Вы здесь

Непесни непесней

1

Когда ты была маленькой, добрый Боженька великодушно обсыпал твое белое лицо мелкими-мелкими золотыми монетками.
Ты выросла, а золотинки остались прежними…
И вот наступила твоя весна. Однажды взошло твое солнце, и на лице твоем засияли веселые звездочки, и глаза твои заискрились радостью, и смешинки в них стали резвиться…
И сладостно сердце замерло, и душа зашелестела надеждами, надеждами, надеждами…
Надежды иногда наивны, но всегда светлы, если у Бога вымолены, ─ как вода родниковая. Иногда они не сбываются, но ведь и родниковая вода, случается, мутнеет. Проходит время, муть оседает ─ и вновь вода чиста и первозданна…
А в молельне твое лицо грустно белеет ─ словно печальная одинокая луна…

Для чего вселенная?
Для звезд.
Для чего звезды?
Для сияния.
Для чего сияние?
Для глаз любимых.
Для чего любимые?
Для гармонии во вселенной!

2

В дивном соцветии твоей комнаты невольно увидел я крапиву цветную.
Что нравится гостю…
Ты невесомо вспорхнула на стул и, волнуясь, стала отделять лепесток от целого. Ты напряглась, и почудилось мне, будто в твоем обманчиво легком теле неземно зазвучали невидимые струны, которых не касались еще чуткие пальцы музыканта-виртуоза. Сначала звенели они робко, едва слышно, как первая весенняя капель; потом звуки осмелели, словно невеста после венчания в храме, и превратились в упоительный аккорд, заполнивший комнату, мир, вселенную.
Есть ли в Божьем мироздании хоть один мужчина, который, ощутив эту неизъяснимую гармонию звуков, не сделал бы попытку прикоснуться к ним, чтобы понять их природу и истоки?..
Увы, есть. Это ─ я.
Существует хоть один землянин, который не подхватил бы тебя на руки, не прижался бы глазами, губами, душой к твоим вдруг зазвучавшим струнам, воспламеняющим кровь, туманящим сознание, и внимал, внимал, внимал?..
Увы, существует. Это ─ я.
В дивном соцветии твоей комнаты невольно увидел я крапиву цветную…

3

Под сенью причудливо изогнутых деревьев причудливо извивается гулливая Птичь.
И отношения наши причудливые: изогнуты, как лук, натянуты, как тетива. А стрелы – взоры твои.
Солнце сияет. Ты достаешь из колчана стрелу и натягиваешь тетиву. Лук изгибается все больше, но конца стрелы не видно – твой взгляд бесконечен, он ни во что не упирается. В твоих глазах умопомрачительная бездна. Тетива звенит от напряжения. Вот сейчас ты отпустишь руку – и вспоет стрела!
Но… ты закрываешь глаза: исчезает умопомрачительная бездна, только солнце сияет да причудливо извивается гулливая Птичь.
Прикасаюсь губами к твоей горячей обнаженной спине – и вновь бездна разверзлась предо мною. Твой голос спокоен, лишь звучит глуше, чем обычно:
- Зачем ты меня…
Хотела сказать иное слово, но произнесла «соблазняешь». И снова твой непостижимый, бесконечный, как вселенная, взгляд. Он струится не из глаз, а из каких-то неземных неоглядных далей. Он звучит, он будоражит, он испепеляет, он… сдерживает…
С той поры много воды унеслось меж извивных берегов Птичи. А отношения наши по-прежнему причудливые: изогнуты, как лук, натянуты, как тетива. А стрелы – взоры твои…

4

Не могу ни о чём думать. Думаю о тебе…
Не я к тебе стремлюсь ─ душа моя неодолимо к тебе влечётся. Моя душа с твоей душою говорит.
Ты не услада в жизни, ты ─ судьба.
Движения губ твоих ─ как шелест листьев юных, а слова твои ─ вино, бальзам волшебный.
Ты воссияла над судьбою моей, будто долгожданная зарница, не знал я, когда это случится ─ сегодня, завтра или через много лет. Я мучительно ждал её, верил, что она, зарница, обязательно вспыхнет. Но ─ когда?
Как всякое нетерпеливое ожидание, ты неожиданна…
Глаза твои ─ души ожоги.
Кажется: твои губы ещё не ощущали неизъяснимой прелести пленительного поцелуя; ты не слышала всемогущих слов любви; тебя не порабощала страсть, не услаждала нежность; ты не упивалась ласками…
А руки твои ─ как две зари: утренняя и вечерняя. Восторг твой подобен цунами…
И я тебя люблю.
Не могу ни о чём думать. Думаю о тебе…

Неправедно душам на свете,
Людьми управляют тела…
И если б тебя я не встретил,
Моя бы душа умерла. 

Комментарии

Очень красиво! Правда, вспоминается Песнь Песней. Только название все портит. Вы скромничаете, понятно. Но я бы сделал наоборот, взял бы эпиграф из Песни Песней,а название изменил так, чтобы в нём не звучало насмешки над собой.

Евгений Боровой

 Милостивый Igor, благодарю Вас за словеса добрые, душевные... Вовсе я не скромничаю, а пишу о земном, грешном; название же и есть тот самый "эпиграф", который Вы предлагаете, из "Песнь Песней". Соломону - Соломоново: мне ли с ним соревноваться в изящности и мудрости? Тем более если название, как Вы считаете, "портит", то содержание (исходя из Вашей же оценки) исправит. Зато и Соломон будет сыт, и я буду цел, и читатель пару добрых незаслуженных слов выскажет. Как по Чехову: "Все трое были приятно ошеломлены"...