Вы здесь

Джедай и Золушка

Ольга жила как в песне: «Я пока что живу в общежитии, увлекаюсь своею мечтой…» Она училась в институте искусств, и, хотя не была иногородней, по великому знакомству обосновалась в общежитии, на «малосемейном» его этаже, в двухместной комнате, в которой, кроме Ольги, больше никого не было.

А мечтой она действительно увлекалась. Вернее, мечты у нее было две — профессионально реализоваться и удачно выйти замуж. Однако, в понимании Ольги такие мечты были противоположны как мир и антимир, следовательно, при взаимодействии должны были схлопнуться и аннигилироваться. К тому же она была ленива и никаких особых усилий к их исполнению не прилагала. Поэтому мечты, предоставленные сами себе, исполнялись как им вздумается, сообразно своим собственным наклонностям. Мечта о профессиональной реализации была совестливее, ответственнее и мало-помалу претворялась в жизнь. Ольга была музыкантом и в один прекрасный момент обнаружила, что ее приглашают концертировать и преподавать намного чаще, чем позволяет ее время. Концерты были успешными, а преподавание — интересным и доходным. Мечта же о личном счастье была разгильдяйкой почище Ольги — никаких подвижек в этом направлении не наблюдалось вот уже два года.

Общежитие института искусств было добротным, сталинской постройки, высоким зданием, давно не ремонтированным. Население «малосемейного этажа» общежития оказалось на редкость неоднородным: кроме студентов, изучающих разнообразные искусства, там жили работники института, а также несколько приезжих рабочих и торговок из окрестных лавочек.

Однажды, когда она яростно драила на кухне пригоревшую сковородку, один из рабочих, огромный краснолицый мужик, поставив варить пельмени, ласково сказал:

— Вот и средство у вас «Золушка», и сами вы как Золушка.

— Да? А я думала — принцесса! — ответила Ольга с развязностью, которая всегда нападала на нее в разговорах с пролетариями.

— Ну… — смутился он — Принцесса — это впоследствии…

— А че не щас? — развязность зашкаливала.

— Ну… — вконец погас мужик — Вот как-то не щас… Впоследствии.

— И на том спасибо.

— Фильм был про Золушку, старый. Черно-белый, — снова вдохновляясь, заговорил мужик — Там такая актриса играла, такая маленькая, вот как вы точно. Вот она также там все терла, чего-то стирала и песенки пела.

— Жеймо.

— Че?

— Фамилия у нее — Жеймо. «Дразнят Золушкой меня, потому что у огня, силы не жалея, в кухне я тружусь-тружусь, с печкой я вожусь-вожусь»…

— Ой, какой голос у вас…

— …«и всегда в золе я»… Да, у меня голос.

— А меня Михаил зовут.

— Очень приятно.

— Вот пельмени щас сварятся, приходите.

— Спасибо, я ужинала.

— Ну просто так приходите.

— Спасибо, нет.

— Да просто зайдите по-соседски! Я ведь ни на что не претендую. А вы певица?

— Да.

— А где поете, в филармонии, поди?

Сковородка, наконец, поддалась, Ольга сполоснула ее под краном и, проигнорировав вопрос, вернулась к себе.

С тех пор Михаил взял манеру говорить при встрече «Привет, Золушка!», во всякий удобный и неудобный момент поминать режиссера Александра Роу и актрису Жеймо, и твердить, что Ольга есть идеальное воплощение образа Золушки, даже имени не надо — Золушка и все. Ольга предчувствовала, что когда-нибудь запустит в него чем-нибудь тяжелым.

Несколько раз она останавливалась перед казенным, со сталинских времен оставшимся зеркалом в коридоре. Зеркало было гигантским, под стать высоченным потолкам, и казалось предназначенным для представителей каких-то экзотических, возможно внеземных, рас. Ольгино отражение занимало едва ли треть помутневшего от времени зеркального пространства, в остальном же отражался затянутый тенетами потолок и выкрашенная зеленой масляной краской противоположная стена. «Хорошо, маленькая,« — согласилась Ольга, рассматривая себя, — Но при чем тут Золушка?». В остальном все было хорошо — независимый взгляд, прямые плечи, черная водолазка и черные же шаровары привезенные подругой аж из самого Шаолиня. Ни намека на Золушку в этом облике не просматривалось. Ольга начала подозревать, что лицо и тело обманывают ее, принимая перед зеркалом желаемый ею вид, в остальное же время демонстрируя миру что-то совсем другое, Ольге неизвестное. Она взяла привычку бегло взглядывать на свое отражение в витринах и зеркалах, пытаясь застать себя врасплох.

«Охота за Золушкой» продолжалась несколько дней, и однажды, входя в коридор, Ольга успела-таки — на долю секунды — ее увидеть. На Ольгу глянуло большеглазое робкое создание с тонкой шеей, угловатое, немножко сутулое, делающее осторожный шажок, не лишенный, впрочем, известной грации и прелести. Огромную гитару в чехле, тяжким бременем висевшую на плече Золушки, хотелось немедленно отобрать, чтобы поднести за ней до дверей. Золушка встретилась с Ольгой взглядом, в глазах ее мелькнул ужас, и в следующий миг навстречу Ольге из зеркала шла уже сама Ольга — со скептическим прищуром, прямыми плечами и четким шагом. Гриф гитары маячил за плечом с мрачным достоинством зачехленного оружия.

У себя в комнате Ольга уселась в одежде на кровать и потрясенно пробормотала: «Да быть того не может…».

В один из вечеров она, пользуясь отсутствием народа в умывальной, мыла ноги в раковине. Ополоснув правую, тщательно вытерла, водворила в тапочку. Почуяв неладное, бросила взгляд в сторону двери. Точно! — там стоял Михаил, прислонясь к косяку и наблюдал за нею с умилением и нежностью. Ольга одернула халатик, забросила полотенце на плечо и задала вполне уместный вопрос:

— Ну, чего?

— Золушка… — сказал Михаил. Мечта о маленькой, хозяйственной и безобидной женщине с надеждой глядела из его синих глаз. — Неудобно здесь, правда? Вот если бы биде. Ага?

— … «И друга не бросит в биде». — с неудовольствием процитировала Ольга.

Он засмеялся:

— Ладно, не буду смущать.

И внезапно у Ольги вырвалось ему вслед:

— Я не такая.

Он обернулся:

— Дык, понятно все, не такая, я ж говорю: я по-соседски и ни на что не претендую.

— Не о том речь. Я снаружи только Золушка, а внутри совсем другая. Внутри я джедай.

— Че?

— «Звездные войны» смотрел?

Михаил с сожалением покачал головой.

— Тем лучше, — Ольга невозмутимо задрала ногу, подставив ее под бьющую из крана струю.

На следующий день она позвонила Вовчику, другу детства, лучшему баритону города. Они с Вовчиком знали друг друга еще со времен музыкальной студии, то есть примерно миллион лет. Встречи их — случайные и запланированные — были частыми, и порой между ними возникало что-то похожее на робкую нежность. Это повергало обоих в легкое смущение, но не казалось неуместным. Ольге думалось, что посредством этой нежности общаются какие-то потаенные части их существ, следовательно, их приятельские отношения имеют продолжение в иных, недоступных сознанию измерениях. Именно поэтому она решила, что сейчас нужно звонить не кому-нибудь, а только ему и назначать встречу для серьезного разговора.

Он был в условленном месте на полчаса раньше назначенного времени. Ольга, тоже пришедшая раньше, начала улыбаться, едва увидев его высокую фигуру в конце аллеи. Вовчик, предупрежденный о серьезности разговора, не ответил на улыбку. Они поздоровались и в молчании двинулись мимо цветущих яблонь. Ольга обдумывала как начать разговор, Вовчик терпеливо ждал, и наконец не выдержал:

— Что случилось? — он был суров, собран и готов к решительным действиям.

— Дай собраться. Сейчас, я сформулирую. Скажи мне, Вовчик, как ты меня воспринимаешь?

— Нормально воспринимаю. Ты скажи толком, чего случилось-то?

— Ничего страшного, Вовчик, ничего. Все нормально.

— Точно? — недоверчиво спросил он.

— У меня один вопрос, только такой, как бы деликатный.

— Ну?

— Скажи мне, пожалуйста, тебе не казалось, что у меня… ну, как бы два лица?

Вовчик посмотрел диковато, и в следующий момент его суровость и сосредоточенность как рукой сняло.

— Два лица?- он расплылся в улыбке — Оля, я в твоем присутствии никогда так не напивался.

— Да не о том речь, дорогой! — в отчаянии сказала Ольга — С недавних пор я поняла: как себя воспринимаю я, и как меня воспринимают другие — это две большие разницы. То есть мое мнение о себе не совпадает с мнением обо мне. Поэтому, я прошу тебя, скажи все, что ты обо мне думаешь. Что я из себя представляю, на кого похожа. Меня интересует все — ассоциации, мимолетные видения…

— Гении чистой красоты — интересуют?

— Пожалуйста, отнесись к этому серьезно. Для меня это очень важно.

— Ладно, ладно. Давай только пива мне купим.

Приобретя напиток, при помощи которого враги ловко губят население нашей родины, Вовчик галантно сопроводил Ольгу к скамейке под акацией, ловко открыл бутылку обручальным кольцом, отхлебнул и задумчиво уставился вдаль.

— Ну, что сказать… Поскольку я знаю тебя с детства, то считаю, что с того времени ты мало изменилась. Ну, похудела разве что. Но это даже лучше. Нет, слушай, ты давай наводящие вопросы мне задавай, а то я как-то…

— Хорошо, — Ольга вздохнула, — Тебе не приходило в голову, что я похожа на Золушку?

— На Золушку, ты?

— На жалкое забитое существо, пытающееся прятать свою забитость под вымученной улыбкой. Всем своим видом взывающее о защите и покровительстве.

— Господь с тобой, Оленька.

— Так, хорошо. А на воина я похожа?

— На какого?

— На абстрактного воина. В идеале — рыцаря джедая.

Вовчик подавился пивом, прокашлялся, заржал:

— На мастера Йоду! Маленькая, зелененькая, с ушками! Сердитая-а… но справедливая… Ольга, ты издеваться изволишь надо мной?

— Вовчик, я намеренно утрирую образы. Я называю крайние точки на шкале. Скажи мне, к какой из них я ближе и я от тебя отстану.

Вовчик надолго замолчал.

— Если честно…

Ольга затаила дыхание.

— Если честно, ты для меня ближе вот к этой точке.

Большим пальцем он указал себе куда-то в грудь.

— Ты ближе к сердцу, вот так как-то. И пока оно так, мне без разницы кем ты себя считаешь, мастером Йодой или Белоснежкой.

— Золушкой…

— Без разницы.

Теперь настал черед Ольги помолчать — растроганно и благодарно. Потом, чтобы Вовчик не подумал, будто она начала этот разговор, дабы выманить у него это признание, она рассказала об истории с Михаилом и о поимке Золушки в зеркале.

— Хочешь, я с этим мужиком поговорю? Он тебя за три версты обходить будет. — предложил Вовчик запросто.

Ольга покачала головой.

— Ну смотри. Если что — дай знать.

— Хороший ты, Вовчик, — со вздохом сказала Ольга.

— А то! — он отхлебнул из бутылки и вдруг лицо его изменилось. Устремив взгляд вдоль аллейки, вполголоса спросил:

— Слушай, Ольга, скажи мне как джедай джедаю: ты чувствуешь возмущение Силы?

— Э-э… в каком смысле?

— В смысле вон Нелли идет. А я опять картошки забыл купить.

— Я знаю Нелли, она тебя простит, — сказала Ольга уверенно.

— Да? — с надеждой глянул на нее Вовчик. — Честно?

— Как джедай джедаю. — солидно ответила она.

Вовчик встал, расправил плечи, зачем-то переместил бутылку из одной руки в другую и обратно. К ним приближалась Нелли, пышнокудрая и стройная подобно стреле, способной поражать сердца. Она плыла, щедро расточая свою ослепительную красоту, а вокруг, как планета по орбите, носился гиперактивный Неллин отпрыск — дитя от одного из прежних ее браков. Увидев Вовчика, отпрыск молча ринулся к нему и яростно пыхтя, полез на него как на дерево.

— Привет, Ростик, — сказал Вовчик. Ростик, не отвечая, устраивался у него на плечах.

Нелли небрежно сверкнула улыбкой в сторону Ольги. Ольга наклонила голову в ответ.

— Ну, это… — улыбнулся Вовчик, делаясь каким-то размякшим и неловким, — Давай, Оля… И смотри — ежели что, я… в общем, это, ага?

— Ага. — согласилась Ольга.

Ростик тянул Вовчика за волосы и нетерпеливо пришпоривал сандалиями. Ольга увидела исцарапанные коленки мальчишки, ленивую грацию, с которой Нелли взяла Вовчика за руку, вороватое движение, каким Вовчик отбросил недопитую бутылку в кусты. Вовчик уходил, Ольга смотрела ему в спину, широкую, но очень беззащитную сейчас.

— Да пребудет с тобой сила. — тихонько сказала она.

2007

Комментарии

Евгений Боровой

    Наташа грустно-задумчивая, здравствуйте! В № 12 журнала "Врата Небесные" "выпрыгнула" в свет Ваша "Всесильная скала"; на нынешней неделе получим тираж. Скала хоть и всесильная, но почтовый адрес, по которому можно выслать Вам экземпляры журнала, она мне не сообщает. Твердь! Потому к Вам и обращаюсь. Поскольку я сейчас крайне редко "прогуливаюсь" по Интернету (появилось немало новых обязанностей и обязательств), прошу написать мне по э/п evborovoy@yandex.ru Не печальтесь. Всего доброго и желанного Вам!

Инна Сапега

Какая знакомая внутренняя борьба - со своей кажущейся слабостью.

Спасибо, Наталья, за этот рассказ. Я помню себя и сейчас наблюдаю за своей племяшкой - есть такой период самоутверждения, когда возникает буквально протест против своей женственности, хрупкости. Я - джедай, я - воин, я - все могу! А сама и правда Золушка.

Очень женская история, искренняя. А в главной героине увидела Вас )

Инна

Психологически - точнее некуда. Вот они, джедаи с хрустальной душой...в ледяной корке - рвущееся и плачущее от боли сердце. И видеть его может имеющий подобное. Михаил, наверняка, несчастный человек. Потому он МОГ разглядеть в "лыцаре" - несчастное дитя, нуждающееся в защите... Могу припомнить Луизу из пушкинского "Пира во время чумы", о которой Вальсингам говорит:"...и страх живет в душе, страстьми томимой". Бесшабашная Луиза, грохающаяся в обморок при виде "черной телеги". Тоже в некотором роде Золушка. Или Лера-Лаик из "Гондлы" Гумилева... Образ узнаваемый, хотя в Вас, возможно, другой как это...бэкграунд... И все же написанное Вами понятно, о-о, как понятно! Но...мы еще с Вами помашем неврологическими кувалдочками! "Мы еще повоюем, черт возьми!" (цитирую классика...) Е.

Не я права, а Самуил Маршак. Помните хрестоматийный афоризм из "Кошкиного дома" - "кто сам просился на ночлег..." Михаил потому и увидел, что (ну, может, он себя ассоциирует с каким-то другим героем...) сам такой "джедай". У меня есть параллель на Ваш рассказ - "Бургундское вино". Но там герой - полусумасшедший, "граф Санчос". А суть - та же, та же... Подобное, кстати, не обязательно "молодежное" состояние. Помните интернет-клички ("ники") старика и старухи в "Старушке в зеленых башмаках" Ю. Вознесенской? Орхидея Нежная и...ой, кто...рыцарь какой-то-там. Или игры в Круглый стол в ее дилогии о временах антихриста ("Кассандра..." и "Ланселот..." - там, как понимаю, ролевая игра в виртуальном мире). Ну, и? Вот они - джедайствующие Сандрильоны... Эх!