю в собственных противоречиях. Ей порой казалось, христианский подвиг требовал идти до конца, оставить все — учебу, мечты, стремления и стать одно с этой странницей. С другой стороны — росло желание сбежать, скинуть с себя бремя любви, растущей и требующей внимания и сил, освободиться.

Противоречия совсем бы разодрали бедную Варьку, если бы не жизнь — это мудрая река, которая несет непослушную щепку. Несет туда, куда необходимо.

«Вы будете вспоминать обо мне?»

«Глупая Варя!»

«Давайте условимся, что мы с Вами обязательно ещё встретимся. Даже если не в этой жизни, то в иной. Да?»

«С тобой помрешь — воскреснешь!»

«Помрешь — воскреснешь? Нет, не помирайте без меня, ладно?»

Её тело, белое и мягкое, удивило Варю. Она не знала, что старухи могут быть так прекрасны. Ни морщин, ни растяжек. Белое, воздушное, как облако. И — необыкновенно чистое. Глядя на это тело, нельзя было назвать его женским, прилепить на него ярмо пола. Нет, это было тело первозданного человека — человека, который нагой ходил по Саду, не смущаясь и не смущая. Девственное тело, целомудренное.

Варя терла ей спину, мыла шампунем седые волосы, вдруг поимая себя на мысли, что старушка сейчас доверила ей самое ценное.

«Пока ты еще не замужем, мой!»

«А потом? Что потом, что я стану — скверной?»

«Потом — у тебя будут другие заботы!»

Варя мыла старушку накануне своего венчания. Потом облачала её в чистую ночную сорочку и белье. Расчесывала её длинные волосы. Словно это она, седая бабушка, была невестой.

«А Вам хотелось когда-нибудь замуж? — решалась спросить Варя, но не решилась. Разве это нужно сейчас.

За день было несколько звонков.  Примерно одинаковых: «Вы знаете, Варвара, она умерла…»

— Да. Спасибо.

— Через три дня — похороны.  Пройдут в её деревне. Это где-то два часа от города. Вы — поедите?

— Нет. Я не могу. К сожалению. Маленький ребенок.

— Очень жаль. Она любила Вас.

— И я…

Они так и не попрощались. Последний раз она звонила Варе сама, спрашивала, как малыш. Говорила, что хочет увидеть его. Но не залезать же ей на тринадцатый этаж. Ехать в лифте она отказывается.

Варя чувствовала себя виноватой после её звонков. Потому что всегда с облегчением  подтверждала: «Да, да, к нам сейчас не получится приехать…. Но мы встретимся! Может — летом?»

Может и летом.

Может и встретимся.

Может и там, где нет ни скорби, ни печали.

— Варя, она умерла — в туалете. Разве праведники так умирают?

— Спасибо, Дим!

Варя бросила трубку и, наконец, заплакала.