Матрос Сильвер, или "Шестое августа по-старому..."

Матрос Сильвер

«Шестое августа по-старому, Преображение Господне».
Борис Пастернак

Люблю этот Праздник за его особенную возвышенность, надежду и веру, предчувствие иного мира, солнечного насквозь, из глубины. Когда-нибудь наш мир станет светящимся изнутри огромным яблоком.

Каждый год я жду от него волшебства, и не обманываюсь.

Уже второй год подряд встречаю Преображение в Тарусе, у дорогих мне людей, в прекрасном огромном саду, с яблоками и сливами, пчелами, уютным деревянным домом, с верандой, круглым белым столом под грушей, с ощущением счастья, которое льется отовсюду. Время останавливается, и сквозь его золотое кольцо спокойно течет прошлое и открывается будущее, и крыло вечности легкой тенью осеняет и этот сад, и Оку, и холмы, и памятник Цветаевой, и дорогу к Воскресенскому храму.

Я собралась в храм довольно поздно. Завтрак затянулся, Марина и Саша так гостеприимны, что праздник чувствуется в каждом слове и в каждом движении, круглый столик, круглые яблоки, ароматный чай, родные улыбки.

Погода с утра пасмурная, но теплая, пробивающиеся лучи солнца освещают дорогу, которая спускается реке, и река голубится и золотится.

Вот и пристань. Небольшая скамейка, беседка. Я присела полюбоваться рекой, и вдруг меня пронзило острым, как молния воспоминанием. Время как будто раскололось, трещина затягивает, и я не могу двинуться. Я снова сижу на этой же скамейке, только ровно год назад, и рядом Роман. Мы ждем кораблика, на котором собираемся плыть вверх по реке, в Поленово. Воспоминание стало таким плотным, таким синхронным, что я почти не понимаю – сейчас или тогда – собираются люди, спрашивают, где купить билеты, и радостно шумят, увидев еще далеко вверху белую черточку корабля. Он постепенно становится все больше, и все отчетливей видны на его борту буквы «Матрос Сильвер». Вот он уже подплыл к деревянному причалу, люди спускаются по ступенькам вниз, поднимаются на палубу.
У меня перехватывает дыхание. А мы? А мы почему сейчас не поднимаемся на палубу? Солнце слепит глаза, вот сейчас корабль отчалит. Где мы вдвоем? Почему корабль есть, а нас вдвоем нет? Где сейчас Роман? Острая боль его отсутствия буквально пригвоздила меня к скамейке, и я не могу оторвать глаз от «Матроса Сильвера», неужели нас там нет?
Если я знаю, чувствую, слышу каждое движение друга, сейчас он обернется, подаст мне руку, смотри, здесь ступенька, пойдем на верхнюю палубу… У нас впереди медленный, огромный, нескончаемый день, усадьба Поленова, где мы так счастливы, где любимая картина «Христос и грешница» (только углем), в сказочном доме художника, построенного по его проекту, согретом его талантом, семьей; светлом, просторном, с коллекциями камней, рукотворной мебелью, привольем, льющимся в открытые окна, - всем этим удивительным поленовским, летним, вольготным простором, березами, лучами, рекой.
Где все это? Впереди или позади? И кто был настоящим автором нашего недолгого летучего счастья?
«Матрос» уже развернулся другим бортом, пыхтит, пытается вырулить на середину реки, застывает на месте, и все-таки движется - от меня? от нас? к нам?

Неужели этот поленовский мир теперь раскололся надвое, и нам никогда не собрать его воедино? Или он продолжает жить где-то вверх по течению, над нами? И в нас и не в нас, а в каждом – но целостно и неделимо?
От неразрешимых вопросов горло перехватывает, не могу глотнуть. Неужели нас нет? Как же это? Как? Ведь еще пять минут назад Рома принес мне мороженое, и перевесил фотоаппарат с моей шеи на свою, и улыбался так щедро, и его голубые глаза светились, как река.

Эта рифма, которую время и пространство организовали так мастерски, зачем она?
Остаться здесь? Отпустить его, себя, нас?

Я смотрю, как уменьшается «Сильвер» в размерах, как уже поворачивает направо и вверх, за рощу, как он исчезает.

Бедный Сильвер. Но он же не виноват! Он плывет, куда ему надо.
Первое свободное дыхание окрыляет меня. И Роман – не виноват! И я - не виновата! И Бог - не виноват…

Да я же шла в храм! Новая сильная волна подбрасывает меня. Ноги сами поднимают меня по тропинке вверх, и лохматая собака бежит навстречу, и желтые цветы приветливо машут тяжелыми головами, и храм торжественно парит прямо в небе надо мной. Я подхожу к каменному кресту, стоящему на поляне, и от него исходит волнующая животворящая сила, он как будто обнимает своими крыльями. И свеча горит, как в прошлом году точно! «В прош-лом го-ду», - повторила я по слогам. И обрадовалась слову «прошлое». Значит, время сдвинулось, закрутилось, поплыло, полетело!

Как жалко, что храм закрыт, уже час дня, конечно, поздно, служба давно закончилась. Ну, просто посижу перед входом на скамеечке, посмотрю на купола, помолюсь тихонько.
Вдруг подъезжает маленький бежевый «жигуленок», из него стремительно выходит батюшка (пиджак прямо поверх развевающейся светло-серой рясы), открывает огромным ключом храм.
Я шмыг следом за ним, и вот уже Воскресший Христос смотрит на меня пристально, и очи Богородицы светятся нежностью, ангелы и святые будто кивают головами и окружают небесным теплом. Преображение Господне! Я дышу свободно и легко, на полную грудь.
 

Время снова округляется. Его сфера окутывает мягким прозрачно-голубым покрывалом и меня, и Романа, и нас – вместе и не вместе, и по-другому вместе, и нашу ушедшую любовь, и нашу не ушедшую любовь, и льется сверху одна большая неделимая Любовь. Она снова прорастает в душе яблоками, садом, животворящим крестом, холмами, Тарусой, следом корабля, рекой.
Тишина длится долго, и вдруг я вспоминаю - где же батюшка? Ищу его глазами, а он стоит в притворе и очень внимательно изучает объявления на стене, будто впервые их видит. Слезы навернулись на глаза: он не хотел мне мешать, он не поторопил меня даже взглядом!
Мы молча кивнули друг другу, и не успела я выйти из храма, как он уже завел свой старенький автомобильчик, и быстро умчался вверх по зеленой улице.