Вы здесь

Храм неразрушимый

Если вы окажетесь в К-ве, то непременно увидите этот дом. Полуразрушенный дом, похожий на медленно тонущий корабль. Он стоит на холме, под которым раскинулось село К-во, ныне захудалый лесопункт. Перед домом растут две старые яблони. Чуть в стороне – кладбище и пустырь. Говорят, что раньше на месте этого пустыря стояла сгоревшая в начале 20-х годов деревянная церковь в честь Казанской иконы Божией Матери. Последним священником, служившим в этой церкви, был отец Георгий Маляревский.

Родом он был откуда-то с Харьковщины, и на Север попал весьма необычным образом. Кто-то из его бывших приятелей по учительской семинарии перебрался на житье в наши края и пригласил друга погостить. А заодно — посетить известные на всю Россию северные монастыри – Соловецкий, Сийский, Веркольский, и поклониться их святыням. Не думал Георгий, что задержится на Севере больше месяца-двух. А вышло так, что остался здесь навсегда. Потому что именно здесь нашел он свою первую и единственную любовь в лице дочери К-вского священника, отца Николая Азарьина, Капитолины, которую за малый рост близкие и знакомые звали «Капанькой».

В местной церковно-приходской школе для Георгия нашлось место учителя. А поскольку юноша был человеком глубоко верующим, да еще и имел замечательные голос и слух, то вскоре он стал незаменимым помощником о. Николаю. А значит, и подходящим женихом для отвечавшей ему взаимностью Капаньки.

Прошло года три, и местный епископ рукоположил молодого учителя во диакона. А немного позднее, когда неизлечимо больной о. Николай подал прошение об уходе за штат – в священники для К-вской церкви. А примерно за год до того, как Георгий Маляревский стал диаконом, в том же Казанском храме он был обвенчан со своей ненаглядной Капанькой.

Надо сказать, что о. Георгий и его матушка были почти полностью противоположны друг другу как по внешности, так и по нраву. Отец Георгий был высокий, полный, по-южному темпераментный, с громким голосом. А худощавенькая матушка Капитолина росточком едва доходила до груди своему супругу и была тиха и немногословна. Отец Георгий был человеком очень смелым. А Капанька боялась темноты, мышей, грозы, резких звуков – в общем, едва ли ни всего на свете. Возможно, причиной столь невероятной робости маленькой матушки были либо ранняя смерть ее матери, либо суровый нрав ее отца. А может, она просто была такой от природы. Впрочем, несмотря на все различия в характерах о. Георгия и матушки Капитолины, оба они были людьми незлобивыми и горячо и беззаветно любили друг друга. Об отце Георгии матушка заботилась, как о ребенке. Поскольку он был не прочь вкусно покушать, она готовила ему его любимые блюда, среди которых, разумеется, были украинские галушки и вареники. Матушка следила за тем, чтобы одежда о. Георгия всегда была чистой и аккуратной. Когда он отправлялся в храм, она, привстав на цыпочки, поправляла на его спине сбившуюся набок цепочку от наперсного креста. Капанька сопровождала о. Георгия, когда он шел в гости. И когда по одной ей известным признакам, замечала, что батюшка выпил лишнего, незаметно и тихо теребила его за рукав рясы. И о. Георгий, как бы ни хотелось ему еще повеселиться, учтиво прощался с хозяевами и вместе со своей матушкой отправлялся домой. В домике у них царили удивительные мир и покой. И хранительницей этого мира и покоя была матушка Капитолина. Отец Георгий знал, что, придя домой, он всегда найдет там любовь, утешение и радость, которыми щедро одарит его ласковая Капанька.

Детей им Бог не дал. Поэтому всю свою любовь о. Георгий и его матушка дарили друг другу и своему бедному храму, который был для них самым лучшим храмом на свете. О. Георгий почти ежедневно совершал в нем Богослужения и требы. Причем плату за требы брал самую скромную, а с бедняков и вовсе не брал ничего. Половину своих доходов он тратил на милостыню бедным и на украшение своего храма. На свои средства он позолотил иконостас и заказал на икону Казанской Божией Матери, считавшуюся чудотворной, серебряный венец с красивыми вставками-капельками из цветного хрусталя. Кроме того, умея неплохо рисовать, о. Георгий поновил некоторые поврежденные иконы и даже сам написал для храма несколько икон. А маленькая матушка вышивала для храма покровы, покровцы, воздухи, подзоры и полотенца, которыми украшались иконы. Благодаря заботам о. Георгия и его матушки маленький и бедный Казанский храм внутри выглядел очень уютно, почти что по-домашнему. Многочисленные большие и маленькие иконы убраны вышитыми полотенцами, на амвоне – цветная домотканая дорожка, от печки в углу тянет теплом и уютом. Вся жизнь о. Георгия и матушки Капитолины была связана с их любимым Казанским храмом. И служение в этом храме и этому храму было их жизнью.
В свободное время о. Георгий с матушкой занимались своим маленьким хозяйством. У них был небольшой огород, курочки, две ангорские козы, из шерсти которых матушка вязала носки, варежки и телогреечки для знакомых, для бедных и для своего дорогого «Юриньки», как она ласково называла о. Георгия, когда они были одни. Отец Георгий очень любил выращивать ягоды. Возле дома у него росли и смородина разных сортов и цветов, и малина, и клубника, и крыжовник. Ягодами и саженцами батюшка охотно делился со всеми желающими. А однажды о. Георгий раздобыл где-то две маленькие яблоньки и посадил их перед своим домом. И как же хороши были те яблони по весне, когда они сплошь покрывались благоуханными цветами! А у раскрытого окна, попивая чай из тульского самовара с десятком медалей на блестящем боку, любовались на них счастливые батюшка с матушкой…

В редкие вечера, когда о. Георгий был дома, они с матушкой садились у стола, под керосиновой лампой с розовым абажуром. Матушка рукодельничала – шила, вязала или вышивала что-нибудь либо для храма, либо для бедных, либо для своего «Юриньки». А о. Георгий читал вслух жития Святых или что-то из Пушкина или Гоголя. Разумеется, пропуская самые страшные места, чтобы не волновать Капаньку.
Так, тихо и мирно, во всяком благочестии и чистоте, они прожили вместе почти сорок лет. Пережили и революцию, и гражданскую войну. К счастью, революционные бури почти не коснулись К-ва. Да и батюшка с матушкой были слишком далеки от всего, что совершалось за пределами их храма и их мирного домика на холме. Когда стали собирать ценности для голодающих Поволжья, и под предлогом этого арестовывать священников и громить храмы, казалось, что и эта беда обойдет стороной Казанскую церковь – никаких ценностей в ней не было. Да и отец Георгий первым в селе отдал «на голодающих» все имевшееся в его доме серебро – несколько ложек, крохотную рюмочку, из которой пил перед обедом рябиновую настойку, и даже родительскую память – серебряные часы — луковицу. А сердобольная матушка упросила «Юриньку» пожертвовать еще и серебряную ризу с домашней иконы Казанской Божией Матери, которой их благословил при венчании ее отец. И о. Георгий немедленно это выполнил. Жалко им было гибнущих от голода людей. И они искренне верили, что хоть немного, да сумеют им помочь.

Однако вскоре в домик о. Георгия явились незваные гости. «Отрекись от Христа, сними сан, закрой церковь», — потребовали они от него. Он отказался. «Пожалеешь, поп», — сказали искусители и ушли. Спустя дня два, поздним вечером, они пожаловали снова, арестовали о. Георгия и увезли в городскую тюрьму. Заодно перевернули все вверх дном в его домике и прихватили с собою то, что им приглянулось. Вместе со священником арестовали всех, кто трудился при Казанском храме. Маленькую матушку не тронули. Когда забирали о. Георгия, перепуганная Капанька, дрожа и всхлипывая, забилась в угол. Когда же на ее глазах один из богоборцев сорвал со стены Казанскую икону Божией Матери – ту самую, ризу с которой они пожертвовали для голодающих, и со всей силы швырнул ее на пол, так что осколки стекла брызнули во все стороны, матушка слабо вскрикнула и упала замертво. Потом она очнулась, но совсем перестала говорить и почти постоянно беззвучно плакала. Поэтому кто-то из дальних родственников забрал ее к себе.
Разумеется, что арестованного священника не могло ожидать ничего хорошего. Хотя было очевидно, что он ни в чем не виновен, его могли объявить «контрреволюционером» за один лишь отказ отречься от веры. В лучшем случае, его ожидало несколько лет лагерей. В худшем, и более вероятном – расстрел. Но случилось иначе. Через три месяца о. Георгия выпустили. Но в К-во вернулся не здоровый, энергичный человек, а изможденный старик, волочивший правую ногу. Правая рука его безжизненно висела. Он говорил крайне медленно, с трудом выговаривая слова, и почти утратил память. Можно было лишь догадываться, что пережил он за те три месяца, что провел в тюрьме. Очевидно было одно – служить он больше уже не сможет никогда.

Впрочем, о. Георгий надеялся, что будет хотя бы ходить молиться в свой храм. Если даже сам не дойдет, то его отведет туда верная Капанька. Но то, что он увидел и узнал, возвратясь в К-во, окончательно сломило его. На месте Казанского храма зловеще чернело пепелище. Храм сгорел спустя месяц после его ареста. Пожар начался ночью. Причем храм загорелся сразу со всех сторон, так что можно было с уверенностью предполагать, что его подожгли. Пока люди сбежались к храму, он уже был полностью объят пламенем. Вокруг суетились местные безбожники-активисты, делавшие вид, что пытаются тушить огонь, а на самом деле мешавшие людям войти внутрь храма, чтобы спасти иконы. Впрочем, пожар был настолько сильным, что никто не решался даже приблизиться к пылавшему храму.
Вдруг послышался отчаянный женский крик: «Матушка! Владычица! Господи, помоги!» — и внутрь горящей церкви, осенив себя крестным знамением, бросилась какая-то женщина. Сначала никто не понял, кем она была. А когда поняли, ужаснулись. И устыдились собственной трусости. Потому что женщиной, бесстрашно бросившейся в пламя спасать чудотворную Казанскую икону, была матушка Капитолина, тихая, робкая старушка, боявшаяся едва ли не всего на свете. Проходили секунды, казавшиеся бесконечными. Многие тогда отчаянно молились, чтобы Господь сотворил чудо и извел из огня маленькую матушку целой и невредимой. Но вокруг лишь бушевало пламя… и вдруг с грохотом, взметнув снопы искр, рухнула внутрь крыша… Вот и все, что узнал о. Георгий о гибели своего храма и своей Капаньки…

Осиротевший о. Георгий водворился в своем пустом домике. Попытался было копаться в огороде. Но одной левой рукой он не смог возделать даже маленькой грядки. Оставалось одно – просить помощи у бывших прихожан. Но немногие из них соглашались теперь помочь своему пастырю. Кто поспешил отречься от Бога, кто боялся, что, помогая «попу», может пострадать за это сам. Нашлись и такие, кто решил, что, если церковь сгорела, а священник-чужак больше не сможет служить, то в нем больше нет никакой надобности. Немногие, кто не забыл доброту и щедрость о. Георгия, подавали ему милостыню, кто – хлебом, кто — картошкой.
Настала весна и под окном о. Георгия зацвели яблони. Но тяжело было ему встречать весну в опустевшем доме, за окном которого, сквозь ветви цветущих яблонь, виднелось пепелище – могила его Капаньки. И вспоминая безвозвратно минувшие счастливые годы, безутешно плакал тогда о. Георгий…

…Как-то поздним вечером, накануне воскресного дня, он брел домой из К-ва с мешочком прошлогодней проросшей картошки, которой дала ему одна бывшая прихожанка. До дома оставалось уже совсем близко, когда о. Георгий увидел, что с кладбища навстречу ему, хохоча и горланя революционные песни, идет ватага изрядно подвыпивших деревенских парней. У некоторых из них в руках были палки. Встречи с парнями о. Георгий не боялся – всех их он когда-то крестил, исповедовал и причащал, учил Закону Божию и угощал ягодами. А его матушка одаривала их рубашонками, носочками и варежками, кормила пряниками и орехами. Впрочем, эти ребята давно отреклись от Бога и повыбросили свои крестильные крестики. Теперь они гордо величали себя комсомольцами и горели желанием «раздуть пожар мировой» и поскорее «разрушить до основанья» весь существовавший прежде мир. Пока же эти юные разрушители мира упивались самогонкой, да ради забавы сбрасывали со старых могил кресты. Парни быстро поравнялись с о. Георгием.
-Гляди, ребята, поп идет, — закричал один из них, которого звали Иваном. Подскочил к о. Георгию, дыша ему в лицо перегаром, и вдруг сорвал с него нательный крест и втоптал его в грязь. – Ну что, опиум, где теперь твой Бог?

-Ваня, Миша, Саша, что вы делаете? – ужаснулся о. Георгий. – Ведь вы же крещеные… Побойтесь Бога!
- А мы Его не боимся! — глумливо захохотала пьяная ватага. – Нет никакого Бога! Вот мы влезем на небо и всех этих богов разгоним и перебьем! Бей попа, ребята! Посмотрим, придет ли Бог его спасать?
И они принялись избивать о. Георгия – кулаками, ногами, палками. Так, как били его в тюрьме, когда следователь тщетно пытался заставить его признаться в «контрреволюционной деятельности» и стать доносчиком… Когда же парням надоело бить о. Георгия, они увидели, что священник не подает признаков жизни. Тогда, чтобы скрыть следы убийства, они затащили его тело в дальний угол кладбища и бросили в канаву. А сами поспешно убрались восвояси.

Но отец Георгий был еще жив. Он очнулся от пронизывающего холода и такой резкой боли в голове, что хотелось кричать. Попробовал разлепить веки, но вокруг все поплыло, закружилось. Попытался поднять здоровую левую руку, чтобы перекреститься, но она отказывалась слушаться. Он попробовал молиться, но из-за резчайшей головной боли слова не шли на ум. Вспомнилось только одно – слова, которые прокричал в смертной муке на Кресте Христос Спаситель: «Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?» (Мф. 27. 46)
- Христос Воскресе, Юринька, — вдруг услышал отец Георгий. Превозмогая боль, он открыл глаза. Перед ним стояла его Капанька, светлая и радостная, как в день их свадьбы. И с ее приходом отец Георгий вдруг перестал ощущать боль и холод.
- Капанька? – удивился отец Георгий. – Ты жива? А мне сказали, что ты…

-Что ты, что ты, Юринька, — улыбнулась ему маленькая матушка, — У Бога нет мертвых – у Него все живы. И мы с тобой тоже живы, Юринька. Вставай, пойдем скорее в наш храм. Ждут тебя. Пора Литургию служить.
-Нет, Капанька, — вздохнул отец Георгий, — не служить мне больше… Да и храма нашего нет. Одно пепелище осталось.
-Нет, Юринька, — твердо и уверенно возразила ему матушка. – Храм наш стоит, как прежде стоял. Слышишь, как звонят его колокола? И никому никогда не разрушить его, как никому и никогда не удастся сокрушить нашу Православную веру. Ведь с нами Бог, Юринька. «А если Бог за нас, кто против нас?»

И тут воспрянувший духом отец Георгий услышал громкий и призывный колокольный звон. Он поднял голову и увидел свой храм, такой же прекрасный, как и прежде. Нет, еще более прекрасный и величественный. И увидел множество народа, спешащего в него на воскресную Литургию.
И тогда он поднялся с земли, пройдя сквозь свое остывающее тело, и, взяв матушку за руку, поспешил в храм, где сонм Новомучеников Российской земли совершал Пасхальную Литургию, и звучала победная песнь: «смерти празднуем умерщвление, адово разрушение, иного жития вечнаго начало…»

Комментарии

<p>Уважаемая матушка Евфимия!<br />
Спаси Вас Бог за такие хорошие рассказы! Первый рассказ я прочел, не помню на каком православном сайте, но назывался он &quot;Он между нами жил...&quot;. Он меня поразил до глубины души. Не знаю почему, но у меня выступили слезы, хотя в обычной жизни с меня слезу не выдавишь. Потом нашел другой Ваш рассказ &quot;Материнская любовь&quot;. Неповторимый, захватывающий за душу рассказ. Потом думаю, да у Вас все рассказы один лучше другого (все ложатся мне на душу)... и заказал через издательство Сретенского Монастыря Ваш сборник рассказов &quot;Храм Неразрушимый&quot; наложенным платежом и сейчас жду с нетерпением. Выражаю Вам сердечную благодарность! И надо же. Вроде и неприметные рассказики, простые слова, а вызывают такие чувства! Очень боюсь страшного суда Господня! Дай Вам Бог доброго здравия, радости, и Божьего благословения на многая, многая лета!</p>

Вот утешили-то, уважаемый Анатолий! Знаете, мне-то радостно, что это оказалось нужно людям... За что спасибо и Вам, и этому сайту, и "сретенцам", которые (одни из 10 издательств, куда я все это посылала) решили это издать. Кстати, тут есть тексты, не вошедшие в "сретенскую" книжку. Ну вот, и "Дневник неизвестного", и "Открытка для Анны", и детективы ("Свидетели", "До последнего Суда", "Завещание"). А те, что есть, даны в моей редакции. Немного отличается (ну, редкий автор не цепляется за каждую "свою" букву...). Спасибо! Право слово, утешили! Е.

Хороший рассказ, матушка, символический. И жизнеутверждающий
Интересно, это реальная история или совершенный вымысел?

Только опять цитата библейская, как в публицистичеком тексте: «А если Бог за нас, кто против нас?» (Римл. 8. 31)
Я бы убрала.

Радости

Убирайте, уважаемая Светлана Анатольевна! Не так важно, есть там ссылка или нет - суть-то остается... Самое главное - спасибо Вам. Рассказ жуткий. За такое меня однажды свои единоверцы "записали" в готы. Потом я делала более страшные вещицы, тут еще есть надежда, а вот в написанном год назад "Дне утраченных надежд" ее уже нет. Но это - единственный рассказ, над которым я плакала. Вернее, плакала я над пугливой Капанькой, боявшейся страшных сказок и умершей страшнее некуда. И еще - над эпизодом смерти о. Георгия (там есть четкое указание, КОГДА он умер). Это - "краеведческий реал" (как это на самом деле зовется - не знаю... иллюзия, но с использованием реальных краеведческих фактов). История о. Георгия и Капаньки выдумана полностью.Частично использована биография последнего священника с острова Кегостров (оттуда страшный дом с яблонями у входа...я там жила месяца три, в этом страшном пустом его доме с зияющими открытыми погребами внизу...). Но священник этот умер сам, своей смертью. Местность - Устьянский р-н, дер. Бестужево. У этого рассказа есть два ремейка: "Возвращение" (висит тут, кажется...там снова явление умирающему священнику убитой женщины), и написанный сразу же после "Ванин крестик" (он есть в файле, где этот рассказ). Спасибо Вам! Е.