Перекрёстки смыслов

— Дииииин-каааааа! — крикнул Андрюшка с пятого этажа.

И она, перепрыгивая через две ступеньки, добежала до девятого, а потом — по железной лестнице до крыши. Уселись рядышком, на самом краю, свесив ноги вниз.

— Зачем ты сделала это со своей головой? В поисках смысла?

Динка отвернулась. Желтые волосы в ярко-розовых перьях блеснули на солнце.

— Не дуйся! — сказал Андрей примирительно.

Они сидели, болтая ногами. Под ними струились узкие ленточки дорог, по которым сновали крошечные машинки, точки людей. Слева был как будто лес. На самом деле — кладбище.

— Вот, — показала туда Динка, — видишь, сколько людей лежит? Зачем все они жили? Родились и умерли… Какой в этом смысл?

Андрей передразнил тоненьким голоском:

— Видишь, сколько людей лежит? И все они прожили жизнь. И все как-то обошлись без особенно глубокого смысла.

— А может, не обошлись?

— Но они из-за этого не травились димедролом!

Динка помолчала и сказала тихо:

— Не получилось с димедролом, получится с чем-нибудь другим.

— И что у нас на очереди?

— Мост.

— Некрасиво будет — об асфальт.

— Мост — над рекой. У меня есть любимый, подвесной, в Риге.

Андрюшка оживился: Рига далеко. Но Динка вдруг уточнила:

— Двадцать четвертого августа.

— Брось эти мысли!

— Не могу, пойми! Видишь? – она показала на перекресток, — все они едут. У каждого – свой смысл. Перекресток смыслов. На этом перекрестке нет меня. У меня нет смысла.

Они помолчали, но с какой-то радостью. Как будто не было моста в голове у Динки. И двадцать четвертого августа.

— Весь мир —– под нами.

— Нет, весь мир — у наших ног.

— Нет, мы болтаем ногами надмирно!

***

Вечером Динка ввалилась в прихожую, пропитанную запахом пирогов, и крикнула отцу, читавшему газету:

— Ты зачем живешь?

Отец серьезно и спокойно посмотрел на нее.

— А ты?

— Вот я и не знаю. У меня заело, понимаешь? И никто не может подсказать.

— У тебя новая прическа? — спросил он спокойно. И снова углубился в газету.

Маме тоже было не до смыслов, и Динка не стала ее донимать.

А после ужина побежала к Наташке, которая не отвечала на телефон с утра.

Дверь долго не открывали, а потом на пороге сразу оказалась Наташка, еле стоящая на ногах. Пол был усыпан окурками. Наташка устало легла на диван.

— Что случилось-то?

— Поругались.

Динка вздохнула и взялась за веник, накрыла Наташку пледом. Из-под дивана выкатилась бутылка коньяка. Пустая.

— Наташ, дай выпить! Есть?

— Больше нет.

Вот и хорошо, что нет. Значит, больше не напьется.

Динка вытащила обмякшую Наташку на балкон и усадила в кресло. Все-таки, свежий воздух.

— Ну что из-за него так терзаться? Что у тебя в нем, смысл жизни?

— Слушай, давай не будем о смысле, хоть сейчас,— попросила Наташка, — голова болит.

Они молчали. Дышали воздухом.

А через неделю Динка села в поезд на Ригу.

Она с детства любила ездить в поезде, слушать стук колес. Или забраться на верхнюю полку, лечь и глядеть, глядеть в окно, на Русь.

Москва всегда растворяется постепенно. Становится меньше ее навязчивых огней, и начинают мелькать большие станции спокойным желтым светом. Затем – полустанки, маленькой вспышкой. А между ними – леса и поля. Она ждала этих полей, и не могла уснуть, пока не увидит их. В купе еще не было попутчика.

Позвонил Андрюшка, взволнованный и перепуганный.

— Куда ты делась?

— Еду в Ригу. Сегодня — двадцать третье.

— Я думал, ты забыла.

— Нет. Димедрол-то не справился.

Положив трубку, Динка вспомнила Ригу. Правда, там не любят русских, но у нее, Динки, Рига своя собственная. По которой можно бродить целый день и открывать, открывать новое. А потом, на закате, отправиться на подвесной мост, и встав посередине, склониться над водой. Даугава… Река царственная, величественная. Неторопливая. Мост качается под проезжающими машинами. Захватывает дух…

Дверь купе открылась, вошла женщина. Светленькая латышка Ольга. Они сразу понравились друг другу.

Поезд стучал и стучал, как всегда, убаюкивал. Но в этот раз Динка проснулась среди ночи. Села. Ольга тоже не спала, смотрела в окно.

— А Вы нашли смысл жизни? – неожиданно для себя спросила Динка.

Ольга улыбнулась:

— Да.

И они проговорили до утра. Ольга рассказывала про дивного старца Серафима из неведомого города Сарова, и Динка внимала удивленно-радостно: ни о чем таком она никогда не слышала. Ей запомнилось, как он жил в лесу, как на него напали, избив до полусмерти, и как он простил их, совершенно и навсегда. И еще запомнилось, что к нему стекались люди, много, тысячами, чтобы о чем-то спросить, или поделиться горем, или просто увидеть.

— Ты крещена? — спросила Ольга.

— Не знаю. Но скорее всего, нет.

А когда они прощались на вокзале, Ольга сказала:

— Обязательно найди про него книгу, и прочти. Думаю, ее можно купить в любом храме. Запомни: Серафим Саровский.

Динка твердила про себя: «Саров, Саров», — чтобы не забыть, но, когда выбралась, наконец, с вокзала, не могла уже вспомнить, и раздраженно отпихивала крутившийся почему-то в голове Саранск.

Рига встретила солнцем, прогретым камнем и уютом. Динке всегда казалось, что этот город ждет её, и всегда хотелось сюда вернуться.

Она устроилась в гостинице, побродила по улочкам. Пыталась вспомнить название того города, но не могла, и только имя — Серафим — засело в памяти крепко.

Увидела храм и зашла. Постояла. Подумала:

— Где ты, старец Серафим, из неизвестного города?

И тут увидела книгу, лежавшую на самом видном месте. О нем, Серафиме. Саровском.

Купила и вышла с ней в город, над которым тянуло уже вечером. Розовело небо.

Динка читала долго, недалеко от царской Даугавы. А когда вернулась в номер и вышла на балкон, замерла от вида окрашенных багрянцем крыш и заходящего солнца.

Зазвонил сотовый.

— Динка! — сказал Андрей с отчаянием в голосе, — это ты?!

— Да, а что случилось?

В трубке молчали.

Динка с размаху плюхнулась в кресло. Так ведь сегодня — двадцать четвертое… Надо же, забыла про мост!

— Значит, так тому и быть! — решила она, снова выходя на балкон с трубкой в одной руке и книгой в другой.

И вдохнула полной грудью пахнущий Даугавой воздух.

_______________________________

Ольга, если случится, что Вы прочитаете этот рассказ, напишите Динке на мой адрес. Она Вас помнит и всегда молится о Вас!