Вы здесь

Non facio!

Эта повесть из сборника «Три блудных сына» (М. «Эксмо», 2014 г.) Ее название — древнеримский юридический термин, означающий формальный отказ от выполнения требований правосудия.

«Non facio!» — так отвечали первые христиане в ответ на требование отречься от Христа. К чему я это? А к тому, что нам, возможно, придется перенимать их опыт...

1

— Катон, а как твое имя? Мне надо знать, чтобы воспеть его в стихах...

Жирный Флакк сощурил свои маслянистые, глубоко посаженные глазки, отчего они почти исчезли, утонули в булках рыхлых, не очень чистых щек. Рука Флакка положила стило на пюпитр, и потянулась к лицу юноши.

— Ты так прекрасен, мой Катон! Сам Ганимед, в сравнении с тобой, просто...

Описать ничтожество Ганимеда Флакк не успел, так как губы его были разбиты вдребезги кулаком Катона.

— За фто?! — изумился Флакк, показывая окровавленную ладонь, отнятую от стремительно опухающих губ.

Катон не ответил, так как был очень занят: он избивал Флакка. Сначала свалил его на мозаичный пол святилища ударом ноги в челюсть, а затем вооружился длинной и крепкой палкой, при помощи которой дежурные жрецы, прикрепив тряпку, чистили особо высокие статуи и капители колонн.

Флакк верещал, пытаясь окатиться в угол, но юноша умелыми ударами возвращал его в исходное положение. Красивое, чисто выбритое лицо Катона оставалось холодным и бесстрастным, серые стальные глаза глядели презрительно и высокомерно.

— Встань и приведи себя в порядок, — приказал Катон, окончив экзекуцию. — Если бы ты, лопоухий трактирщик, хоть немного учился, то знал бы, что в семье Катонов из патрицианского рода Порциев есть только одно мужское имя — Марк. Вот уже более пятисот лет! И никогда — запомни — никогда Катоны не были бабами. Мы не испакостили своего честного имени греческим развратом!

Послышались редкие, но звонкие аплодисменты. В нише святилища стояла высокая фигура жреца в полосатом длинном хитоне, подчеркивающем и без того немалый рост. Черная длинная борода была завита мелкими кольцами, на голове сверкал драгоценными камнями золотой обруч. Катон и Флакк почтительно склонили головы.

— Неплохо, Катон, совсем неплохо! — одобрил жрец, выходя из ниши. — Сначала палкой, потом словами — да ты его просто раздавил, как червя! Это первое, что должен запомнить настоящий маг: «Люди — жалкие черви, которых мы топчем и давим!». Мы — высшие существа, а люди нужны лишь постольку, поскольку они полезны нам! Пусть это и не так, но если маг думает иначе, ему место на рынке, среди фокусников. Ты выполнил задание?

— Да, великий Василид!

Катон протянул жрецу исписанный свиток, с виду очень старый, и несколько деревянных, покрытых воском дощечек.

— Так-так..., — бормотал Василид, просматривая записи — Гермес Трисмегист, Аполлоний Тианский, Александр Асклепий ... хорошо, хорошо... посмотрим, как усвоил.

— Но... задание было велено переписать, и только, — растерянно сказал Катон.

— Настоящий маг всегда стремится расширить границы дозволенного! — наставительно сказал Василид, и сделал вид, будто только что заметил Флакка.

— Ты еще здесь?! Убирайся в свою грязную нору, ползать с такими же червями, как ты! Маг никому не позволяет себя унижать, никому!

— Сжалься, великий! Отец убьет меня, он уже столько денег истратил...

— Я давно прогнал бы тебя, но способности... способности к магии встречаются редко, а у тебя они есть, и деньги твоего отца здесь ни причем. Хотя... владелец двадцати харчевен мог бы платить и побольше! Хорошо. Двадцать амфор вина — по амфоре с харчевни, и можешь оставаться. Думаю, не стоит напоминать, что вино должно быть хорошим.

— Благодарю, великий!

— Ты виноват, Флакк. Вступая в коллегию, ты давал клятву воздерживаться от плотских утех — на время обучения. Вся твоя сила должна быть направлена к Фебу-Аполлону, а вожделение обращено в силу! Возненавидь Катона, и ты его испепелишь!

— Я ненавижу Катона!

Василид расхохотался и с довольным видом потер руки.

— Катон, мой мальчик, поздравляю — у тебя есть враг! Не поворачивайся к нему спиной.

Темная волна пробежала по лицу Катона, отчего оно на миг стало настолько страшным, что даже у Василида пробежали мурашки по спине, а Флакк сжался, как сушеная смоква.

— Враг — это хорошо, — сказал Катон, криво усмехнувшись, — без врагов жить скучно!

2

— Вытягиваем руку, плавно, без резких движений... сжимаем в кулак... раскрываем ладонь, но пальцы остаются полусогнутыми... чувствуем ладонью тепло, ласкаем это тепло... тепло превращается в жар, жар уже нестерпим... бросаем!!!

Огненный шар отделился от ладони Катона и полетел в сторону соломенной мишени. Мишень вспыхнула ярким белым светом и сгорела неестественно быстро. Рядом раздался вопль, напоминающий поросячий визг: магический огонь прилип к руке Флакка, и теперь она пылала.

— Катон!!! Твои шуточки?! — кричал Василид. — Погаси немедленно!!!

Катон пожал плечами, и, не глядя на Флакка, щелкнул пальцами. Огонь погас, и вопль сменился судорожными всхлипываниями.

— С ума сошел?! — бушевал Василид. — Без вина хочешь нас оставить?! Твои нищие аристократы не больно-то раскошеливаются!

Кричал он, не глядя на ученика — последнее время он как-то опасался заглядывать ему в глаза.

— Не бойся, великий Василид, без вина мы не останемся, — слово «великий» Катон сказал с едва заметной иронией, и повернулся к Флакку. Тот дернулся и застыл, глаза его остекленели.

— Ты пойдешь к своему грязному, вонючему отцу и скажешь, чтобы прислал сорок амфор сладкого фалернского в святилище Феба-Аполлона. Великие пить хотят.

— Я пойду к своему грязному, вонючему отцу, и скажу...

— Иди!

— Не останешься ты без вина, великий, — устало сказал Катон, и вдруг зевнул, широко и шумно. — Скучно. Ты прав, Василид — это черви, но давить их — тоже скучно.

3

Катон шел по улице, сопровождаемый любопытными, чуточку испуганными взглядами. Обрывки фраз, произнесенных сдавленным шепотом, доносились до его ушей:

— Мист! Посвященный мист Аполлона!

— Такой молодой, и уже мист?!

— Тише, тише... это же Катон.

— Марк Порций Катон? Потомок того самого? Разрушителя Карфагена?

— Да тише ты! Порчи захотел? Щелкнет пальцами — и привет!

... Камень, жара и пыль — это Рим. Миллионный город, прожаренный солнцем, собирал толпы вокруг фонтанов, дающих лишь временное облегчение. Те, кто мог себе это позволить, устремлялись к общественным садам, где в тени и прохладе трактирщики раскинули свои навесы. Катон нашел уединенное местечко под таким навесом, и устало сел на скамью, прислушиваясь к пустоте, медленно растущей в его груди. «Радость ушла... радость ушла...» — билась в голове надоедливая мысль, а ей вторила другая: «Украли радость...»

Суетливый трактирщик подскочил, и затараторил:

— Такая честь, такая честь... для тебя все бесплатно, заказывай что хочешь!

— Вина.

— Холодной воды? У меня ключевая, со льда...

— Не надо.

Трактирщик не уходил. Опять! Одно и то же...

— У тебя есть конкурент, — уверенно заговорил Катон и обвел глазами окрестности. — Вон его шатер...

По мгновенной бледности трактирщика Катон понял, что попал в точку. Он продолжил, добавив в голос немного льда:

— Ты хочешь, чтобы он умер?

— Нет, нет, — замахал руками трактирщик, — этого совсем не нужно...

— Пожалуй, я пойду отдыхать к нему...

— Не надо, господин, — трактирщик стал совсем серым от страха, — здесь тебе будет спокойней...

— Проследи за этим. А если напьюсь... знаешь, куда меня отнести?

— Знаю, господин.

И Катон действительно напился.

4

При храме Аполлона тайно собирались жрецы разных храмов Рима, что было нарушением закона, запрещающего тайные собрания. Не исполнялся также и закон, согласно которому на любых собраниях должен присутствовать законный представитель Римского Народа, но власти уже давно смотрели на это нарушение сквозь пальцы. Если бы такой представитель пришел, он увидел бы много любопытного. Рядом с почтенными служителями традиционных римских, греческих, и некоторых восточных богов сидели непонятно откуда взявшиеся жрецы запрещенных культов Молоха, Беленоса, Луга и других, за принадлежность к которым полагалась смерть.

Участников ночных собраний объединяло одно — принадлежность к братству высших магов, хотя понятие «брат» наименее всего подходило к членам этого странного сообщества, девизом которого могло бы стать выражение: «Каждый за себя и все против одного». Только необходимость координировать усилия по воздействию на внешний мир заставляла их собираться вместе.

Маги бродили по святилищу, угощались около заранее уставленных яствами столиков, и ждали, когда капитул братства закончит свое отдельное заседание. Конечно, это было унизительно, и некоторые участники собрания открыто возмущались, но... как-то вяло. Капитул терпели потому, что каждый надеялся когда-нибудь в него войти, и получить вожделенную возможность унижать остальных.

Капитул состоял из пяти магов, и главы не имел — подчиниться одному для остальных было бы уж слишком... Говорили по очереди, решения принимали только единогласно.

Очередь говорить выпала старейшему магу капитула, друиду Вигеториксу, тайному служителю Беленоса. Впрочем, в миру Вигеторикса звали Паниск, и промышлял он торговлей мулами. Белоснежную бороду, непременную принадлежность друида, он при этом отвязывал.

— Так он и вправду так хорош, как о нем рассказывают? — спросил Вигеторикс.

— Да! — ответил Василид. — Он совсем не ошибается, и никогда не прибегает к иллюзии. Здесь, между своими, мы можем признаться, что половина всех наших чудес — обыкновенные фокусы...

— Что уж там половина, — хмыкнул краснобородый пуниец Гамилькар, жрец Молоха, — почти все!

— Это у кого как, за себя говори, — жеманно огрызнулся Анаксимен, завитой и надушенный жрец Асклепия .

— Хи-хи-хи, — тоненьким голосом засмеялся кастрат Апепи, жрец Исиды, — а кто говорящую змею публике показывал?!

— Ну и что? — обиделся Анаксимен. — Змея была настоящая! Почти...

— Братья, братья, не будем ссориться! — призвал магов к порядку Василид. — Все мы знаем, как это происходит. Сначала сила дается нам легко, и чудеса почти всегда получаются; потом сила исчезает, и приходят существа, которые ее давали. Они предлагают сделку... э... скажем так, посвящение, и сила возвращается, но уже под контролем... э... этих существ. Если... существа... нами довольны, то сила возрастает, а если нет — убывает. У всех ведь так?

Ответом ему было молчание, видимо, так было у всех.

— У Катона сила хлещет через край, и не кончается! У него не бывает этих досадных «почти»! На моей памяти ничего подобного не случалось никогда, а ведь я вырастил тридцать семь магов! — с жаром говорил Василид.

— Расскажи, какой он? — задумчиво попросил Паниск «Вигеторикс».

— Ну, он горд, высокомерен...

— Мы все такие! — отмахнулся Паниск. — Что его отличает от других магов?

Василид задумался, стараясь припомнить, потом неуверенно заговорил:

— Он не умеет лгать. Всегда доискивается правды. Справедлив даже с врагами...

— Девственник?

— По-моему, да... И еще: однополый эрос вызывает у него какое-то патологическое омерзение, не выносит даже намеков.

— Понятно, — Паниск с важностью помахал привязанной бородой. — Наш — только не обижайтесь на правду! — наш э... Хозяин стремится сам подчинить человека милым и естественным слабостям, удовольствиям, которые мы все так любим. Для Хозяина это дело чести, что-то вроде спорта. Второй ученик ведь не блещет успехами?

— Флакк? На уровне рыночного фокусника.

— И какой он, этот Флакк?

— Обычный человек, стремится взять от жизни все... довольно дрянной мальчишка, между нами.

— Вот видите! Хозяину просто неинтересно с ним возиться; он, так сказать, уже готовый результат. Вспомните, какие жертвы мы приносили во время... посвящения.

Присутствующие поморщились: воспоминания никому радости не доставили.

— Итак, — продолжил Паниск, — достопочтенный Василид предлагает провести досрочное посвящение своего ученика...

— Я против! — пискнул Апепи, которому за всю жизнь не удалось воспитать ни одного порядочного мага. — Пусть все идет своим чередом!

— Да, собственно, голосования и не нужно, — смущенно сказал Василид. — У меня был контакт...

Все разом поскучнели, задвигали креслами, только огненнобородый Гамилькар захохотал, грозя пальцем Василиду:

— Ну Василид, ну хитрец! Если бы мы все проголосовали за посвящение, получилось бы, что великий Василид великого мага вырастил! А у него оказывается, контакт был! Хозяин приказал, и говорить не о чем! Ха-ха-ха!

Василид притворился, что не обижен, и деловито сказал:

— Подготовьте все. Подходящая статуя у кого-нибудь есть?

— У меня, — откликнулся Анаксимен. — Новенькая, только из мастерской, в два человеческих роста. Аполлон, между прочим.

— По такому случаю, — с необычайной мягкостью в голосе сказал Паниск, — хорошо принести в жертву младенца. Или, на худой конец, девственницу. А?

— Указаний не было, а проявлять инициативу... сами знаете, — сухо сказал Василид.

Судя по мрачным физиономиям, знали все.

— С этим решили, — подвел итог Паниск. — Что у нас вторым вопросом? Засиделись мы, маги ждут.

— Подождут, — сурово отрезал Василид. — Второй вопрос их тоже касается. Второй вопрос — христианство. Мы все хорошо поработали, проводя в императоры Деция, на которого можно исподволь влиять, подталкивая к нужным решениям. Он сделает все, что мы захотим; надо только определиться, чего мы от него хотим.

— Как это «чего»?! — задохнулся от возмущения Гамилькар — Истребить всех сакрилегов под корень, и все! Я всегда за простые решения!

— А я с самого начала возражал против кандидатуры Деция, — подал голос Апепи, — слишком уж он положительный, ну просто человек без недостатков! Сорвется, что будем делать?

— Убьем, — отмахнулся Василид. — Ты забыл, что это был не наш замысел — сделать инициатором гонений честного и энергичного человека, искренне радеющего о благе народа.

— А ведь они отвыкли от гонений, — усмехнулся Паниск. — Расслабились, разжирели... приняли в свои общины много случайных людей. Нет, Гамилькар, не надо «под корень». Или... Василид, нам позволено проявить инициативу?

— Приказано.

— Тогда я предлагаю никого, по возможности, не казнить. Никаких толп, скандирующих: «Христиан — львам!», никаких показательных убийств в духе старины Нерона! Пусть все будет просто и по-деловому; я бы даже сказал — буднично...

— Поясни, — заинтересовался Василид.

— Деций издаст эдикт, предписывающий всем, без изъятия, жителям Империи продемонстрировать свою лояльность. Понимаете? — Паниск поднял палец, привлекая внимание к этой своей мысли. — Всем, а не только сакрилегам! Принести чисто символическую жертву гению императора, поклониться его изображению — все пристойно, культурно, без драматических отречений... хорошо бы даже подчеркнуть казенный формализм этого акта.

— Справки! — тонкий голосок Апепи срывался от восторга. — Пусть им выдают справки!

— Эдикт ударит и по евреям, — озабоченно сказал Гамилькар, — а они оказывали нам помощь в сборе сведений о сакрилегах... могут быть полезны и в будущем.

— Детали! — отмахнулся Паниск. — Решим по ходу. Ну... как последователи древней и разрешенной религии, евреи получат право продемонстрировать свою лояльность при помощи денег. Это всего лишь предположение, уточним позже. Главное — получить как можно больше отрекшихся от этого... распятого; каждый отступник прибавит нам сил и могущества. Сакрилеги за последнее время привыкли к безопасности и благополучию, многие из них — вполне здравомыслящие люди, как и мы. Поставим их перед выбором: горошина фимиама в огонь, справочка в руки — или разорение, тюрьма, муки, крушение всей привычной и уютной жизни.

— Паниск умен настолько, что отныне я буду называть его только Вигеториксом, даже наедине — с важностью изрек Гамилькар. — Думаю, мы решили единогласно? Действуем, как предложил Вигеторикс?

Маги молчали.

Продолжение следует...

Комментарии

— Деций издаст эдикт, предписывающий всем, без изъятия, жителям Империи продемонстрировать свою лояльность. Понимаете? — Паниск поднял палец, привлекая внимание к этой своей мысли. — Всем, а не только сакрилегам! Принести чисто символическую жертву гению императора, поклониться его изображению — все пристойно, культурно, без драматических отречений... хорошо бы даже подчеркнуть казенный формализм этого акта.

— Справки! — тонкий голосок Апепи срывался от восторга. — Пусть им выдают справки!

Да, справки. Актуальненько. Есть у них ещё одно измеренение - вот как здесь, к примеру. Тоже актуально, хотя и другая проблема, но рядом...

Ждём продолжения. Хотелось бы и в альманахе опубликовать..

Сергей Марнов

Да, одно из пакостнейших человеческих умений - умение прятаться за формулировками и словами. Однажды откровенный, рафинированный мошенник с кипой документов доказывал мне, что прав. Когда я спросил в упор: "Понимаете ли вы сами, чем занимаетесь?", он снова уцепился за бумаги, а глазки бегали...

Публикацию в Вашем альманахе почту за честь, а продолжение будет, когда моя дочка (попадья) сподобится его вставить. Сам я до сих пор не умею..

Сергей Марнов

Я видел фотокопии этих "справок", до нас дошло семь штук (из разных частей огромной Империи!). Не хватает только круглой печати и штампа в углу...