Вы здесь

My way

1

Шестого марта в НИИ Ортопедии и протезирования  намечался грандиозный концерт с участием самой Эдиты Пьехи. В палате, где лежала Елена Леопольдовна, делались последние приготовления: снимались бигуди, подкрашивались ресницы, мазались губы. Больные становились женщинами.

Концерт вела Илона Броневицкая. Елена Леопольдовна доброжелательно воспринимала исполняемые артистами номера, несмотря на постоянно действующий в ней аппарат «гамбургского счета». Вышедшая на сцену Эдита Пьеха сообщила, что с удовольствием здесь выступает, так как  несколько лет назад  врачи Института ее спасли и поставили на ноги. Оглядев глазами Примадонны зал, заполненный калеками с костылями, Елена Леопольдовна вспомнила Анну Маньяни в фильме «Три женщины». Там вышедшая в тираж стареющая певичка, для которой и нашлась-то работа только на фронте, расфуфыренная, вынесла себя на сцену и… увидела в зале не бравых ухажеристых офицеров, а раненных в кровавых бинтах солдат. Дальше не пересказать – надо видеть лицо великой Анны Маньяни, - как сходит  спесь с известной в прошлом певички, как начинает петь-плакать сердце матери, сестры, жены этих солдат, - ее сердце.

Эдита Пьеха безукоризненно спела свои хиты, в промежутках научая публику правильно аплодировать. После нее, слегка прихрамывая, вышел на сцену последний участник концерта, Станислав Громов. Елена Леопольдовна давно его заприметила. Он встречал артистов, подавал руку спускающимся со сцены женщинам, скорее был похож на распорядителя, чем на артиста.
Итак – вышел. Первое ощущение – «не наша дичь», словами Пастернака. Темно-серый ниже колен шелковый фрак с белым цветком на груди, длинные волосы стянуты на шее резинкой. Свет в зале погас. Последнее, что видела Елена Леопольдовна, - выхваченное прожектором из темноты лицо артиста с закрытыми глазами. Низким грудным баритоном он запел знаменитую «My way» из репертуара Фрэнка Сенатры и Элвиса Пресли.

И поплыло, и полетело… «Гамбургский счетчик» мгновенно отключился. Помните летящих над Витебском Шагала с Беллой? Вот так же утянул в выси душу Елены Леопольдовны неизвестный ей какой-то Станислав Громов. Чьим произволеньем: Бога  или дьявола? Искусил (никуда слову «искусство» от смыслового акцента «искус» не деться), заворожил или приделал крылья?

2

Настоящее искусство всегда вызывало в Елене Леопольдовне вот такое потрясение, начиная с пятилетнего возраста, как зафиксировала память, когда маленькая Лена заплакала, услышав в музыкальной школе « Полонез Огинского».
Второе сильное впечатление было связано с привезенными бабушкой из Сибири пластинками: в семье царил культ музыки. Одну из них Лена заслушала до пропадания звука. Шипящим под металлической иглой голосом Вероники Борисенко пела Кармен знаменитую «хабанеру». Всю оперу с Ириной Архиповой в роли Кармен и Марио дель Монако в роли Хосе Лена услышала в душном зале пионерского лагеря: за ужином старшая пионервожатая объявила о трансляции.
Классическая музыка поначалу входила в Ленину жизнь непонятным случайным образом. Лунную сонату Бетховена в первый раз Лена услышала из открытого окна дома, возле которого играла с друзьями в лапту. И опять прошило, соединило с чем-то единственно стоящим, чего не объяснишь….

Летом в Анапе под открытым небом на огромном деревянном ящике для мусора вместе с безбилетной ребятней Лена смотрела голливудский фильм «Рапсодия». Картинка, достойная камеры итальянского неореализма! Над белой каменной стеной летнего кинотеатра была видна лишь верхняя часть экрана. Украденные нелегальным просмотром и растянутые боковым направлением звуки Второго фортепианного концерта Рахманинова и скрипичного концерта Чайковского были вдвойне слаще.
Любовь к балету тоже появилась в детстве. Прилипнув к маленькому экрану КВН, шестилетняя Лена, затаив дыхание, следила за страдающей Заремой-Плисецкой и сползающей по стене убитой ею Марией-Улановой.
Большим событием для Лениной семьи, как поначалу - ввиду отсутствия дурных альтернатив - и для всей страны, были конкурсы Чайковского. Не забыть тонкую тянущуюся вверх за звуками шею и музыкальную шевелюру Вана Клиберна. В период холодной войны он стал любимцем людей разных стран и идеологий, а также разных профессий, разной подготовленности, разного возраста. Не забыть Гидона Кремера с закрытыми глазами и открытым ртом, положившего голову на скрипку, принявшего на себя и дающего через музыку почувствовать всю боль современного мира. Не забыть множество раз исполняемых концертов для скрипки  Сибелиуса,  Чайковского и Паганини, вариаций на тему рококо Чайковского и многих других произведений, которые могут зацепить и неискушенного в музыкальных премудростях слушателя, а потому и относящихся к так называемой популярной классической музыке. Все эти произведения оказывались потом в Лениной фонотеке. Каждая новая  пластинка на правах первой жены слушалась чаще других, пока, как когда-то «хабанера», не отказывалась звучать под проскальзывающей – уже пластмассовой - иглой.
В музыкальной школе, где училась Лена, преподавали уникальные педагоги, очевидно потому, что они получали достойную зарплату благодаря месткому НИИ, в котором работали родители учащихся.
Первый педагог вводил малышей в волшебный мир музыки. Он садился за пианино и начинал импровизировать, а потом ребята сочиняли сказку, возникшую в их воображении под воздействием музыки. Он внимательно слушал каждого ученика и всегда спрашивал:
- А какие краски я для этого использовал?
Постепенно в Ленином лексиконе появились слова «мажор», «минор», «форте», «пиано» и другие музыкальные термины. Ухо тренировалось различать оттенки, слух становился музыкальным.
«Вторым педагогом был Микаэл Таривердиев. Теперь начиналось знакомство с языком музыки: как записать, прочитать, спеть музыку. Как-то он  сказал ученикам:
- Смотрите сегодня по телевизору фильм «Мой младший брат», музыку к нему написал я.
Третьим педагогом была известная Татьяна Ивановна Зибряк, автор учебников по сольфеджио. Она была мягким человеком, никогда не раздражалась, не унижала бестолковых учеников, указывая на ошибки образными юмористическими замечаниями, вроде:
- Опять запели, как гавайские гитары.
В конце каждого урока музлитературы проверялись по отрывку  на слух знания изученных произведений. Елене Леопольдовне почему-то надолго запомнился ответ олуха-баяниста. После того, как нежные ручки Татьяны Ивановны с кольцом-поцелуйчиком, послушно извлекли из инструмента звуки первой часть Лунной сонаты, он  тихо пробурчал басом:
- Канон Баха.
В этой же школе получал свое начальное музыкальное образование любимый Еленой Леопольдовной певец Леонид Серебрянников. Лена и Леня учились у одного и того же педагога по фортепиано. Когда Лена входила в класс, Леня переставал играть, а Игорь Васильевич говорил:
- Пора заканчивать – пришла наша королева.
Лена Ш. была способной ученицей. Периодически из Косино в подшефную школу приезжали маститые Дора Исааковна и Ида Ефремовна давать педагогам мастер-класс. Подопытным кроликом всегда была Лена. Однажды Дора Исааковна сказала:
- Удивительная девочка, - как обезьянка, все на лету схватывает!
На экзамены приглашались профессор Чичиков, кажется, из института Культуры, и залуженная учительница РСФСР Взорова, тоже Татьяна Ивановна. Чичиков в своих оценочных записях оставил: Лена Ш. – особо одаренная девочка. А Татьяна Ивановна предложила Лене подготовиться к училищу и годик позаниматься в школе им. Скрябина, где она преподавала. Естественно, в эту знаменитую школу надо было сдать экзамен по фортепиано. Когда Лена увидела человек пятнадцать преподавателей и впервые села не за пианино, а за рояль, у нее от страха подкосились ноги, и она в полуобморочном состоянии заиграла прелюдию Баха в другой тональности. Постепенно волнение улеглось, включился мозг, а механическая память отключилась, умные пальцы стали глупыми, и Лена остановилась. Пришлось заново сыграть прелюдию в нужной тональности. Но педагоги решили, что она специально показала свое умение транспонировать, и между ними разгорелся спор, у кого «гениальной» девочке лучше учиться.
Татьяна Ивановна понимала, как трудно школьнице ездить на электричках по двум направлениям, и часто приглашала Лену заниматься к себе домой.  Жила она на Петровке в малюсенькой комнатке. Несмотря на необходимые диван, шкаф и стол, главным членом мебельной семьи было старинное пианино. Комната дышала музыкой, здесь был ее приют, хотя физическим телам негде было даже развернуться. Повсюду ноты, ноты, ноты, на стенах – фотографии музыкантов, в особой рамке – Ван Клиберн. Перелистывая глянцевые журналы по интерьерному дизайну, наблюдая по телевидению, как обустраивает средний класс свои пенаты, Елена Леопольдовна невольно вспоминает эту комнатку, где не было ничего лишнего, но столько было… А Ахматова вообще своего угла не имела. Лене повезло – она общалась с интересным глубоким увлеченным человеком, педагогом от Бога, учившим ее слышать музыку и думать.
Все кончилось очень быстро. Татьяна Ивановна серьезно заболела, а Лену на время болезни передала в обучение композитору Юрию Иосифовичу Полунину. Если после уроков с Татьяной Ивановной Лена летела домой, чтобы скорее открыть Чайковского и Моцарта и продолжить  занятия, то на уроки к Полунину  даже ехать не хотелось: опять этот противный этюд и уставший равнодушный голос:
- Зачем тебе музыкальная карьера? Пианистом ты уже не станешь – опоздала, в лучшем случае – концертмейстером. А это поезда, гостиницы, питание всухомятку…
Тут в одну кучу приплелись и трудность с написанием диктантов, и первая любовь, и дальние поездки, и почему-то ощущение, что она играет не свою роль…
Последний раз Лена видела Татьяну Ивановну много лет спустя в консерватории на концерте американского пианиста Миши Дихтера, впервые приехавшего в Москву после победного для него конкурса Чайковского. Лена сидела на ступеньках амфитеатра и в минуты перехватывания дыхания поворачивала голову направо: по счастливому лицу старушки текли слезы.

3

Со своей самой близкой подругой Таней Фоминой Лена познакомилась так же, как она знакомилась поначалу с шедеврами классической музыки. В слесарных мастерских экспериментального завода Горного института. Пропускать уроки труда было нельзя. Пришлось Лене, учащейся  5-го «Г» класса, идти отрабатывать трудовую повинность с 5-ым «А». «Пилите, Шура, пилите», - с таким же, как и у героя бессмертного произведения, чувством, водила Лена напильником по вставленной в тиски болванке. Рядом пилила Таня. Разговорились. Естественным образом речь зашла о музыке. Таня училась в музыкальной школе на класс меньше Лены. Впоследствии Лена узнала об отличительной особенности подруги – она из любой, даже бессмысленной на первый взгляд  ситуации, извлекала что-то полезное для себя, не в меркантильном смысле, а в смысле духовного обогащения, развития, узнавания, - Таня творчески лепила свою жизнь. Вот и сейчас она со вниманием слушала более опытную Лену: как та разучивает фугу Баха - один голос поет, два других играет.
Вечером Таня пришла к Лене в гости, окунулась в бурлящий котел страстей итальянской семейки, прижилась и вскоре стала фактически членом семьи. В 7-ом классе Таня перешла из «А» в «Г» и просидела с Леной на одной парте до окончания школы. Музыка спаяла подруг намертво.
Музицировали все свободное от уроков время: играли по старинным, привезенным из той же Сибири нотам умершей в молодости Лениной тети. Ближайшие Ленины родственники не были музыкантами, а  весь этот бесценный груз -  симфонии Моцарта, Шуберта в переложении для игры в четыре руки, клавир «Евгения Онегина», пять томов уникальной дореволюционной «Золотой лиры» с салонной музыкой и много других нот, переписанных от руки, а также дедушкина мандолина, - говорит о досуге людей, на которых еще не обрушился телекошмар.
Однажды к приезду особо дорогой гостьи, Валентины Ксенофонтовны Канторовой, Таня с Леной разучили по клавиру всего «Евгения Онегина». Это был вокальный цирковой номер.
Мужа Валентины Ксенофонтовны расстреляли, а она после десяти лет тюрьмы была отправлена на поселение в Сибирь, где ее, не побоявшись, приютил и отогрел Ленин дедушка, большой начальник в Угольной промышленности. Перебравшись из ссылки в Москву, Валентина Ксенофонтовна часто приезжала с ночевкой в семью своих сибирских друзей. В молодости она окончила консерваторию, и к ее приезду всегда готовилась музыкальная программа. В этот раз в комнату ее не пустили, она должна была слушать «Евгения Онегина» в оригинальном исполнении из кухни, так как артисты очень волновались. Последний аккорд. Пауза… и долгожданный бас маленькой старушки:
- Ну, молодцы! И как это вы ловко квартеты дуэтом пели!
Валентина Ксенофонтовна привезла из Сибири прокуренный голос и послушные от множества болезней и недоедания волосы, которые можно было завить карандашом, что она и проделывала утром на глазах изумленных девочек.
Часто подруги читали вслух, лежа на диване валетом. Знаменитая фраза из финала «Двенадцати стульев» «Орлуша, орлуша! Большая ты стерва…» стала гулять по их лексикону, сначала в оригинале, потом – в виде прибавления к именам окончания «ша». Иногда высокая Таня обертывала своими длиннющими руками шею маленькой матери, Ангелины Ивановны, и ласково говорила:
- Ангелуша ты моя!
Лену же, по фамилии, иногда звала Шалушей, прибавляя конец знаменитой фразы,  так же физически подтверждая намерение объясниться в любви, и получала взаимно – Фоминуша, когда со «стервой», когда -  без.
Таня жила в комнате коммуналки с мамой и бабушкой по отцовской линии. Сам отец, адвокат, их бросил, но дочь очень любил, содержал и строго опекал. Бабушка, Татьяна Александровна, в войну – председатель колхоза (как и еще одна знакомая старушка), если не готовила или не гладила, - стояла у окна и, шевеля губами, молилась. Как-то Таня с Леной случайно пролили на пол святую воду из банки. Молодые атеистки восполнили содержимое водопроводной водой и смеялись, когда бабушка с благоговением ее пила. Тогда еще они не знали, что даже капля святой воды освящает море.
Маленькая комната была творческой лабораторией Таниных идей и придумок. Любой, кто оказывался в ней, тут же вовлекался в разыгрываемое Таней действо. Однажды в день рождения Ангелуши на свою беду пришла чета Некипеловых: жена-телефонистка и муж-лавелас. Таня посадила их на сдвинутые посреди комнаты стулья, дала им томик Шекспира и заставила играть сцену из «Двенадцатой ночи», в которой обманутый слугами дворецкий Мальволио заигрывает со своей возмущенной его поведением госпожой, Оливией. Зрители на диване покатывались со смеху, а артисты, красные и потные, не могли дождаться, когда же это аутодафе закончится.
Если Лена болела, Таня приводила к ней беспризорную Тамарку из соседнего подъезда, и та читала нелепое для ее возраста и развития стихотворение или пела что-нибудь из классики. Таня при этом восторженно смеялась. Выглядело все это примерно так, как у Пушкина, когда Моцарт привел к Сальери уличного скрипача.
Таня сходила с ума по Робертино Лоретти. С обеденных школьных пятачков подруги откладывали деньги на поездку в Италию. Когда эта затея провалилась, они разделили содержимое копилки пополам и купили первые в своей жизни пластинки. Лена почему-то купила Сонату для виолончели и фортепиано Шопена в польском исполнении, которую очень полюбила. Начало сонаты – первая фраза знаменитой песни Дм. и Дан. Покрасссов «Утро красит нежным светом стены древнего Кремля». Слово «плагиат» Лена узнала позже.
Летом подруги ездили с Таниной бабушкой в деревню к ее родственникам. Первая зазубрина в памяти от этих поездок - топографическая. Муторная шестичасовая поездка на автобусе закончилась в городе Кимовске, задворки которого никак не выводили на дорогу в деревню. Тырк туда, тырк сюда, - везде дома с огородами. Пролезли между заборами на манящую просветом полянку и увидели табличку «Пушкинский тупик». Ну, какой русский – без Пушкина! И тут любимый поэт дал веселую передышку для раздумий и дальнейшего пути.
Бабушкины братья друг с другом не разговаривали, но бабушка по очереди их навещала. Один из них валял валенки и с удовольствием показывал весь производственный процесс обалдевшим от восторга городским девчонкам. Его жена, бабушка Наташа, с запомнившимися говорящими между собой редкими зубами, угощала каждый день Таню с Леной булочками и парным молоком. Она была очень добрая и сама напоминала мягкую булочку.
Другой брат содержал пасеку, в августе угощал первым медом. А вот и третья  зарубка – его дочь, кажется, Тоня. Страшненькая, вся в прыщах. Первое удивление – ее ухажер. Красивый, интеллигентный, местный учитель, на приезжих подружек-свистушек даже не посмотрел,  - а Тоня его по боку, не люблю, говорит. Войдя в темную от закрытых ставень комнату, Лена ощутила знакомый трепет, предвещающий долгожданную встречу… Тоня поставила на проигрыватель свою любимую пластинку. И вот, душным летом в таинственной прохладной темноте Лена услышала удивительной красоты Первый концерт для фортепиано с оркестром Шопена. Девочка, девочка! Как же тебя не любить! Вот тебе и провинция! 
В такой же прохладной темноте, только в концертном зале Дома-музея Чайковского в Клину, Лена впервые услышала 4-ую, 5-ую и 6-ую симфонии композитора. Глухой доносившийся из-за двери звук заманил ее внутрь. Он шел из стен, обволакивая  тревогой, которая росла, росла и, наконец, обрушилась на задыхающуюся Лену мрачным финалом 6-ой симфонии. Такого она никогда не испытывала!
Дальние родственники Таниной бабушки жили в Никольском, до которого пришлось добираться полдня. Читанные-перечитанные в русской литературе описания деревенского путешествия в знойный день, - все правда! Дурманный запах нескончаемого гречишного поля, звон-перезвон всего, что летает, прыгает, копошится и садится на потное лицо, с неба и из леса – музыка на все лады и голоса. Брод через речку и полный рот спелой черемухи, последняя тропинка, а там и Никольское, холодный квас - почему-то светло-зеленого цвета - и сеновал, - плюх!
Подружки с бабушкой жили не в самой деревне, а в слободке, у племянницы бабушки, бездетной тети Шуры, и ее мужа, комбайнера Ипполита Матвеевича, которого и видели-то в летнюю страду раза два. Спали на соломенном топчане в сенях, там же стоял огромный ящик со свежими куриными яйцами. Их пили сырыми, на завтрак бабушка делала из них омлеты. Во дворе «брехал», как говорила тетя Шура, пес Полкан, напрасно охраняя заросли малины. Будучи уже Еленой Леопольдовной, Лена узнала этимологию слова «полкан», обозначающего мифического персонажа русского фольклора. Полкан – полуконь, русский вариант греческого кентавра.
Все лето Лена лежала в гамаке, читала «Войну и мир» и в раздумьи смотрела на небо, на голубей соседского Володи, астронома местного разлива, влюбленного в Таню. И вся-то жизнь впереди…
Один раз встали рано-рано, чтобы увидеть рассвет, правда, впечатление подпортили коровьи лепешки на выщипанном коровами же сухом поле. Дневную жару пережидали в доме, Таня спала, а Лена читала или слушала музыку. В один из своих приездов Ипполит Матвеевич решил удивить образованных девочек и достал из сундука книгу с испанской пьесой XVII века. Как она к нему попала? Елена Леопольдовна до сих пор помнит оранжевый коленкоровый переплет, длинные - на две страницы - монологи-воздыхания влюбленных, помощь сводни, гибель девушки, бросившейся со стены, и плач ее отца, который Лена полностью переписала в свой дневник. Онтогенез и филогенез! Человек от рождения до смерти и человечество проходят в своем развитии одинаковые этапы. Романтическая галиматья несовершенной драматургии была адекватна переживаниям Лениного возраста.
В деревне Лена впервые услышала по приемничку, стоящему на комоде, своего любимого, тогда молодого, Шарля Азнавура.
Еще один приемничек сыграл огромную роль в Ленином увлечении музыкой. Он «жил» в углу комнаты, куда Лена перебиралась весной или летом, если родители уезжали. В открытое окно с прохладными  дуновениями ветра залетали запахи сначала черемухи, потом сирени, жасмина. Периодически, будя воображение, простукивали женские каблучки. В темноте уютно светилась шкала приемничка «Рекорд». Тихо-тихо, чтоб никто больше не услышал, он извлекал из ночного эфира для Лены музыку. Где-то далеко слушал эту же музыку воображаемый Ленин избранник. До сих пор, настраивая  в темноте, но уже на даче, приемничек на нужную волну,  Елена Леопольдовна чувствует себя членом какого-то тайного сообщества.
Как-то она написала мужу стихотворение, в котором были такие строки:

  Нет времени, и нет пространства, -
  Одна лишь точка на шкале,
  Где Перселл на волне британской
  Перенесет тебя ко мне.

Однажды Лена услышала ночью «Болеро» Равеля. В ближайшие дни была куплена пластинка. Сначала ее прослушала подружка, потом домашние, несчастные соседи – из-за стены по нескольку раз, но только громкий финал, и, наконец, одноклассники, которых Лена притащила после уроков. Каждый раз она «создавала обстановку» - слушали при задернутых шторах. Даже двоечник Мишка Болотников, с которым Лена занималась русским, сидел не шелохнувшись.
У Тани был очень красивый  голос. Ее коллекция пластинок представляла классику оперного репертуара. Сам интерес к опере появился у подруг благодаря книге «50 опер», купленной Лениными родителями, в которой были собраны либретто и краткие сведения о музыке наиболее популярных опер. И в наше время никто не мешает купить себе или своим детям такую необычную книгу сказок, правда теперь их количество и название изменено – «100 опер». Глядишь – и послушать захочется. Узнав, что в основе либретто оперы «Риголетто» лежит драма Виктора Гюго «Король забавляется», Лена впервые достала с полки пугающее ранее своим многотомием собрание сочинений Гюго и прочитала это произведение, а заодно и все другие драмы. Только начни чем-нибудь интересоваться…
Галина Вишневская, Тамара Милашкина, Рената Скотто, Рената Тебальди, Мария Калласс навсегда стали кумирами подруг. Арии из опер, которые они выучивали, Лена потом пела всю свою жизнь. Иногда напевала машинально. Пела в тихий час в пионерских лагерях по заявкам слушателей. Пела вместо колыбельных своим сыновьям. Пела во время скучной работы или в лесу. Пела в новогоднюю ночь в больнице своему полуторамесячному сынишке, когда медперсонал пил шампанское, а она ходила по пустой палате с плачущим комочком на руках. Теперь Елена Леопольдовна поет внучкам, но не специально, а натыкаясь в разговоре на слова, прямо из какой-то арии. И рассказывает заодно вместо сказки сюжет оперы.
Смелая дерзкая Таня, вдохновляемая Леной, в 9-ом классе решила ехать в консерваторию на прослушивание. Из широкого Танинного репертуара выбрали выигрышные «Вдоль по улице метелица метет» и арию Джильды из оперы Верди «Риголетто». Прослушивал  сам ректор, А. Свешников. Он впустил Таню в класс, а Лену остановил рукой:
-  Концертмейстер пусть подождет, у нас свой есть.
Танино пение  понравилось. Свешников предложил прийти через год, когда голос окрепнет после возрастной мутации.
В то время в актовом зале Горного института вел занятия удивительный педагог по вокалу, врач-фониатр Г. Бекбулатов. Много лет Таня с Леной бегали в актовый зал на показы мод ГУМа, праздничные концерты, посещали музыкальный университет культуры. Сюда приезжали лауреаты международных конкурсов, народные артисты СССР, например, Я. Флиэр, Н Сличенко, Н. Гриценко. Вела программы университета неизменная Светлана Виноградова. В организации всех этих культурных мероприятий участвовала и Ленина мама.
К Бекбулатову ходили все поющие сотрудники института. Для дилетантов уровень  пения был чрезвычайно высок. Пришла и Таня, -  после того, как врач поставил ей диагноз «парез голосовых связок»: она бесконтрольно занималась по несколько часов в день и, видимо, переборщила. И даже Бекбулатов, специалист именно в этой области, не смог Тане помочь. Карьера певицы не состоялась.
Таня поступила сначала в музыкальное училище, потом - в Гнесинский институт на теоретическое отделение. Там у нее появились новые более содержательные подруги. Очевидно, Лена была уже пройденным этапом в ее жизни. Расставанию способствовал переезд Тани в другой район. Еще некоторое время Лена без приглашения приезжала к подруге. Черту подвел очень обидный для нее случай. Накануне Таниного дня рождения Лена  позвонила узнать, во сколько лучше приехать, и получила ответ, что приезжать не надо: никого не будет. Когда Лена все-таки приехала с подарком и цветами поздравить единственную подругу, то увидела полный дом гостей.  Таня, смутившись, произнесла:
- Познакомьтесь, это моя школьная подружка.
Долгие годы жизнь то сближала, то раскидывала подруг в разные стороны. Таня как будто спохватывалась и всеми силами пыталась вернуть Лену. Однажды даже в Ленинград приехала, где Лена с мужем была в длительной командировке, звонила несколько дней подряд в гостиницу по телефону, умоляла встретиться. Но у Лены после того унижения в душе как отрезало - нет. Когда же через год она узнала, что Таня выходит замуж, купила в художественном салоне Калининграда дорогущую резную черненого серебра рюмку и по приезде в Москву задним числом поздравила подругу с бракосочетанием. Стоит теперь этот гордый «Хаджи-Мурат» в Танином серванте, одиноко чернея среди хрусталя.
После рождения детей отношения опять возобновились. Пока Лена не развелась  и не вышла замуж снова. Второго мужа Таня категорически не приняла. Были еще отдельные встречи, которые, в конце концов, свелись к долгим телефонным разговорам под Новый год и в дни рождения. Изголодавшиеся по общению подруги обнаруживали новые точки соприкосновения, связанные с возрастом, философским осмыслением жизни и духовными исканиями.
Все Ленины знакомства были жалкой заменой необходимого, как воздух, Таниного присутствия в ее жизни.

4.

Так же, как когда-то было с музыкой, Лена кидалась изучать историю театра, кино, изобразительного искусства, заканчивала всевозможные курсы, поступала в аспирантуру МГУ на философское отделение и в ГИТИС на театроведческое, вечерами сидела в Ленинке. Она таскала детей на выставки и в филармонию, привычно, как на работу, ездила на театральные премьеры, причем даже единственный лишний билетик сам шел к ней в руки. Один раз ее провел заместитель министра Культуры. Другой раз - художник привезенного  в Москву грузинского спектакля «Отелло» с Мегвинетухуцеси и Мгалоблишвили в ролях Отелло и Яго. Лене захотелось увидеть артистов, знакомых по фильмам «Берега» (Дата Туташхия) и «Формула Любви» (граф Калиостро). В который раз она убедилась, что талант по-настоящему, во всю свою мощь, раскрывается только на сцене. В третий раз ее провел главный редактор журнала «Искусство кино» Евгений Сурков на спектакль театра им. Моссовета «Версия». В антракте он поинтересовался мнением Лены о работе молодого режиссера спектакля Вячеслава Спесивцева:
- Ну, а теперь я хочу узнать, кого я провел.
После того, как Лена поделилась своими впечатлениями, Сурков представил ее приехавшему на премьеру Президенту международной ассоциации театральных критиков, кажется, чеху или поляку по национальности:
– Знакомьтесь – перед Вами идеальный зритель.
Прощаясь, он дал Лене свою визитку, которой она по деликатности ни разу не воспользовалась.
Особо запомнилась командировка в Ленинград, устроенная понимающим начальником. Лена приехала на премьеру «Холстомера» («Истории лошади») в БДТ, театр ее жизни. В этот раз от Невского проспекта до театра можно было дойти вслепую, по звуковой дорожке «У Вас нет лишнего билетика»? Единственный противоположный вопрос «Вам не нужен лишний билет»? – был обращен к Лене.
Ни  бессонная ночь в поезде, ни галерка, ни тесные модные сапоги на высоких каблуках, не могли спустить ее на землю, пока последнее видение-воспоминание умирающей лошади о счастливом детстве – трепещущая бабочка - не оборвалось и не погрузило жизнь и зал в темноту.
Остановилась Лена в Ленинграде у знакомой одинокой пожилой блокадницы, в прошлом - директора школы, у которой жила столь же одинокая подруга. Лену напоили чаем, выслушали ее восторженную речь по поводу спектакля и уложили спать на детскую раскладушку. Уставшее тело сладостно погружалось в сон под чтение обожаемой «Саги о Форсайтах» и тихое обсуждение старушками прочитанных эпизодов.
На следующий день в сильно ветряную и дождливую погоду Лена шла с Васильевского острова в Эрмитаж по мосту и громко пела под шум бурлящей Невы. Опередивший ее мужчина заглянул ей в капюшон и засмеялся.
Вечером, имея в запасе до отхода поезда три часа, Лена пошла в Михайловский, тогда  Малый оперный,  театр на балет Прокофьева «Золушка». Билетерша продержала ее до последнего звонка, а потом проделала привычный финт – продала билет в партер на другой спектакль с условием, что Лена сядет на пустые места в верхнем ярусе. И даже это невезение лишь оттенило то огромное впечатление, которое получила Лена в конце ленинградской поездки. Доковыляв до самой верхотуры, она тихонько приоткрыла дверь, и еще даже не взглянув на сцену, поняла, что очутилась в фантастическом мире сказки. Приехав домой, Лена сразу купила клавир балета и долго разучивала музыкальные пассажи, непонятным образом передающие волшебство.

А теперь вот Станислав Громов…
Древние греки придумали для передачи Лениных полетов самое точное понятие – «катарсис». Потрясение с последующим очищением. Ох уж, эти древние греки! И никто-то их переплюнуть не может. Ученый Андрей Борисович Зубов, специалист по истории мировых религий, прекрасно этот феномен объясняет.
Люди, изгнанные из Рая, попадают во враждебную им природу, которую  приходится осваивать, подстраивать под себя,  создавать рукотворный мир. На этом трудном пути они совершенствуют приспособления, создают цивилизации. Для этого рода освоения враждебной  среды существует понятие «прогресс». А вот на уровне сознания, интеллекта прогресса быть не может.  Сознание изначально дано было Создателем сполна (со-знание, со-вместное с Ним знание), - задействуй его или деградируй. В науке,  философии, культуре, искусстве возможны лишь падения или взлеты. Неизвестно, у кого больше  интеллекта – у первобытного человека, создающего каменное зубило, или сидящего в «аське» нашпигованного компьютерными знаниями студента. Зубов приводит в пример удивительные наскальные рисунки древнего человека. Вот почему ни Гегель, ни Кант, ни даже Маркс (ха-ха!), не переплюнули Платона или Аристотеля.
Елена Леопольдовна не могла сдерживать  такую бурю чувств. С кем поделиться? Цветаева говорила про себя, что она «начинена лирикой, как граната, - до разорватия». Подходящее сравнение. Слева с постным лицом сидела лифтерша Женя, справа – бухгалтер Зина. Им явно предыдущие номера понравились больше.
Однажды Елена Леопольдовна поделилась с сослуживцами впечатлениями от прочитанного «Подростка» Достоевского. Через несколько дней она в общем разговоре услышала:
- Любой, кто говорит, что любит Достоевского, - или врет, или сумасшедший.
Этот печальный опыт необдуманного сближения многому научил Елену Леопольдовну. Поэтому она приняла неожиданное решение: ехать домой на праздники не завтра, а сегодня.
В переполненном вагоне метро ей уступили место. «Начиненная лирикой до разорватия», она, как всегда, стала притягивать к себе удивительные ситуации. Перед ней буквально на одной ноге стояла красивая девушка с сумками и огромными букетами цветов. Елена Леопольдовна взяла у нее цветы и положила себе на колени. Перед выходом благодарная девушка один из букетов протянула Елене Леопольдовне, и как та ни отказывалась, решительно сказала:
- Нет, нет, - это Вам! Будьте здоровы и счастливы!
Елена Леопольдовна не смогла сдержать слез, а свидетели этой сцены понесли привет от Станислава Громова родным и знакомым.
Далее по маршруту был автобус, заполненный уставшими раздраженными людьми. Кто-то начал скандалить. Елена Леопольдовна засмеялась и рассказала громко о том, что с ней произошло в метро. Показала букет. И раздраженные люди стали поворачиваться друг к другу другой стороной.
Не наткнулся ли Ваш взыскательный читательский взгляд на чрезмерность «друга», между прочим, намеренную? Только вдумайтесь в эти машинально произносимые устойчивые словосочетания: «друг другу», «друг к другу», «друг с другом», и в слово «другой».  Каков русский язык! Он учит относиться к объекту общения и вообще к любому человеку, «другому», как к другу! И тогда выражение «мы не слышим друг друга» - нонсенс: как может друг не слышать друга? Логичнее - «мы не слышим враг врага». Мировым политикам срочно надо изучать русский язык!
Но вернемся к автобусу. Одна старушка вспомнила похожую историю, мужчина-крикун начал поздравлять всех женщин в автобусе с 8-м марта. Незнакомые люди казались близкими, появилась какая-то общность. Все мы живем в одно историческое время, подумала Елена Леопольдовна. Это же мои «братья и сестры», - исполнилось вдруг смысла обращение к народу церковных иерархов. Почему же мы не можем жить  по законам красоты? Спутница былых времен, марксистско-ленинская эстетика, подсказала нужные и, как теперь оказалось, верные слова.
Вечером граната разорвалась. Весь удар пришелся на бедного мужа. Из интернета узнали многое о Станиславе Громове, о его уникальных вокальных возможностях, об аварии, в которой погибла любимая жена, а он стал инвалидом, о его достоинстве певца, не позволяющем принимать участие в поп-тусовках. Прослушали его записи.
Поздно ночью Елена Леопольдовна в горячечном состоянии откинулась на спинку стула и сказала мужу то, что чувствовала:
- Да… Я открыла новую планету!
Муж не возражал.

5

- Погаси свет, все еще спят!
- А вы не в санатории! Больница есть больница!
- Как можно быть такой беспардонной!
- А как я в темноте накручиваться буду?
- Все! Больше не заснуть, - под общее бурчание и скрип кроватей подумала Елена Леопольдовна. Как появились в палате Таня и Эмма, день стал начинаться в шесть утра.
Толстая 55-летняя с тазобедренным протезом Таня и 85-летняя маленькая лечившаяся от старости Эмма ложились в клинику раз в год, предварительно договорившись по телефону о дате поступления, и просились в одну палату. Во все кабинеты Таня занимала Эмме очередь. Живописную пару сразу узнавали: где Таня, там и Эмма. Им симпатизировали и прописывали полный комплект процедур. Распаковав вещи, Таня уходила из палаты, предоставляя возможность Эмме во всех подробностях в очередной раз рассказать историю своей жизни. Может быть, лечение Эммы в этом и состояло. Елена Леопольдовна слышала трижды из открытых дверей других палат Эммин голос, самозабвенно озвучивающий все тот же сюжет. Она и сама бы присоединилась еще раз послушать, так как слушать было что.
Маленькая местечковая евреечка с немецким именем Эмма и отчеством Шмулевна при фашистах поменяла в паспорте национальность, со студенческой скамьи ушла  на фронт зенитчицей, жизнерадостно, как Василий Теркин, преодолевала жизненные невзгоды, воспитала дочь-инвалида, которую инвалидом сделали врачи, выдала ее замуж, тоже за инвалида. Дочь закончила ИНЯЗ им. Мориса Тереза, стала надомным преподавателям, родила сына-умницу, который побеждал в олимпиадах и поступил в МГУ на Мехмат. Сама Эмма, привязанная к дочери-инвалиду, всю жизнь шила и продавала косметички и другие необходимые женщинам мелочи. В больницу она привезла целую сумку таких косметичек для врачей, медсестер и благодарных слушателей.  
Танина кровать стояла рядом со шкафом. Под толстой Таней она скрипела всю ночь, а утром в какофонию звуков включался шкаф, сначала своими несмазанными петлями, а потом шуршанием целлофановых сумок с Таниными вещами. Даже медсестры умудрялись делать утренние уколы спящим женщинам в темноте и бесшумно. Но что поделать – биологические часы у всех разные. Танины биологические часы совпадали с установленным всероссийским больничным режимом, который был на ее стороне.
За Таней лежала Зина. Она по утрам с Таней конфликтовала. По вечерам – тоже, из-за телевизора. Ну, Зина – и Зина. Постящаяся перед Пасхой Елена Леопольдовна незаметно от других отдавала ей в столовой мясные блюда: бедную Зину никто не навещал. Вторая Зина, Зиночка Калиновская, лежала между Эммой и Женей-лифтершей. Елена Леопольдовна располагалась у самой двери в углу. Последней в палатном комплекте была пустая кровать, которая разделяла враждующих Зину и Таню. Почему-то Эмма на нее не легла.
Все дамы в палате, за исключением Эммы, были примерно одинакового возраста: от 55 до 60 лет. Вечерами, с шести до одиннадцати, они дружно, если Таня не возражала, смотрели одни и те же сериалы. После ужина Елена Леопольдовна выходила в холл, брала из больничного книжного шкафчика Фолкнера, читала, звонила домой, смотрела на беседующих в креслах больных – кто без руки, кто без ноги, -  и часто принимала участие в разговоре, по поводу и без повода смеялась. Приняв душ,  она ложилась в неудобную кровать и через наушники слушала радиостанцию «Радонеж».

Елена Леопольдовна лежала в больницах минимум раз в год. Как ни странно, от больниц у нее оставались самые светлые воспоминания. Вдали от домашней суеты хорошо думалось,  прочитывалась уйма книг, находилось время на вечерние прогулки и задушевные разговоры. Каждый раз Елена Леопольдовна поражалась одной и той же мысли – в больницах плохие люди не лежат.  Всегда в огромной душной палате находился близкий по духу ей человечек, который навсегда поселялся у нее в сердце. Она удивлялась, какими чистыми, добрыми, интеллигентными, интересными могут быть простые люди. Муж смеялся:
- Тебе опять из котельной звонили. Ну, и знакомые у тебя! То крановщица, то сварщица!
Самому значительному знакомству, перешедшему в многолетнюю дружбу, недавно исполнилось пятнадцать  лет. Тогда Елена Леопольдовна впервые  попала в областной кардиологический центр. По ошибке ее приняли за блатную и поместили в двухместную палату. Через день туда же положили настоящую блатную, Ташу, с сердечным приступом после измены мужа. Каждый день она мазалась-красилась, одевалась, словно на свидание, и говорила:
- Ну, что, прошвырнемся по Бродвею?
И красотки дефилировали по коридору, громко смеясь и обращая на себя внимание восторженных мужчин и осуждающих их дам в байковых халатах.
Ташина дочь поначалу приносила два раза в день домашнюю еду и разные вкусности. Но вскоре Елена Леопольдовна  убедила Ташу в полезности для сердца больничной нежирной еды.
- Что ж! Будем жрать баланду! – сказала обворожительным мягким голосом женственная Таша. Когда проходивший в больнице практику студент медвуза подвозил к палате еду и громко объявлял:
- Госпожа такая-то и госпожа такая-то! Обед! – Таша переиначивала:
- Госпожа такая-то! Баланду жрать, пожалуйста!
Через некоторое время к баланде присоединился полезный для сердца чеснок, совершенно несовместимый с привыкшей к французским духам Ташей.
Но основной поддерживающей больничное лечение терапией был смех. Смеялись даже ночью, когда слышали скрипучие звуки тараканов, копошащихся под отошедшими от стен обоями, и стук завидующей их веселью соседки.
Смех прекращался только на время чтения. Таша взахлеб читала Сидни Шелдона и так погружалась в придуманные страсти, что машинально произносила:
- Ах, сука!
- Ну, и сволочь!
Таша жила рядом с больницей и в выходные дни водила Елену Леопольдовну помыться в домашних условиях.
Когда-то учительница биологии, после перестройки Таша бросила мужа, сотрудника ЦАГИ, кандидата наук,  ушла к здоровому молодому парню и занялась с ним перегонкой машин-иномарок из Прибалтики в Москву. Потом челноком возила товары из Турции и торговала ими на рынке. Молодой муж, очевидно, уставший от Ташиного жизненного напора, нашел себе на рынке зазнобу, то уходил к ней, то возвращался к Таше, вставал на колени и говорил:
- Я заблудился…
Пока не ушел окончательно, а Таша не заработала себе сердечный приступ.
Таша звала соперницу «крысой». Елене Леопольдовне захотелось посмотреть, на кого можно было променять модницу-красавицу Ташу, - благо рынок рядом с больницей. Она быстро нашла нужную «точку» и сразу по меткому Ташиному описанию узнала «крысу», потому что молодое личико с двумя выпирающими передними зубами действительно напоминало крысиную мордочку. Подавив смех, Елена Леопольдовна завела обычный между покупателем и продавцом разговор. «Крыса» оказалась очень вежливой и миловидной. Елене Леопольдовне стало жалко Ташу - соперница явно взяла молодостью и отсутствием Ташиного темперамента.
Как часто бывает у заботливых матерей, Таша упустила детей: сын стал наркоманом, а дочь-красавица нигде не работала, только осуждала мать и ругалась с ней, правда, себя обшивала.
После выписки из больницы Таша бросила тяжелую работу на рынке и стала печь и продавать в организациях пирожки на заказ, обеспечивая всем необходимым себя, дочь с зятем и внуком, внучку с правнучкой и сына-наркомана. Все Ташины умения – от любимой бабушки, сколько удивительных воспоминаний слышала о ней Елена Леопольдовна в больнице.
Каждый раз, когда Таша звонит Елене Леопольдовне и рассказывает о своей жизни, та думает про себя: «Боже! Какая я счастливая»! Ссоры, иногда доходящие до драки, теснота, никакой личной жизни, работа с утра до позднего вечера, - но Таша выговорится и живет дальше, она все равно всех любит, за детей и внуков горло перегрызет. Когда-то переманила из Томска богатых сестер и теперь ездит к ним в гости, отводит душу. Стойкий оловянный солдатик!

6.

В этот раз зарядка кончилась, и приемничек заглох. Вместо «Радонежа» Елена Леопольдовна услышала омерзительный рассказ рядом лежащей Жени о ее постельных встречах с мужчинами, вдвойне омерзительный смакованием подробностей. Это было откровение со знаком минус, дно, на которое Елена Леопольдовна никогда не опускалась, зло, больше которого она не знала, антикрасота. Рассказ шел под поощряющее похихикивание. Елена Леопольдовна громко неестественно покашляла, Эмма ее поддержала:
- Хватит разговоров – спать пора.
Сна не было. Елена Леопольдовна ретроспективно вспомнила некоторые эпизоды своей интимной жизни, отталкивающие ее от мужа на долгие месяцы. Потная возня с предварительным примитивным животным «Поиграемся?», молчаливо производимые действия, как в публичном доме, - справление естественных потребностей, а не ощущение единой с тобой любимой плоти. То же дно? Или в искаженном виде проявляющаяся верность уже не интересной, привычной,  стареющей жене? И надо снова работать над собой и быть желанной?  И это в зрелом возрасте, когда более ценна уже другая близость! Вечные «инь» и «ян»!
Напротив женского туалета находилась мужская палата «протезников». Когда Елена Леопольдовна первый раз случайно взглянула в открытую дверь, – а она почему-то всегда была открыта - и увидела висящие руки и  ноги  в огромном количестве, на нее напал смех. Она сама ходила с палкой, другие дамы перекошенными болью походками ковыляли по стенке, но все ухаживали за собой, делали прически, хотели нравиться. И кавалеры были им под стать. Вот тебе «инь» и «ян»!
Самое деятельное участие в преображении больных женщин принимала Таня. Она учила всяким косметическим премудростям, к ней приходили на консультацию из других палат. Однажды она намазала стареющим дамам гармональные усики осветляющим шампунем:
- Потерпите немного, усы обесцветятся и будут незаметны – я всегда так делаю.
Двадцать минут в палате стоял хохот, пока пышные белые пенистые усы не были смыты водой. Эмма, довольная признанием Таниных заслуг, подытожила:
- Она любит опекать.
Большой проблемой в больнице для Елены Леопольдовны оставались психологические запоры. Каждые два дня она слышала сочувственное:
- Ну, как – сходила?
Все давали советы, делились черносливом, чудо-таблетками. Но запор был в голове. Зиночка Калиновская говорила:
- Ленусик! Ты, главное, не спеши! Сядь, подумай, а лучше – возьми книжку, почитай.
- Ага, - а мужчины из палаты напротив скажут, чавой-то она зашла и пропала. Сразу догадаются, чем я там занимаюсь.
- Ну, хочешь – я с тобой пойду?
Зиночка была песней. Она недавно похоронила мужа, который незадолго до смерти перевез из украинской глубинки свою двоюродную парализованную тетку. И Зиночка, у которой отвалилась коленка и зашкаливало давление, страшно волновалась, как там без нее справляется с помощью соседей прикованная к постели старушка, фактически чужой ей человек. По этому поводу Женя гаденьким голосом сказала Елене Леопольдовне:
- Неужели ты думаешь, что она за так добро делает? Им в наследство дом от тетки достался. Понятно? А то все: Зиночка, Зиночка…
Как-то ночью Женя, которой никак не удавалось заснуть от изнывающей  боли в суставе, спросила шопотом:
-  Леопольдовна! Не спишь?
-  Я засыпаю последней, как все утихомирятся.
- Что-то уже и таблетки не действуют. Не знаю, как ногу положить. Поговори со мной, пока боль не стихнет.  Ты, что ли, немка?
- Да нет. Бабушка назвала отца в честь зверски убитого белогвардейцами революционера. Его вдова жила в доме родителей бабушки, когда ей было лет пятнадцать. И бабушка дала обет – если у нее когда-нибудь родится сын, то назовет его Леопольдом.
«Что-то в моем отчестве есть музыкальное», - подумала Елена Леопольдовна и стала фантазировать. Тогда уж лучше - Иоганн-Леопольдовна, или Иоганн-Себастьяновна, или Вольфганг-Амадеевна. Вспомнила, как ее семилетний сын сочинил пьесу, записал эту абракадабру на нотном листочке и поставил автограф: «Вольфганг-Амадей Флятченко».

После праздников Елену Леопольдовну никто не узнал. Во-первых, она вся светилась. Во-вторых, она поменяла гардероб. В-третьих, она развила бурную деятельность по поиску рабочего места Станислава Громова: по словам лечащего врача, он был организатором концертов и еще чем-то занимался в Институте. Его видели на первом этаже, видели  на третьем. Наконец, увидела и сидящая перед кабинетом физкультуры Елена Леопольдовна. Она нагнала Его у служебного лифта. Волнуясь и заикаясь, стесняясь своего дешевого халатика, сказала, какое на нее впечатление произвело его пение. И про планету сказала. Несмотря на волнение, она сразу подметила, насколько Он элегантен в своем серо-фиолетовых тонов пупырчатом джемпере, как ухожено его лицо. Он спросил номер ее палаты и обещал после обеда зайти.
Как героиня Жанны Болотовой в фильме «Из жизни отдыхающих», Елена Леопольдовна судорожно начала готовиться к встрече. Зиночка ей помогала. Не хватало только музыки Вивальди. Чтобы Он понял, с кем имеет дело, она положила на кровать книгу православного философа Константина Леонтьева «Византизм и славянство», которую вымучивала уже месяц и никак не могла дочитать до конца. В молодости она наблюдала аналогичную картину, когда ее соседка по палате перед обходом врача, доктора медицинских наук и профессора, разложила на кровати свои публикации. Тогда она мысленно посмеялась и осудила тщеславную женщину. Потому и осудила, что сама такая была.
Он пришел с другом. Рассказал, что возглавляет в НИИ Детский музыкальный реабилитационный центр, проще – лечит и восстанавливает музыкой больных детей. Студия звукозаписи помогает ему осуществлять и свои личные проекты. Живет он то в Москве, то в Париже. Подарил кассеты с записями, рекламный проспект и ушел, оставив после себя шлейф французских запахов.
Елена Леопольдовна надела очки и стала рассматривать проспект. Огромный фотопортрет красавца в шляпе доминировал над текстом. С трудом разбираемые мелкие буквы сообщали, что певец Станислав Громов выступает только перед VIP-персонами, на дипломатических приемах, перед элитной аудиторией.
Демократичную Елену Леопольдовну, пользующуюся метро и наземным городским транспортом, эти слова шокировали. Крылья мгновенно отвалились и вернули влюбившуюся в талант пенсионерку на грешную землю.
Что произошло? Огромный вопрос вытеснил все чувства, лишил привычного гармоничного существования и ждал ответа…

7.

После рождения третьего, позднего, сына Елена Леопольдовна решила воспользоваться возможностью, которую ей предоставили «лихие девяностые», и круто поменяла свою жизнь.
Несерьезно подойдя в молодости к выбору профессии, она расплатилась за это сполна, пыталась исправить ошибку, в ущерб семье предпринимала неимоверные усилия, но наталкивалась на непреодолимые барьеры советской системы запретов. Время, за которое она получала зарплату, можно было выкинуть из жизни, конечно, с поправкой на роскошь человеческого общения. Неудовлетворенность собой, стыд за фактически украденные у государства деньги - сначала за обучение, потом за фикцию труда, - внешне проявлялись в приступах раздражения, повышенной активности в деле воспитания детей и чересчур насыщенном интеллектуальном досуге. Богом данный талант она растрачивала впустую. Внутренний собеседник как всегда пел на два голоса:
-  А в чем мой талант? Кому он может пригодиться?
-  Да зачем об этом думать, когда миллионы людей живут так же и не вякуют?
Течение жизни до поры до времени опережало осмысление жизни.
Да, Елене Леопольдовне даровано было стать идеальным зрителем, слушателем, читателем. Но кому это нужно? Сколько людей, тонко чувствующих искусство, сентиментальных, были жестокими, вспомнить хотя бы фашистов, слушавших Вагнера или Моцарта, а вскоре после этого отправлявших детей на смерть.
Много-много позже она сделала для себя важное открытие, которое потом поражало ее так же, как поражало Канта столько раз цитируемое  «звездное небо над нами и нравственный закон внутри нас». В известной искусствоведческой цепочке «замысел (автор) – художественный образ (произведение) – восприятие» она обнаружила недостающее, главное, звено.
А пока…Елена Леопольдовна готовится к встрече с новым работодателем. Уже сказаны заветные слова:
- Приезжайте! Если Вы – человек творческий, я Вас возьму.
Новое время рождало новые проекты. Экологическому лицею совместно с Театром Российской молодежи и Дворцом культуры огромного  микрорайона было предложено под эгидой ЮНЕСКО разработать программу «Экология души» и претворить ее в жизнь. Директор лицея решил сделать на этом грандиозном педагогическом проекте диссертацию. Необходимы были творческие люди. А тут Елена Леопольдовна подвернулась.
Все, что она перелопатила за многие годы, - все пригодилось. Пригодились «Школа юных искусствоведов» при ГМИИ им. Пушкина, двухгодичные курсы «Марксистско-Ленинская эстетика» с историей искусств и историей философских учений, самостоятельно проштудированная «Марксистско-Ленинская этика», необходимые для поступления в ГИТИС история России и истории театра, аспирантура и, в конце концов,  философский склад ума и постоянное желание учиться.
Но, главное, появилась цель, дающая возможность использовать свой талант и развивать его дальше. У Елены Леопольдовны хранилась давнишняя театральная программка к знаменитому спектаклю театра им. К.С. Станиславского «Брысь, костлявая, брысь!», поставленному Б. Морозовым по пьесе С. Шальтяниса, точно передающая сверхзадачу того, что происходило на сцене.  На ней была изображена темная комната с приоткрытой в сторону света дверью.
Теперь осторожно приоткрывать эту дверь, вводя внутренний мир подростка в мир духовной культуры, будет Елена Леопольдовна.
И опять учеба. Два года в Педагогическом университете по специальности «Новые технологии воспитания», курсы по Мировой художественной культуре (МХК), Москвоведению, психологии. Параллельно с этим создавалась авторская учебная программа.
Контингент учащихся был таков, что у любого другого преподавателя новой дисциплины просто опустились бы руки. На первом же занятии самый ярый представитель учащихся, воспитанных на массовой культуре, лидер Дима, честно сказал:
- Елена Леопольдовна! Подойдите к окну. Видите красную иномарку? Я сделаю все, чтобы иметь такую же, а Ваши уроки мне в жизни не пригодятся.
Проблема обозначена: лидера, «атеиста по невежеству», надо обратить в свою веру. Это уже хорошо. Теперь, готовясь к урокам, Елена Леопольдовна все свои задумки адресовала именно ему. Так уж устроена психология сознания: новое, непривычное всегда воспринимается в штыки. Но зато на преодолении привычного мышления основано развитие -  главная составляющая образования.
Начало начал – личная мотивация. На первом уроке по Москвоведению Елена Леопольдовна сажала учеников в круг и спрашивала:
- Существует мнение, что любой, кто живет в Москве, должен много о ней знать. Согласны ли вы с этим мнением? Ели да, то почему? Если нет, то почему?
После бурных высказываний ребята выносили свое - ненавязанное никем - решение о необходимости изучать Москву.
На втором занятии Елена Леопольдовна делила учеников на группы по количеству версий происхождения топонима «Москва». Каждой группе давалось задание отстоять свою версию с помощью заранее подготовленных выдержек из различных источников информации. Обычно педагог обозначает для себя цели и задачи урока. Задачами были: учиться пользоваться источниками информации, уметь вести дискуссию, делать выводы. Но цель совпадала с мотивацией – вызвать интерес к изучению топонимики Москвы, неисследованному полю деятельности, сплошь состоящему из гепотез, тайн и детективных историй.
И дальше - в том же духе.
Ребята очень любили решать топонимические задачи, придуманные Еленой Леопольдовной как закрепление пройденного материала. Вот пунктирный пример некоторых из них.
«Ты – житель XVII века. У твоего коня оборвалась сбруя. Это случилось в районе современной улицы Солянка. Куда и каким маршрутом ты поедешь (Сыромятная слобода)»?
«Ты – житель Москвы XVI или XVII века. Умер твой родственник, который проживал в Кузнецкой слободе около Пушечного двора. Где ты его похоронишь и чем будешь поминать (Кисельная слобода, обеспечивающая поминальным киселем три близлежащих монастыря)»?
«Ты – стрелец, очень любишь выпить, но считаешь это большим грехом. Где бы ты мог жить, чтобы была возможность в питейном заведении сказать «наливай!» и тут же, за углом, замолить свой грех (Спасоналивковские переулки в Замоскворечье)»?
В советское время журнал «Наука и жизнь» публиковал материалы по изучению слобод Москвы XVII века, но тогда Елену Леопольдовну краеведческие изыскания не интересовали. Теперь же, когда они случайно попали к ней в руки, она поехала на дачу, перелистала сотни номеров многолетних подписок журнала и обнаружила множество статей, посвященных истории районов и улиц Москвы с планами на разворотах, вплоть до схематичного обозначения каждого дома. Елена Леопольдовна разделила Москву по районам изучения, отксерила эти журнальные схемы и предложила учащимся выбрать любой район по желанию (сегодня  с помощью компьютерных технологий всю эту работу можно проделать за час).
  Объединившись в два-три человека, ребята должны были изучить этот район, его топонимику, здания, памятники, достопримечательности, сфотографировать их, оформить материалы в альбом или слайдофильм, провести экскурсию или сделать доклад. Помочь им должен был основной курс, дающий знания об архитектурных стилях. Альбом,  посвященный изучению усадьбы Кузьминки, был отправлен на конкурс.
Начав заниматься изучением Москвы, Елена Леопольдовна купила по объявлению в газете целую краеведческую библиотеку у сына умершего известного москвоведа. Съездила в лютеранский костел Петра и Павла, где тогда располагалась студия диафильмов, и приобрела диафильмы, посвященные Москве. Все телепередачи о Кремле, памятниках культуры, художниках и архитекторах Москвы она записала на видеокассеты. Нашпиговав себя новыми знаниями, она исползала - одна или с маленьким сыном - все закоулки Москвы в пределах Садового кольца, навсегда влюбившись в московские дворики. Она шла по кривому остоженскому переулочку и думала:
-  Почему он так изгибается, наверное, в старину здесь была грязь, и телеги ее объезжали, оставляя накатанную колею, а может, я иду по руслу ручейка…
Она открывала для себя Москву, разлитую колокольным звоном на семи холмах. Чувство первооткрывателя буквально распирало ее и не могло не передаться ученикам.
Что мешает дружной семье в погожий осенний день побродить по незнакомой Москве с небольшой книжечкой Сергея Романюка «Из истории московских переулков»! На одну поездку можно распечатать из интернета нужные странички книги  со схемой маршрута.
Елена Леопольдовна так увлеклась изучением Москвы, что достигла в этом новом для московских педагогов деле определенных высот. Она получила за два года высшую категорию. Департамент образования Москвы предложил ей поделиться своим опытом преподавания на курсах повышения квалификации работников образования. Ее пригласили в Международный центр культуры и бизнеса читать лекции по Москвоведению и проводить  пешеходные экскурсии по Москве. Работа ее учеников получила первую премию на городском конкурсе, посвященном 850-летию Москвы.
Часто вспоминая о своем горении на работе, Елена Леопольдовна не тешила свое тщеславие, не упивалась сознанием своей исключительности. Как это пафосно не звучит, она думала о потерянных годах, о том, сколько можно было сделать полезного, о том, как важно правильно выбрать профессию и не зарыть свой талант, о том, что приумножить его можно только в любимом и нужном людям деле.
Темы курса «Основы нравственно-эстетической культуры» программы «Экология души» специально перекликались с параллельно изучаемым материалом по Москвоведению: «Милосердие и сострадание» - знаменитый московский доктор Гааз, «Разрушение и созидание» - снесенные храмы Москвы, «Меценатство и благотворительность» - знаменитые купцы Москвы и их деятельность, и т.п. 
В аудитории висел плакат с расписанием всех телепередач, которые Елена Леопольдовна рекомендовала посмотреть. Иногда она говорила:
- Смотрите такой-то фильм, через полгода мы его вспомним при обсуждении темы такой-то.
При обсуждении темы «Честь и достоинство» они вспоминали «Храни мня, мой талисман», темы «Долг и совесть» - «Летаргию», «Зарождение морали и нравственности» - «Легенду о Нараяме» и т.п.
По каждой теме перед учениками ставились острые проблемные вопросы: «Мог ли Пушкин избежать дуэли?», «Как отстоять свое достоинство, если тебя оскорбили?», «Какой бы ты составил для себя кодекс благородства?», «Что такое интеллигентность?» и т.п. Большим подспорьем в проведении занятий были книги культуролога Ю. Лотмана.
На последних занятиях по теме «Изобразительное искусство» Елена Леопольдовна прикрепляла к доске репродукции картин и просила ребят поделиться своими впечатлениями и попытаться их осмыслить. Кто-то уже мог  провести искусствоведческий анализ, а кто-то просто раскрывал свою душу. Так один замкнутый мальчик про элегическую музыкальную картину Борисова-Мусатова «Осенняя песнь» неожиданно сказал:
- Это не песня, а марш. Осень торжествует, срывает листья, замораживает реки. Она отнимает жизнь.
Другой мальчик про еле различимую дорогу в долине на фоне горы Арарат с картины Сарьяна сказал:
- Это дорога моей жизни.
На вопрос, почему картина Сидорова называется «Пора безоблачного неба» и что это за пора (на картине изображены лежащие на траве  глядящие в небо мальчики и изба на фоне четко перерезающего картину пополам горизонта), очень «трудная» девочка сказала:
- Это пора детства, когда нет проблем.
- А где же проблемы, Аня?
- За горизонтом.
Философы! Елена Леопольдовна учила ребят не смотреть, а видеть, но все-таки не ожидала, что они такие талантливые и глубокие. Стыдно!

Актовый зал лицея стал второй аудиторией, в которой проводилось времени едва ли не больше, чем в первой, отведенной для занятий. КВН, Брэйн-ринги, концерты, спектакли, праздники-гуляния, - все использовала Елена Леопольдовна, чтобы ребята находились внутри культурного пространства.
Сценарии Елена Леопольдовна писала со смыслом. Например, путешествие голодных мушкетеров под Новый год в различные времена и страны с помощью Мефистофеля, которому они заложили душу за еду и вино. Основой к нему послужил давнишний сценарий, написанный Леной с подружками еще в школе. Вместо кулинарной пищи каждое время угощало мушкетеров пищей духовной: в Древней Греции – трагедией, в Колхиде – «Виноградной косточкой» Окуджавы (после произнесенного тоста), в Америке – латиноамериканским танцем, на Востоке – восточным, в России XVIII века – песенкой кавалергардов,  XIX века - романсом в исполнении загадочных русских женщин. В конце спектакля – менуэт с участием всех действующих лиц и тост с рюмкой экологически чистой воды за то, что объединяет людей (длинный список).
В театре Российской молодежи брали напрокат костюмы, и тогда современные курящие и использующие ненормативную лексику девочки превращались в тургеневских девушек, и было видно, что высокий строй музыки что-то внутри них производит. «Кавалергарда»  Колю музыка  И. Шварца заставила почувствовать себя романтиком и рыцарем. Любимая ученица, бедовая Таня, в древнегреческой трагической маске, обернутая в задрапированную штору, стояла на котурнах, изготовленных мальчишками в мастерских, и нараспев произносила монолог Электры. А тот самый «крутой» Дима так читал «Жди меня», так держал паузу и при этом смотрел в окно, что в зале не было ни одного сухого лица.
Все приготовления к выступлениям сопровождались непрекращающимся смехом. Смеялись и зрители. Например, когда в сцене «Колхида» выходил Миша в узбекской тюбетейке, а на груди у него висела табличка с надписью «грузин». Или  в сцене, где старенькая учительница, проверяющая тетради, роль которой исполняла молоденькая преподавательница Елена Анатольевна, под воздействием чар Мефистофеля начинала плясать и петь «Без женщин жить нельзя на свете, нет».
Зал превращался то в ярмарку с клоунами на Масленицу, то в литературно-музыкальный салон, то в место для заседания суда присяжных. Там, например, решалась судьба Сухаревой башни. Подсудимая, адвокат, прокурор, свидетели, судья, - все как положено. Присяжные – не участвующие в процессе зрители-учащиеся. Финал – вопреки всем нормам процессуального права судья оглашает вердикт о смертной казни (сносе) за подписью Кагановича.
На КВН-ах по Москвоведению все стены актового зала были увешены вывесками-плакатами старой Москвы, например, «Цветы и помада – прямо из сада», «Бюро похоронных услуг. Ядрейкин старший» и т.п.

Готовность и умение воспринимать искусство было одной из главных задач курса «Основы нравственно-эстетической культуры».
Елена Леопольдовна использовала на занятиях собственную концепцию «восприятия искусства». Для ее популярного изложения она нарисовала тушью огромный плакат. Фактически она и занималась развитием в учениках способности к восприятию искусства.
Осмыслив и систематизировав личный опыт постижения искусства, она вела подростков по своим следам: сначала язык искусства, потом художественные средства выражения, развитие воображения, выставки, музеи, театры, экскурсии по Москве, постоянный котел творческого варева внутри лицея, школа молодых критиков, умение анализировать произведение. Чтобы расширить музыкальные предпочтения учеников, Елена Леопольдовна пошла на лекции Дины Кирнарской по теории музыкального восприятия, окончила курсы для педагогов «История джаза» и «Молодежная РОК-музыка». Она проявила добрую волю, столь необходимую для процесса восприятия, переслушала уйму кассет с хитами всех направлений РОК-музыки и многое поняла. Поняла, что не все «бум-бум» плохо, что эта музыка – необитаемый остров, где можно укрыться от вечно читающих нотации взрослых, что эта музыка – земля обетованная, где можно построить общество добра и справедливости, как молодые его себе представляют.
Вскоре ученики стали с удовольствием слушать популярную классическую музыку и постепенно добрались даже до А. Шнитке.
Художественный образ воздействует эмоционально, производит впечатление. Но чтобы испытать эстетическое удовольствие, надо потрудиться. Не вызывая эстетического наслаждения, искусство утрачивает силу своего воздействия. Какие бы правильные нравственные посылы ни были заложены автором.
Елена Леопольдовна, наблюдая за реакциями ребят, поощряла их и стимулировала к дальнейшим свершениям:
- Вы стали способны к восприятию искусства, поэтому оно и произвело впечатление.
Восхождение к встрече с художественным образом она проходила вместе с учениками, постоянно заражая их своей взволнованностью: по-другому она просто не умела. Искреннее переживание при совместном восприятии того или иного произведения искусства пробуждало в ребятах ответные чувства: ведь культура транслируется только через личность, что Елена Леопольдовна поняла еще на занятиях с Татьяной Ивановной Взоровой. Знания же можно получить из разных источников у профессионалов более высокого уровня, чем  уровень среднестатистического преподавателя.

Но дверь с программки всего лишь приоткрыта, сцеплены только первые звенья кольчуги. А плести ее будут сами ребята уже не на пустом месте, присоединяя новые знания и опыт общения с искусством к старым. Елена Леопольдовна всегда удивлялась: как только она чем-то начинает увлеченно заниматься, Вселенная как будто ей помогает, отовсюду посылая нужную информацию (только Вселенная ли это?).

           Педагог-искусствовед В.В. Алексеева прекрасно сказала: "Чем выше культура чувств в ее восхождении к духовным, а, значит, неутилитарным ценностям, тем выше нравственный критерий личности, которым она руководствуется в самых неожиданных жизненных ситуациях". Почти содержание программы «Экология души».

В добрый путь, дорогие ученики!

8.

Когда-то девочка Лена, услышав из окна Лунную сонату Бетховена, почувствовала «касание миров иных». Всю жизнь эти иные миры касались чего-то самого в ней глубокого. Она жаждала этих встреч, сулящих иное знание, иное постижение. Постижение началось, когда у Елены Леопольдовны от кипения творческих страстей появилась болезнь сердца и она вынуждена была уйти с любимой  работы.
   Все, что постигала Елена Леопольдовна в поздний период своей жизни, разложил по полочкам Александр Шмеман. Вот что лежит на этих сокровенных полочках:

- Наука изучает природу. Но разве совсем по-другому не изучают ее также поэзия, музыка и искусство, разве не какую-нибудь другую, но тоже правду, и правду, может быть, гораздо более нужную нам, не открывают они нам о природе?
- По существу, живет человек по-настоящему именно откровениями. Откровением красоты, откровением любви, откровением природы, откровением добра – всем тем, о чем таблице умножения сказать нечего, и что, однако, всегда и всюду составляло подлинный смысл и настоящее содержание жизни.
- Чувство – это и есть орган восприятия всего того в мире, в природе, в жизни, в общении с другими людьми, чего один голый разум воспринять не может.
- Подобно тому, как подлинное, глубокое общение с другим человеком дает нам чувствовать его душу, то есть ту глубину его, которая раскрывается и в его внешнем облике, и в словах, и в поступках и, однако, к ним не сводится, так и в мире человек чувствовал присутствие, действие, откровение чего-то, что к одному внешнему свести нельзя. И вот это что-то он и назвал в какой-то момент своего развития Божеством, Богом. Не могло бы возникнуть это понятие, если бы не было реальности и опыта того, к чему оно относится.
- Вера есть ответное движение человека, всего его существа – вдруг что-то услышавшего, вдруг что-то узревшего и отдающего себя этому движению… Вера от Бога, от Его инициативы, от Его призыва. Она всегда – ответ Ему, отдача человеком себя тому, кто дает себя… Не будь того, чего человек жаждет, не было бы в нем и этого ожидания.
- …почему же не всем дан этот дар, этот подарок веры?   Потому что с самого детства окружаем мы человека мелочностью, ложью, внушаем ему не искать и жаждать глубины, а желать маленького и призрачного счастья и маленького призрачного успеха, потому что приковываем его внимание к суете и тщетному… отрицание религии проводится во имя других ценностей, и это значит – во имя другой веры, другого «откровения»… абсолютно верны слова Христа, записанные в Евангелии: «Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше».
- Авраам поверил, но мог и не поверить. Моисей послушался, но мог и не послушаться. Вот это триединство откровения, веры и свободы приводит нас вплотную к сущности христианской веры.

           Уже совсем близко  открытие, которое сделала для себя Елена Леопольдовна.
Здесь не идет речь о ее вере, о спасении, о таинствах церкви, о различии душевности и духовности, о добродетелях во главе со смирением, - нет, зачем посягать на свободу совести? Речь идет о тайне воздействия искусства.
Вот два примера, которые подкинула Елене Леопольдовне Вселенная в нужный момент буквально один за другим. По телевидению шел фильм Веры Сторожевой «Компенсация».
Когда-то брошенные отцом сестры приехали после смерти матери в Москву восстанавливать справедливость и похитили дочь отца от второго брака с целью получения компенсации. Неподвластные детской психике взаимоотношения взрослых и обманчивая толстокожесть отца ожесточили девочек. Старшая, уже совершеннолетняя, сестра прекрасно знала – то, что они делают, уголовно наказуемо. И это не остановило ее. Она понимала, что при любом исходе им предстоит жить среди людей, а общественное мнение тоже осуждает похищение детей. И это не остановило ее.
Что же остановило ее? Почему она на крыльях любви летит в телефон-автомат и, счастливая, сообщает отцу, что никаких денег не надо, чтоб он не волновался, она скоро привезет ему похищенную дочь. Что же произошло?
Кульминация фильма поразила Елену Леопольдовну. Убегая от себя самой, старшая дочь случайно оказалась в студенческом общежитии и, очнувшись после потери сознания, услышала голоса студентов, поющих «Реквием» Моцарта: в актовом зале шла репетиция. Музыка потрясла все ее существо, и она зарыдала.
Это был тот самый «катарсис» - потрясение с последующим очищением. Свободное  «эстетическое», не связанное никакими долженствующими рамками – закона или общественного мнения, – всегда высоко морально, а также педагогично, патриотично и т.п. В произведение искусства ничего из перечисленного не надо специально закладывать, чтобы не убить силу целостного эстетического воздействия. «Прекрасное» – это полнота всех качеств.
Режиссер Владимир Соловьев в своей программе «САС» сказал удивительную вещь. Он не понимает, что такое снимать патриотические фильмы. Самый патриотический фильм, который он когда-либо видел – «Дама с собачкой» И. Хейфеца. Глядя, как достойно проживает свою жизнь герой А. Баталова Гуров, у него, Соловьева, возникало чувство гордости от того, что он русский.
Через день канал «Культура» показал фильм Марка Орлова «Однажды в декабре», в котором музыка Вивальди из цикла «Гармоническое вдохновение» заставляет совершенно разных героев, оказавшихся декабрьским вечером в филармонии, вспомнить и понять прошлое.
Сколько раз то же самое происходило с Еленой Леопольдовной. Совершенно необъяснимое. Музыка, фильм, спектакль, картина сначала потрясали до глубины души, потом возникало или чувство «как неправильно я живу», или стремление бежать и признаться в любви бабушке, маме, мужу, сыновьям, попросить прощение у отца, или желание что-то сотворить на работе и т.п.
Как сказал И. Бергман, искусство поражает сердце, минуя остановку в интеллекте. Интеллект, осмысление, подключается потом. И тогда с «трудным ребенком» надо повозиться, подыскать ключи, попытаться проделать обратный путь к замыслу и, не попав в исходную точку, все же понять что-то только для себя важное, и важное именно сегодня. Столкнувшись с другим пониманием, - удивиться, обогатиться или поспорить, вернуться к произведению и открыть новые смыслы. И припадай к источнику, и припадай.… И всех он напоит.
Но в чем сокровенный смысл такого воздействия? Может быть, ответ дадут любимые Еленой Леопольдовной театроведы Григорий Бояджиев и Натэла Урушадзе, обратившие одну из граней своего таланта  к просвещению молодежи?
«Искусство берет свое начало в бесчисленных перипетиях жизни, разыгрывающихся между полюсами рождения и смерти, необходимости и свободы, воли и долга, духа и плоти. Искусству подвластен мир и в его космических катаклизмах и в микронах тончайших душевных переживаний; оно способно к вольным полетам воображения и к выверенной в каждой своей детали достоверности. Искусство бесконечно, многолико, оно вбирает в себя прекрасное и безобразное, великое и малое, личное и всеобщее; оно сохраняет на века жизнь в ее правде и идеалах, жизнь сложную, требующую постоянного решения проблем». И еще:
«Неожиданность образного хода впечатляет, будит воображение, наталкивает на размышления и тем самым обогащает нас духовно. Художественный образ показывает нам нечто такое, что мы сами не заметили в жизни, убеждает, что через него можно выразить то, что, возможно, хотелось сказать самому. Искусство вообще развивает образное мышление, воображение, расширяет круг ассоциаций, побуждает к творчеству в любой сфере деятельности, через искусство общественные проблемы могут стать глубоко личными, искусство тревожит, вызывает боль, вторгается в самую основу личности».
Лучше и точнее об искусстве никто не сказал, но все же, это - констатация особенностей эстетического освоения действительности, подсознательного или сознательного стремления человека жить по законам красоты.
Умница Юрий Лотман в «Беседах о русской культуре» подметил глубокую особенность искусства. Если жизнь все время отнимает возможности, дороги, то искусство открывает возможности, дороги. «А проходить непройденными дорогами нужно, потому что иначе опыт человеческий, сознание теряют огромные резервы».
.
Но в чем сокровенный – метафизический - смысл существования искусства?

А вот в чем, поняла Елена Леопольдовна:
- Искусство побуждает душу тосковать по целостности, гармонии и красоте  утраченного Рая, хотя сам человек этого и не подозревает до поры до времени.

Она уже давно заметила, что если совершать восхождение к замыслу произведения, постепенно снимая, как капустные листы, один за другим, привычное многословие и антураж, воспроизводящий приметы реальной жизни человека, то на каком-то этапе начинаешь понимать, что в основе лежит или библейский сюжет или библейская, точнее – Евангельская, истина. Художник-автор либо намеренно ее глубоко прячет, предлагая самостоятельно отыскать клад, либо подсказывает: образно или явно, либо сам не ведает об этом, - что всего поразительнее!
В письмах двоюродной сестре, О. Фрейденберг, Б. Пастернак писал о том, что атмосфера романа «Доктор Живаго» - его христианство, писал о служении Художника, о том, что несовершенный человек создает совершенное произведение, потому что Художник – тот же пророк, избранный Богом.
В гениальном стихотворении Пастернака есть такие строки: 

    Море тронул ветерок с Марокко.
    Шел самум. Храпел в снегах Архангельск.
    Плыли свечи. Черновик «Пророка»
    Просыхал, и брезжил день на Ганге.

Пушкинского  «Пророка» Пастернак выводит   на  вселенские  орбиты,  показывая значимость Художника в самом существовании планеты.
Чтобы «глаголом жечь сердца людей», Художник сначала должен быть призван, одарен талантом. Талант это не случайное образование нейро-психических и других физиологических связей в организме. Это дар. Дар творчества. Пусковой механизм таланта – вдохновение. Но кто запускает этот механизм? Таблица умножения может дать на это ответ? Честный физиолог И.П. Павлов расписался в своей беспомощности ученого объяснить причины появления мысли в мозгу человека.
  Откуда взялось понятие «идеал»? Из возникшей на определенном этапе развития человечества и отдельного человека потребности к нему стремиться. А чтобы к нему стремиться, надо видеть, в какую грязь заводит людей выбранный ими после изгнания из Рая путь материального прогресса и материального благосостояния как цели. Никогда свободолюбивый  Владимир Познер, агрессивно отстаивающий свои ценности, не поймет фильмов Андрея Звягинцева, ведущих к Храму.

Как-то летом на даче Елена Леопольдовна лежала на диване и слушала в темноте Баха по тому же самому приемничку из детства. Но теперь мысли ее были не о воображаемом избраннике:
- Сколько прошло времени, композитор давно умер, а его музыку все слушают и слушают. Она наполняется многими смыслами разных эпох. Не так давно музыканты пришли к выводу, что Бах зашифровал в музыке все Евангелие. А что останется после меня?
Стало страшно, пугала не близость смерти, а то, что за ней. Как же так – душа стремится, а ум боится: где мне уготовано место, чего я заслужила, воплотила ли я замысел о себе, что я еще могу успеть сделать? В чем лично мой путь? «My way»?
Впервые любимая музыка вызвала такое направление мыслей.

Тайна рождения несовершенным человеком совершенного художественного образа, который потом самостоятельно живет в веках и будоражит души «жаждущих правды», может быть подвластна одному лишь Творцу.

Начав думать об этом, Елена Леопольдовна тут  же - в очередной раз - нашла подтверждение своим мыслям, зайдя в интернете на какой-то странный сайт со статьей Олеси Николаевой «Православие и творчество» и прочитав там выдержку из книги архимандрита Киприана (Керна):
«…образ Божий принял значение порыва человека куда-то ввысь, из рамок детерминированных законов природы, стремления к Творцу, давшего и ему быть творцом. В человеке, в его духовной сущности, открываются те черты, которые его наиболее роднят с Творцом, то есть творческие способности и дарования».

Все. Сошлось. Каждое звено известной искусствоведческой цепочки «замысел (автор) – художественный образ – восприятие» наполнено смыслом призыва, откровения, подвига сотворчества, и без Творца становится лишь частью простого словосочетания.
 
Ну, что ж! Вот и ответ. Несовершенный Станислав Громов! Простим тебе человеческие слабости и будем слушать твое совершенное пение, будоражащее душу!

*** 

Каждый раз, когда уходили из жизни близкие люди, Елене Леопольдовне казалось, что из нее вынули огромную часть, без которой невозможно существовать. Но проходило время, и пустоты заполнялись тем значительным, непременно светлым, что оставили после себя эти люди в душе и мыслях Елены Леопольдовны и что теперь целостно составляет ее личность.

Настало время выписки. У Елены Леопольдовны заныло сердце. И этот кусок жизни остается в прошлом…. Потом он в снятом виде перейдет в воспоминания.
Накануне вечером обменялись телефонами, договорились через год лечь в больницу в том же составе: сумбурным утром было уже не до прощаний.
Последний взгляд на палату, залитую весенним солнцем, не дающим грустить…. У двери Зиночка обняла Елену Леопольдовну и на ухо шепнула:
- Я люблю тебя!

Комментарии