Вы здесь

На «золотом тельце» у разбитого корыта

«Если бы счастье заключалось в телесных удовольствиях,
то мы должны были бы называть счастливыми быков,

когда те находят горох для еды»
Гераклит Эфесский

Жажда счастья

Счастье — это, пожалуй, то единственное, в отношении чего человек предельно активен и трудолюбив. В поиске его он не только стабилен, но и неутомим. «Да и как иначе, — скажет он, — ведь я не враг самому себе. Более того, я достаточно самолюбив. И отказываться от комфорта и наслаждения вовсе не намерен. Не свойственно мне это. Да и, признаться, подвластен я неудержимому, внутреннему влечению к личному благу».

В этих словах максимум правды. Тот факт, что человечество беспрерывно стремится к достижению «счастья», «блага», — давно не новость. Интересно другое. Удивительное единомыслие в вопросе «что такое счастье?» Не иначе, как и впрямь сговорились. Хотите убедиться? Спросите. Окажется, что чуть ли не каждый житель планеты Земля понятие «счастья» связывает с тем, что относится к категории «сиюминутного», «преходящего».

Счастье «по-человечески»

Земное благо — именно на нем, если не исключительно, то, как минимум в первую очередь, сосредоточена жизнедеятельность homo sapiens.

Что в этом плохого? Ничего, кроме последствий. Ведь дело здесь не в самой вещи, а в отношении к ней, в уровне ее оценивания человеком, а так же присвоенной ей степени жизненной значимости. От этого во многом зависит и результат использования благ земных.

Если, скажем, для человека «обмирщенное» счастье — самоцель его существования, каковы будут последствия такого мировосприятия? Не мучительное ли чувство «неполноты» преисполнит его чуткое сердце? От того, что то «счастье», которое вдруг оказалось в его руках, не в силах удовлетворить однажды и в той максимальной мере, которую он способен воспринять. Такое «счастье», в конечном счете, сиюминутно, мгновенно. Придя, оно тут же ускользает, оставляя после себя лишь ощущение лишенности и пустоты.

К чему приводит счастье под названием «Золотой телец»?

Не потому ли формируется статистика из фактов самоубийств, совершенных «благополучными мира сего»? Чего же не хватает людям, имеющим все то, что вполне исчерпывает понятие их «счастья»?

Спокойствия. Да, именно спокойствия. Ведь то «счастье», которое избрало человечество, тем менее успокаивает его, чем более оно приобретается. Трагедия в том, что такое «счастье» не ликвидирует «закон энтропии». Человек остается уязвимым разрушением и смертью, независимо от уровня и качества собственного вещественного благополучия.

От осознания беспомощности того «Золотого тельца», которого человек назвал своим «счастьем» и «надеждой», — он страдает и мучится. Ни звание «Властелина», ни корона, ни трон, не рассеивают его уверенности в собственной беззащитности, не гарантируют жизнь и благополучие в завтрашний день. Разочарованный в «объекте» собственной любви он погружается в бездну отчаяния и беспокойства. Одержимый ими он увядает и гибнет.

Счастье в другом варианте

Но может быть есть другой вариант счастья? Того счастья, которое устраняет страх смерти, боязнь лишиться чего-то, — счастья, которое преодолевает психо-физическую зависимость от собственных, разрушительных привычек и пристрастий. Того счастья, наконец, которое вызволяет из рабства тирана, беспрерывно склоняющего к злу.

Где он — этот путь, ведущий к свободе, спокойствию?

Вопрос достаточно закономерный с точки зрения Вечности. Именно ей он, по-видимому, и адресован. Это вполне логично. Ибо что, как не Вечность может быть более востребованным в условиях иллюзорного «счастья», которое не предотвращает жажду человека, а лишь усиливает ее?

К Вечности с вопросом: «что такое счастье?»

Итак, если категория земной действительности не предполагает полноценного счастья, которое бы удовлетворило вполне, а между тем человек не перестает стремиться к нему, — стоит ли в таком случае пренебрегать возможностью попытки его обретения в иной плоскости бытия — в Вечности?

Если нет, — добро пожаловать в мир религий! Потому что именно здесь вопрос вечности первичен. Собственно, и самой религии стержнем являются приоритеты непреходящего значения.

Потому-то, очевидно, религиозный ум и сознание и устремлены за пределы времени и пространства; сердце борется с зависимостью от разрушительного и вредоносного зла; а воля противодействует мощному натиску животного инстинкта.

Впрочем, у всякой религии свои по этому поводу суждения. Для нас важно, что именно религия как в рациональном отношении, так и опытном, наиболее компетентна в интересующем нас вопросе.

Мнение христианства по поводу счастья

Что же, наконец, скажет религия? Вопрос этот мы адресуем, пожалуй, сразу христианству. Хотя бы только потому, что с точки зрения человеческого опыта, его логики и личностных запросов и потребностей, вероучительная доктрина именно этой религии наименее противоречива и сомнительна.

Доверие христианству тем больше, чем меньше оно может в чем-либо быть опровергнуто.

Не хочется вдаваться в детальное исследование тех или иных вероучений, чтобы доказать истинность лишь одной из них (ибо истина одна). Тем не менее, лично у меня вызывает доверие только та религия, чей Бог не абстрактный или замкнутый в своем мире и безучастный, а Тот, Кто не только говорит, но и действует; не только ставит задачу, но и реально помогает выполнить ее.

Такого Бога исповедует только христианство. Он — Христос, доказавший Свою безграничную любовь в акте Личного присутствия и участия в жизни человека. Его стопы коснулись земли, чтобы пройти путь здешней жизни вместе с человеком, научить его, умереть за него, оживить в Своем славном Воскресении, а затем сообщить благодатную силу для преодоления препятствий на пути к улучшению, преображению, святости, Счастью. Не брошенный Богом человек на произвол судьбы только в христианстве. Ему и предлагаю свой вопрос.

«Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные и Я успокою вас» (Мф. 11, 28) — в этих словах Христос четко обозначил проблему всего человечества. Она — ни в нищете и ни в богатстве, ни в славе и ни в бесчестии. Она — в отсутствии покоя. Равно беспокоен и богатый, и нищий, и царь и раб. Именно в этом несчастье и того, и другого. Потому, Спаситель и обещает тем, кто к Нему обратится ни что иное, как спокойствие, покой. И речь здесь не о том равнодушном ко всему, пассивном покое, к которому призывает буддизм и который приобретается искусственным путем. Ибо жизненный опыт человека показывает, что в высшей степени сложно противостоять тому, что, собственно, и лишает человека покоя, — собственным зависти, гневу, злобе, ненависти. Как бы он не старался избавиться от этих недугов самостоятельно, в итоге он оказывается бессильным.

Он скроет эти пороки за завесой улыбки, теплого взгляда, услужливости, но не сможет удержать их и уж тем более умертвить внутри себя.

Поэтому Всеведущий, Всемогущий Бог и предлагает человеку Свою помощь, говоря о покое Источником которого является Он Сам. И, который возможен только в условиях тесного с Ним союза.

Что это за помощь? Благодать Святого Духа, которая производит в сердцах верующих любовь, радость и мир (Рим. 14, 17; Гал. 5, 22). Это тот Божий дар, в котором человек находит успокоение.

На первый взгляд может быть в этом и нет ничего удивительного. Вокруг нас немало людей, испытывающих радость, вполне любвеобильных и миролюбивых. Но вопрос в том, насколько устойчивы они в этом состоянии, насколько постоянны.

Вряд ли нам удастся найти того, кто бы находился в одной поре неизменно. Иной раз что-то, да и выведет из себя, разбудит спящего внутри буйного зверя. Порой кажется, что человека словно подменили. Выясняешь в чем дело. Оказывается, что кто-то перестал оказывать жизненно важную услугу — удовлетворять его собственное ЭГО.

Известное дело. Человек человеку — друг до тех пор, пока они оба друг-другу взаимовыгодны. Легче любить того, кто угождает и кто в чем-либо полезен.

Такая любовь по сути односторонняя, потребительская, в которой нет ни самоотдачи, ни, тем более, жертвы. В аскетической, святоотеческой литературе такую любовь обычно называют обмирщенной, плотской, которая не способна, в силу своей грубой природы вызывать в человеке те «мир» и «радость», о которых речь была выше. Я бы сказал даже, что «мир» от такой любви больше похож нисколько на состояние всей личности — устойчивое устроение духа, сколько на временное «перемирие» в условиях взаимоугождения; а «радость» — на кратковременную эйфорию, всплеск эмоции.

Трудно верится, что человек, оказавшийся в таком жалком положении сполна доволен, спокоен и счастлив. Да и вряд ли ему комфортно находиться в шкуре актера, играющего «в любовь» с кем-то, к кому он, по меньшей мере, равнодушен.

Однако есть среди «смертных» и другие примеры любви. Любви другой, совсем не похожей на эту — «любовь по-человечески».

Жертвенная любовь — сверхчеловеческая способность

Вашему вниманию история. Жил был на этом белом свете добрый человек. Жил он в достатке, был уважаем, имел любимую жену, детей, и, главное, жил праведно, всецело угождал Богу. И вдруг он лишается всего и сразу. И что? Вместо того, чтобы изрыгать проклятия, неистовствовать, захлебываясь в собственной злобе, он, заживо разлагаясь, в струпьях, благодарит Бога за все с ним происходящее. Ни тени недовольства в его лице, ни признака ненависти. Во всецелом доверии Творцу, в надежде на Него он умиротворен и спокоен. Имя этому человеку Иов. Тот самый ветхозаветный праведник.

И это не единственный случай. Через ряд столетий спустя, так же поступит и пленник Нерона. Несправедливо им оклеветанный и осужденный он, сгораемый пламенем огня, в муках искренне будет молиться за своего обидчика и палача. Христианин. В чем же загадка его сверхчеловеческой способности? Да, именно сверхчеловеческой. Потому что сам по себе человек, который еще вчера «заводился с пол оборота» из-за ерунды, едва ли сможет всем собой вдруг возлюбить собственного врага?

Что это за любовь, которая жертвенна, всепрощающа, бескорыстна и всеобъемлюща? Любовь, которая для одних безумие, для других недостижимая цель? Потому она и — ДАР, что достичь ее самостоятельно человек бессилен. ДАР? Но чей? Если не человека, то, разумеется Бога.

Признаки Божественной любви

Это очевидно. Признаки налицо. Во-первых, никакая другая любовь, кроме Божественной неспособна настолько «впаиваться» в природу человека, что бы быть ее неотъемлемой частью, ее естественным состоянием, свойством, средоточием жизни. Во-вторых, что очень важно,- никакая другая любовь, кроме этой не созидает. И только в состоянии Божественной любви человек обретает подлинные радость и умиротворение. Именно в этой любви, как непреходящем, устойчивом состоянии человек обретает долгожданный покой, потому что для него теперь нет ни врага, ни «объекта» зависти или ненависти, ни вражды, ни равнодушия. Дух его умиротворен и покоен, и никто извне покой этот не нарушит...

Искусство обретения счастья

И последнее, не менее важное. Где Этот благодатный Источник, Дарующий успокоение? Правильно, Он везде. Это подтвердит и философ, который сидит целыми днями, усупившись в тетрадный лист, размышляя над тем, где можно выискать очередной аргумент в пользу существования Бога. Не сомневайтесь, он обязательно докажет, что «Абсолют» или «Высший Разум» есть. Более того, он поверит в «Объект» своих исследований, но при этом, оправдываясь собственной занятостью, не удосужится найти в себе силы сорваться с насиженного места, чтобы хотя бы палец о палец ударить во имя уважения к «Действительности», бытие Которой доказал.

Или может философ прав? Не нужно «срываться», достаточно просто верить. Тем более, что Бог везде, а стало быть, и в душе человека. Допустим. Вот только толку от этого?

От убеждения, что Источник искомого счастья существует и что Он Вездесущ, человек не становится счастливее. Да и вообще по сути, ничего не меняется ни в нем, ни вне его. Но это отнюдь не означает какую-то безучастность и равнодушие со стороны Бога или Его «неполноценность». Он может человека осчастливить вмиг. Но найдет ли, уживется ли это счастье в том, для кого оно нежеланно, не искомо? Не будет ли оно противоестественным тому, кто по своей сути адаптирован к условиям счастья иного рода? Потому Бог и не навязывает Себя, а лишь предлагает. Он будто говорит: «человек, ты жаждешь счастья? Не другого, а именно этого? Тогда не только думай и размышляй о нем в уме, не только желай его своим сердцем, но и приходи за ним, соверши волевой акт, и Я дам тебе его».

Вот вам и все немудреное искусство обретения счастья. Знаешь, что оно есть, знаешь где, желаешь обрести, не поленись, приди и возьми его. Иначе: объединись с ним всей своей личностью. Не только в сознании и сердце, но и в волевом акте, действии, практике. Стань средой Его обитания, присутствия во всех сферах своего бытия, чтобы беспрерывно и полноценно быть с Ним и в Нем всей своей целостной природой. Включи Его в свою собственную жизнь, чтобы и самому быть включенным в Его. Наконец, живи в Нем, чтобы Он жил в тебе.

Минимум труда — максимум счастья: возможно ли?

Быть может, найдутся те, кто примет эту незамысловатую концепцию в штыки. Скажут: «не без противоречий здесь, все-же...Ты в Нем, Он в тебе...Как же это?» Однако будет ли это означать ее неправдоподобность? Основывать свои суждения на личных амбициях, заведомой предвзятости или нежелании приложить усилия в познании еще непознанного, и потом слепо верить в них и следовать им, верх легкомыслия, и, даже, глупости.

Здесь речь о людях, которым сидеть сложа руки в ожиданьи счастья, больше, чем привычно. И которым, всего менее, хотелось бы восходить к звездам сквозь терния. Модель их жизни иная. Она — в максимуме счастья при минимуме труда.

Убедиться в том, что это самообман несложно. Для этого нужно лишь одно: прочесть все существующие книги по истории и попытаться найти в них факты, которые свидетельствовали бы о подлинности и полноценности «легкого», «не выстраданного» «счастья».

Позвольте помочь. Вот один из них. Факт, которому уже не одна тысяча лет. По своей древности он не уступает даже самому человеку. Суть его в том, что максимум счастья по имени «богатство, слава, наслаждение» при минимуме труда, — вполне возможно. А вот максимум счастья, имя которого «свобода от пристрастия к «Золотому тельцу» при том же условии, — едва ли.

О «фальшивом счастье»

В том-то и признак «фальшивого счастья», что его достижение возможно при минимуме усилий. Посудите сами. Что всего легче сделать: позволить себе все или воздержаться в чем-то? Потерять в обстоятельствах «вседозволенности» моральный облик и превратиться в совокупность животных инстинктов или устоять на пьедестале человеческого достоинства? Разумеется, первое. А это и есть то единственное условие, при котором счастье этого рода (богатство, слава, наслаждение) становится доступным. Будет ли в восторге человек от последствий этого, когда в зеркальном отображении он увидит человекообразное существо вместо себя? Думаю вряд ли... Если так, зачем тогда, спрашивается, выдумывать такие жизненные модели, которые по сути своей самоубийственны? Не безумие ли это?

Итак, подлинное счастье требует максимальной выкладки. Если человек выбрал в качестве искомого счастья Бога, — в таком случае необходим труд. Мы говорили, что труд этот, главным образом, заключается в стремлении к «объединению» с Богом, а так же в самом акте «объединения» с Ним. В первом случае, имеется ввиду подготовка «благоприятных условий» для водворения Бога в душу человека. Речь здесь о степени духовно-нравственного «соответствия» человека, его «уподобления» Творцу.

Самоотречение и самоотвержение как необходимое условие для «объединения» с Богом

Безусловно, это, в свою очередь, предполагает колоссальный труд. В чем он? Во-первых, в самоотречении, то есть в решимости кардинально переиначить личную жизнь, в преодолении самовлюбленности и безграничной самоуверенности. В том, что человек бессилен себя осчастливить самостоятельно, мы уже убедились. И что, соответственно, ему нужна помощь, то же. Осталось только уяснить, что возможна она лишь вне его состояния «самости» (святоотеческий термин), то есть «замкнутости» в отношении предлагаемой помощи. Смириться с фактом, что я не всемогущ, и что, оказывается, я нуждаюсь в помощи, не так уж и легко. Самоотречься, таким образом, значит осознать, что «Я — не тот, за кого себя принимаю и выдаю», что я небезупречен и уж тем более не идеален. Доказательством тому мое бессилие различить добро и зло. Я не вижу грани между ними. То, что кажется мне добром, оказывается в итоге злом. То, что по-моему созидает, по сути разрушительно. Любое мое действие или предприятие заведомо ошибочны. Следовательно, я — «несамодостаточен». Во всем мне чего-то недостает. Значит я — существо «нуждающееся». Однако эту нужду не в состоянии удовлетворить ни выдуманный мной закон, ни какие-либо вымышленные человеком и поставленные им во главу угла собственной жизни принципы. Но если существует другой Закон, другой Принцип жизни, Который смог бы обеспечить меня недостающим, я готов покориться Ему, вверить Его воле свою.

Прийти к такому убеждению, значит стать на путь борьбы с собственными «воинствующей» гордыней, своеволием. Это значит отречься от них. Отречься, чего бы это не стоило. В данном случае имеется ввиду необходимость самоотверженности. Понятное дело. Расстаться с тем, без чего рушится весь привычный образ жизни, изменить существующим «стандартам», свое сознание, «вычленить» себя из того, что стало неотъемлемой частью меня, чревато болью. Болью психо-физической, моральной. Любого рода метаморфозы, как правило, сопровождаются, прежде всего, внутренним стрессом. Противоборство с нажитыми годами привычками, пристрастиями, прихотями, попытка искоренить глубоко вросший в сердце человека ЭГОизм, — практически то же, что заживо вырывать из его плоти жилы и кости. В этом смысле самоотверженность — это готовность без малейшего саможаления и самопощады пожертвовать собой ради преследуемой Идеи, мужественно пережить связанную с этим боль.

О месте реальной встречи с Богом

Бесспорно, идти путем самоотречения и самоотверженности — работа не для ленивца. Как видим, она требует колоссальных, и, главное, беспрерывных и разносторонних усилий со стороны человека. В то же время, это единственное условие, при котором «объединение» с Богом возможно. Потому что тот, кто пришел к сознанию, что ему необходим Бог, и необходим настолько, что ради Него он готов свою голову с плеч сложить, не станет довольствоваться лишь уверенностью в Его вездесущии. В состоянии «жажды» Бога он естественно будет искать с Ним реальной встречи. Искать «точку соприкосновения» в соответствующей ему плоскости бытия, что бы «объединиться» с Ним всей своей личностью. «Объединиться» ощутимо, очевидно, «практически», чтобы быть вне сомнений в реальности происходящего.

Где она эта «точка соприкосновения»? В Храме. В Евхаристии — во Христе. В приобщении к Нему. Он — Источник счастья, блага. В Евхаристии Христос доступен каждому. Но не каждый в этом смысле доступен Христу. С Своей стороны Христос в Евхаристии «сообщает» Себя человеку. Но не каждый человек «усваивает» Его. Речь о тех, кто не подготовил в своей душе соответствующую «среду» для обитания в ней Христа. Для «усвоения» Христа необходимо стать Христовым не по названию или наименованию, а по качеству жизни. Подобное познается подобным. Быть Христовым, значит жить по закону Христа. Этот закон — Евангелие. Каждый акт осуществления Евангельского закона — это еще одна «точка соприкосновения» человека с Богом. В этом смысле, Евхаристия и Евангельский Закон тесно взаимосвязаны. «Усвоение» первой возможно только в условиях деятельного следования второму.

Итак, счастье — во Христе. Но в полной мере оно обретается в храме, с «усвоением» Евхаристии, в условиях пронизанной духом Христова учения жизнедеятельности.

Обрести счастье вне Церкви, вне Евхаристии: возможно ли?

Об этом стоит задуматься тем, кто верит в Бога, но при этом остается вне ограды Церкви. Хочется спросить: в чем прок от такой веры? Может быть, в эстетическом удовлетворении? Ведь для некоторых верить — просто модно, культурно. Есть и такие, кто считает, что вера — этакая «магия», которая помогает предотвратить внутренний мятеж, приглушить укоры совести. Не обойдется из без тех, для кого вера — «оберег» или средство «умилостивления» Бога, так, на всякий случай, если Он действительно есть. Что б, «подстраховаться».

Даже с себе подобным человек не всякий раз так поступает. Понаслышке узнав о Боге, о Его «возможностях», тут же пытаться «поработить» Его, втиснуть в рамки собственной логики, закона, словом, заставить «служить» себе... Ведь глупо же!

Если ты осознал, что болен, и нашел средство для излечения, неужели не ознакомишься с тем, как его использовать, чтобы не навредить себе? Если для тебя Бог — Тот единственный, кто может уврачевать и утешить, стоит ли пренебрегать Его «консультацией», мнением, «инструкцией»? Если нет: тогда приходи в Церковь, до того, как будет прочтено Евангелие на Литургии...