«Буква убивает…» (Новая редакция)

«…буква убивает, а дух животворит»
(2 Кор. 3,6)

Сидя у окна автобуса, Нина смотрела на тянувшуюся вдоль дороги равнину, поросшую редким сосняком вперемешку с чахлыми елочками. Унылая картина! А ведь когда-то здесь наверняка простирались леса — непроходимые, величественные леса, которыми еще недавно славилась Михайловская область. «На Севере — доска, тоска и треска» — вспомнилась Нине знакомая с детских лет поговорка про ее родной край. Треску выловили, леса вырубили. Что осталось? Только пустошь — безжизненная пустошь…безлюдная пустыня… Нет, все-таки не безлюдная. Ведь где-то здесь находится деревня со странным названием Хонга¹, куда едет Нина…

— Это Вы спрашивали, когда будет Хонга? — раздалось у нее за спиной. — Да вот же она!

За окном показались одноэтажные домики, баньки, изгороди. Автобус остановился. Подхватив сумку, Нина неуклюже спрыгнула с подножки на обочину, едва не угодив в придорожную лужу. А автобус, устало урча мотором, покатил дальше…

* * *

Нина Сергеевна оказалась в Хонге не по собственному хотению, а по начальственному велению. Несмотря на то, что в Михайловске был свой мединститут, его выпускники стремились любой ценой устроиться на работу в областном центре. Никто не горел желанием трудиться на неоранной ниве сельской медицины. Поэтому врачей из областной больницы, где Нина Сергеевна проходила интернатуру² по терапии, то и дело посылали в командировки по селам и лесопунктам. Теперь настал и ее черед. Разумеется, поскольку Нина была еще интерном и потому не имела права работать самостоятельно, ее направили в Хонгинскую больницу в помощь тамошнему врачу. Тем не менее, Нине предстояло целый месяц жить вдали от дома, и, самое главное, вдали от храма, куда она ходила уже третий год после того, как тайно приняла Крещение. Конечно, Нина взяла с собой иконки, Евангелие и молитвослов, на приобретение которого она в свое время героически потратила половину стипендии. И все-таки разлука с храмом весьма тяготила ее. Оставалось утешаться лишь тем, что преподобные отцы былых времен годами жили в пустынях и лесных чащобах. И надеяться — Господь зачтет ей это, как подвиг во имя Его…

* * *

— Скажите, а где тут у вас больница? — спросила Нина старушку в темно-зеленом платке и поношенной фуфайке, которая встретилась ей по дороге.

— А вон где-ка! — ответила та, показывая рукой на одноэтажное здание, видневшееся поодаль, на невысоком холме. Как перейдете реку…река-то наша зовется Курья… оттого, что она летом мелеет — куренку впору перейти…да подниметесь в горку, так первым делом там будет почта. А сразу за ней увидите такое голубое здание. Вот это и есть больница! А за ней…

Впрочем, Нина не стала тратить время на то, чтобы выслушать до конца импровизированную лекцию по местной географии, которую явно намеревалась ей прочесть словоохотливая старушка. Пробормотав «спасибо», она направилась к мостику, проложенному через…пожалуй, речонку Курью даже сейчас, в пору весеннего половодья, мог без труда форсировать вброд пресловутый куренок… А старуха еще долго стояла и смотрела на удалявшуюся незнакомку в городской одежде. Что поделать — в эти края гости из города жаловали слишком редко…и, как правило, не задерживались надолго.

* * *

Местная больница оказалась несколько покосившимся зданием, с покатой крышей и мезонином. Как ни странно, у этого здания справа и слева имелось по совершенно одинаковому крыльцу. Какое выбрать? Впрочем, Нина не стала долго раздумывать над этим и выбрала, так сказать, «десной путь». Ведь каждый православный знает и помнит, какая участь ждет тех, кого Господь поставит на Страшном Суде слева от Себя…уж лучше всегда ходить «правыми путями»…

Едва Нина под предательское поскрипывание половиц вошла в коридор с наполовину выбеленными, наполовину выкрашенными в грязно-голубой цвет стенами и множеством дверей, как на нее пахнуло знакомым больничным запахом лекарств, хлорки и подгоревшей каши. И тут одна из дверей отворилась. Из нее в коридор, переваливаясь по-утиному, вышла невысокая полная женщина лет сорока в белом халате, и недружелюбно, исподлобья, уставилась на Нину Сергеевну:

— Вы это куда? — буркнула она. — Нету сегодня посещений!

— Я врач из Михайловска. Приехала сюда в командировку. — подчеркнуто вежливо, пожалуй, даже несколько надменно ответила Нина. Потому что сразу поняла — стоящая перед ней хамовитая особа — санитарка, или, в лучшем случае, медсестра. В таком случае следует поставить на место нарушительницу служебной субординации… — Где я могу увидеть вашего главного врача?

Похоже, женщина принадлежала к той разновидности грубиянов, которую в народе называют «молодец против овец». И сразу же стушевалась.

— Подождите тут. Я его сейчас позову. — буркнула она. И, заглянув в одну из дверей, вполголоса позвала:

— Павел Иванович! Тут к Вам из города приехали!

— Сейчас, Елена Васильевна! Сейчас иду! — раздалось из-за двери. Вслед за тем на пороге показался высокий худощавый мужчина лет пятидесяти. Впрочем, возможно, на самом деле он был моложе. Однако его коротко стриженые волосы были совсем седыми. Вдобавок, главный врач сильно сутулился, как будто здешние потолки и дверные проемы были слишком низки для него. Или словно для него вошло в привычку быть согбенным…

— Вы ко мне? — спросил он, настороженно вглядываясь в Нину Сергеевну сквозь очки с толстыми стеклами. — Что Вы хотите? А-а…Вас сюда в командировку направили? — при этих словах он приветливо заулыбался, и голос его зазвучал мягко, можно сказать, даже ласково. — Вот оно что… Тогда с приездом, коллега. Вы как нельзя кстати. Я ведь тут — один за всех. И за терапевта, и за хирурга, и за невропатолога. Даже зубы удаляю. Помощники мне еще как нужны! Вот завтра и начнем работать вместе. А пока что отдохните с дороги, осмотритесь. Пойдемте, покажу, где Вы будете жить. Это здесь же, только наверху. Елена Васильевна! — обратился Павел Иванович к медсестре, бдительно наблюдавшей за ним и Ниной. Принесите мне ключ от той комнаты… И постельное белье. Только выберите, которое поновей…

Вслед за тем он снова обратился к Нине:

— Конечно, обстановка там почти спартанская. Но жить можно. Врачи, которые к нам приезжают, обычно там и живут. И не жалуются.

Теперь Нине стало понятно, с какой целью у здания здешней больницы имеются не один, а два входа. Один из них ведет на второй этаж, где квартирует здешний персонал. Удобно придумано — спустился по лестнице на улицу, обогнул здание больницы — и ты уже на работе! Хотя жаль, что Нине придется жить по соседству не только с любезным Павлом Ивановичем, но и с этой грубиянкой-медсестрой. На редкость неприятная особа!

Тем временем неприятная особа молча вручила Нине стопку чистого белья, а Павлу Ивановичу — ключ на самодельном кольце из алюминиевой проволоки.

— Пойдемте, Нина Сергеевна! — произнес главный врач с любезностью хлебосольного хозяина, принимающим у себя долгожданную гостью.

К удивлению девушки, им не пришлось выходить на улицу — за одной из многочисленных дверей, выходивших в коридор, обнаружилась лестница, которая вела на второй этаж. Точнее, в мезонин.

* * *

— Ну, вот и Ваша комната, уважаемая коллега! — Павел Иванович широко распахнул перед Ниной дверь, обитую потертой черной клеенкой, из-под которой сквозь прорехи выглядывала грязная вата. — Располагайтесь, как дома! А если что-то будет нужно, найдите меня или Елену Васильевну. Чем можем — поможем.

Оставшись одна, Нина огляделась. Обстановка комнаты и впрямь была спартанской. В углу — металлическая кровать с матрасом не первой новизны и чистоты. Рядом — круглый стол с обшарпанной столешницей, пара шатких стульев. На одной из стен, оклеенных выцветшими обоями, красовался календарь за позапрошлый год. Картинка на нем изображала сказочное Лукоморье с пресловутым зеленым дубом, котом на златой цепи, длинноволосой синюшной русалкой и юным поэтом, изумленно взирающим на все эти дивные чудеса… Впрочем, Нина даже обрадовалась столь убогому убранству комнаты — почти монашеская келья. Оставалось лишь развесить иконы и выложить из сумки молитвослов и Новый Завет.

Раскрыв дорожную сумку, она извлекла оттуда Владимирскую икону Божией Матери в пластмассовой рамке и бумажный образок Великомученика и целителя Пантелеимона, наклеенный на золотистую картонку, и поставила их на подоконник, в изголовье кровати. Затем расстелила на столе бумажную салфетку и бережно положила на них Новый Завет и молитвослов. А рядом — недавно купленный ею роман Сенкевича «Куда идешь». Надо сказать, что Нина, подобно своим единоверцам-неофитам, была убеждена, что православному не должно читать светских книг, которые разжигают в человека страсти, отвлекая от «единого на потребу». И потому, крестившись, она бестрепетно избавилась от некогда любимых ею романов, выбросив их в мусорный контейнер — туда им и дорога! Однако для книги Сенкевича было сделано исключение. Ведь в ней повествовалось о святых мучениках, страдавших за Христа во времена нечестивого Нерона³. А Нина Сергеевна очень любила читать жития мучеников и исповедников, восхищаясь их подвигами и втайне жалея о том, что Господь не сподобил ее быть их современницей…

Теперь комната приобрела некоторое сходство с монашеской кельей. Вот только как же в ней холодно и сыро! А Нина, как назло, не умеет топить печку. Конечно, святые терпели и куда более сильные холода, утешая себя тем, что «люта зима, да сладок рай». И все-таки перспектива провести ночь в нетопленой комнате не радовала Нину. Что ж, придется спать одетой и согреваться чаем. К счастью, она по совету мамы, взяла с собой кружку и кипятильник. Вот только где же тут водопроводный кран?

Вместо искомого крана на стене возле двери обнаружился пластмассовый рукомойник, единственным содержимым которого оказался дохлый таракан, вероятно, скончавшийся от жажды. А за печкой стояли два пустых ведра. Подхватив их, Нина спустилась по лестнице, на ходу раздумывая, как ей узнать местонахождение здешнего колодца. Придется спросить кого-нибудь…

Выйдя в больничный коридор, она заглянула в первую попавшуюся дверь, и…

— …опять из города прикатила какая-то… — донесся до Нины ворчливый голос Елены Васильевны. Медсестра сидела за столом, покрытым цветастой клеенкой, рядом с плитой, уставленной кастрюлями и чайниками. Рядом на табуретке примостилась худощавая печальная женщина — на вид лет пятидесяти, в белом халате и белой косынке, повязанной по самые брови. Судя по всему, то была здешняя повариха. Она с покорным видом слушала медсестру, периодически кивая головой, словно во всем соглашаясь с ней.

Увидев Нину, Елена Васильевна смолкла на полуслове и уставилась на нее с видом человека, воочию убедившегося в правоте поговорки: не поминай, не то явится…

— Простите, а где тут у вас колодец? — спросила Нина.

— Что? — растерянно спросила медсестра, словно не ожидала услышать подобного вопроса. — Что Вы сказали?

— Колодец во дворе. — ответила за нее повариха. — Как выйдете на улицу — поверните направо. Сразу его и увидите… Погодите! Вы ведь, небось, проголодались с дороги! Вот, выпейте-ка чайку, да кашки поешьте перловой… — И, не успела Нина ответить, как она одним взмахом поварешки наполнила тарелку густой кашей, и, прихрамывая, направилась к плите за чайником. А медсестра с видимой неохотой подвинулась, чтобы освободить Нине место у стола.

Больничный чай оказался слишком крепким, вдобавок, не сладким. Да и к перловке Нина никогда не питала особой любви. Однако еда пришлась весьма кстати — она согрелась и повеселела.

Тем временем медсестра изучающе разглядывала Нину своими маленькими проницательными глазками. После чего спросила ее:

— А Вы какой врач? Терапевт?

— Нет, я невропатолог. — не без гордости ответила Нина Сергеевна. Подобно многим своим коллегам, она была уверена в превосходстве узких специалистов над терапевтами. И это возвышало ее в собственных глазах…

— Здешний институт кончали? — полюбопытствовала медсестра.

— Да.

— А Вы к нам надолго?

— На месяц.

— А муж у Вас есть?

Нина едва не поперхнулась кашей. Что за бестактность! Нет, эту наглую особу следует поставить на место! Сейчас она скажет ей…

— А-а, вот вы где, коллега!

В кухню, добродушно улыбаясь, вошел Павел Иванович.

— А я Вас искал, коллега! Решил посмотреть, как Вы там устроились. Ну и как? Все хорошо? Ничего не нужно?

— Спасибо, Павел Иванович! — ответила Нина. — Все хорошо. Только холодновато…

— Так растопите печку! — посоветовал главный врач.

— Не умею… — призналась Нина.

— Вот как! — добродушно произнес Павел Иванович. — Что ж, тогда допивайте чай и пойдемте! Я из Вас сделаю заправского истопника — поверьте, ничего мудреного в этом нет. Печку топить — не диагноз ставить…

Нина улыбнулась его импровизированной шутке. Что за замечательный человек этот Павел Иванович! Сама доброта и участие! Слава Богу за то, что Он послал ей такого человека!

Тем временем медсестра с нескрываемой ненавистью смотрела на улыбающуюся Нину…

* * *

…— Видите эту дверцу? — тоном заправского преподавателя объяснял Павел Иванович. — Сюда мы кладем дрова. Когда эти кончатся, возьмете из поленницы во дворе. Лучше сделать это заранее, чтобы они успели хорошенько просохнуть. А теперь выдвигаем вьюшку: вот она, вверху, видите? Когда дрова прогорят, ее нужно задвинуть назад. Только не слишком рано, иначе угорите. Впрочем, лучше я на первых порах сам прослежу за этим. Вы позволите, коллега, если я стану Вашим личным инструктором по топке печей? Так… теперь берем спички… Эх, вот незадача, на растопку ничего нет! Что ж, придется идти на чердак!

Надо сказать, что в романах и детективных историях, которыми еще совсем недавно зачитывалась Нина, на чердаках старинных особняков и замков обретались всевозможные роковые тайны и клады, обитали привидения и прочие сверхъестественные существа, поселенные туда воображением писателей. Неудивительно, что при упоминании о чердаке Нине мгновенно пришли на ум все эти истории, и сердце ее затрепетало в предвкушении встречи с тайной…

Увы, ее ждало горчайшее разочарование: больничный чердак был завален сломанной мебелью, ржавыми ведрами, дырявыми кастрюлями, полусгнившей ветошью — одним словом, всевозможным хламом. Зато никаких тайн и кладов не было и в помине!

В дальнем углу чердака были свалены связки бумаг. Павел Иванович с юношеской ловкостью подхватил одну из них.

— А что это такое? — полюбопытствовала Нина Сергеевна.

— Свидетельства о смерти. — небрежно бросил главный врач. — Точнее, их копии. Этой макулатуре больше тридцати лет. На что она нужна? Только на растопку и годится…

Нина согласно кивнула. В самом деле, подобному хламу одна дорога — в печку! Так с ним поступают умные люди…в отличие от романтичных дурех с излишне пылким воображением, которому везде мерещатся роковые тайны!

Ей было невдомек, какие загадки могут таиться в старых документах с больничных чердаков!

* * *

Сидя у печки, Нина Сергеевна смотрела, как алые языки пламени лижут сухие поленья, и те, в ответ на их ласку, занимаются огнем. Время от времени она брала очередной желтоватый бланк, исписанный четким, несколько неровным, явно стариковским почерком. И, пробежав его глазами, бросала в огонь. Старая бумага ярко вспыхивала и мгновенно сгорала. А рука Нины тянулась за следующим листком…

Но что такое? Не веря своим глазам, девушка внимательно перечитала только что прочитанное: Илья Николаевич Малкин. Профессия: поп. Умер 25 октября 1958 года в возрасте 73 лет. Причина смерти: убит истощением нервных сил.

Что за нелепица? Впрочем, на листках, уже отправленных ею в печку, встречались не менее курьезные записи: «умер от общего одряхления», «от упадка сердечной деятельности». И все-таки из них было понятно, отчего наступила смерть. Но что за странная запись: «убит истощением нервных сил»? Что скрывается за этой двусмысленной формулировкой? Смерть? Или все-таки убийство?

— Ну, коллега, как дела? — раздался у нее за спиной голос Павла Ивановича. — Дайте-ка, взгляну, не пора ли вьюшку закрывать…

— Скажите, Павел Иванович, а кто заполнял эти бумаги…то есть, эти свидетельства? — в свою очередь спросила Нина.

— А кто его знает! — ответил главный врач. — Видимо, какой-то здешний фельдшер, а по совместительству еще и ветеринар. Нет, я его и в глаза не видел… Просто — видите, на чем написаны эти свидетельства? На бланках о случке скота. Значит, этот сельский эскулап⁴ лечил и двуногих, и четвероногих… И был большим оригиналом! Такие диагнозы изобретал, что хоть в «Крокодил» посылай. Например, «умер от утонутия». Или «смерть наступила вследствие столкновения с упавшим на голову деревом». Ну, и как Вам такие перлы, коллега?

— А что Вы скажете об этом? — спросила Нина, протягивая ему свою находку.

Пробежав глазами загадочные строки, Павел Иванович недоуменно пожал плечами:

— Белиберда какая-то! Спьяну он, что ли, это выдумал? Не забивайте себе голову такой ерундой, коллега! Оно того не стоит…

Как ни странно, это категоричное заверение лишь укрепило догадку Нины Сергеевны — отец Илия Малкин умер не своей смертью. Его убили. Однако не зря Господь сказал: «нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, и ничего не бывает потаенного, что не вышло бы наружу» (Мк. 4, 22). Вот и теперь, через много лет после драмы, некогда случившейся в Хонге, Он послал сюда Нину, чтобы она открыла людям правду о мученической смерти отца Илии.

Что ж, Господи, благослови!

* * *

Для начала Нина решила наметить план будущих действий. Ведь герои ее любимых детективов и романов начинали именно с этого. Итак…

Итак, в 1958 г. в Хонге был убит священник Илия Малкин. Кем? Неизвестно. Зато нетрудно предположить, почему. Наверняка священник мешал местным представителям власти, ярым атеистам. Вот они и позаботились о том, чтобы устранить его…

Но, если в Хонге был священник, значит, где-то здесь есть церковь. Что ж, завтра же Нина отправиться на ее поиски. Ведь откуда лучше всего начать расследование убийства священника, как не с церкви, где он когда-то служил?

…В тот вечер уставшая от избытка впечатлений Нина Сергеевна легла рано и спала крепким сном без сновидений. А потому не слышала, как кто-то крадучись подошел к ее двери, прислушался, и, сунув в дверную щель какой-то крохотный предмет, удалился прочь.

* * *

На другое утро, выйдя из своей комнаты, Нина заметила, что на полу лежит какая-то бумажка, аккуратно свернутая в трубочку. Она подняла импровизированный свиток, развернула его…

На бумажке печатными буквами было написано:

«Берегитесь!»

Что это? Предупреждение? Угроза? Полно! С какой стати ей может что-то угрожать? Видимо, некто просто решил подшутить над ней. В таком случае, не стоит обращать внимания на этот глупый розыгрыш, и тем самым давать повод к его повторению. Впредь неповадно будет…

И все-таки — кто этот неведомый шутник?

* * *

Первым, кого Нина повстречала поутру, был Павел Иванович. Он находился в просторной комнате, залитой яркими лучами утреннего солнца, и что-то писал, сидя за столом. Однако, едва увидев вошедшую Нину, отложил ручку в сторону и одарил девушку приветливой улыбкой:

— Доброе утро, коллега! Вы раненько… Ну, как спалось на новом месте? Не замерзли?

— Спасибо! — ответила Нина, тронутая его участием. — Все просто замечательно!

— Что ж, тогда давайте приступим к работе. — сказал главный врач. — Сейчас мы вдвоем совершим обход палат. Потом Вы будете делать это самостоятельно. Если возникнут какие-то трудности — обращайтесь ко мне. А я тем временем буду вести амбулаторный прием. Амбулатория находится в левой части этого здания. — пояснил он, перехватив вопросительный взгляд Нины. — Будет желание — приходите, посмотрите, а то и поможете мне… А теперь идемте!

* * *

Они заходили в палаты, и Павел Иванович беседовал с каждым пациентом, осматривал его, делал назначения. За ним по пятам, держа в руках самодельную записную книжку, сделанную из половинки школьной тетради в клеточку, тенью следовала Елена Васильевна. Медсестра с собачьим подобострастием глядела на главного врача, ловя каждое его слово. Впрочем, это не мешало ей исподлобья злобно коситься на Нину Сергеевну. Однако Нина делала вид, что не замечает этого. Ведь ненависть, зависть, интриги — удел неверующих людей. Пусть эта наглая, бесцеремонная грубиянка исходит злобой, как жаба — ядом! А она живет по заповедям Христовым, предписывающим любить даже своих врагов и побеждать зло добром! (Рим. 12, 21). Слава Богу, что она не такая, как эта медсестра!

* * *

Они обошли уже шесть палат — три мужские и две женские, и подошли двери в самом конце больничного коридора, рядом с туалетом. Павел Иванович осторожно приоткрыл ее, заглянул внутрь, и так же бесшумно затворил ее снова.

— Спят! — тихо сказал он. — Что ж, тем лучше. Это у нас, коллега, особая палата…так сказать, здешняя палата номер шесть…помните, есть такой рассказ у Чехова?.. Местные острословы прозвали сей уединенный уголок БАМ-ом⁵. Там лежат две одинокие старухи. У одной метастаз в позвоночник, у другой — слабоумие. В дом престарелых их не берут. Вот они тут и живут вроде как в богадельне. Куда их еще девать? Разумеется, на них заведены истории болезни…это проформа, но что поделать, если от нас требуют следовать букве? Хотите — посмотрите их завтра, а хотите — не смотрите. Записи в их историях болезни я сделаю сам. Зачем Вам на них время тратить?

Нину несколько покоробили эти слова. Потому что она еще не забыла уроки врачебной этики и деонтологии — недопустимо формально и равнодушно относиться к больному. Хотя, по сути, Павел Иванович был прав: этим женщинам уже ничем нельзя помочь. Все, что им нужно — питание и уход. И они получают его здесь, в больнице. Тогда о каком равнодушии к ним может идти речь?

…После обхода проголодавшаяся Нина поспешила на кухню, откуда по всей больнице разносился соблазнительный запах мясных щей. Хлопотавшая у плиты повариха налила ей полную тарелку горячего, ароматного варева. Нина по привычке поискала глазами икону в углу, но, не найдя ее, шепотом прочла молитву, перекрестилась (благо, повариха в это время отвернулась) осенила крестным знамением тарелку с борщом и приступила к трапезе.

Пока она уписывала борщ, а потом треску с картофельным пюре, запивая ее чаем, Зоя Ивановна молча сидела рядом, по-бабьи сложив руки на животе. Нина чувствовала на себе ее пристальный взгляд. Что ж, новоприбывший гость всегда вызывает любопытство. Вон как вчера ее допрашивала медсестра! «А Вы какой врач будете? А муж у Вас есть»? Хорошо хоть повариха не из любопытных…и все-таки эта, на вид забитая и покорная женщина явно себе на уме. Ведь не зря говорится: в тихом омуте…

В этот миг мысли Нины приняли другой оборот. А что если спросить повариху, где находится здешняя церковь? Ведь она наверняка это знает…

— Скажите пожалуйста, Зоя Ивановна. — начала Нина. — А где у вас тут…

Она не успела закончить фразы — в кухню вошла насупленная Елена Сергеевна и плюхнулась на жалобно скрипнувшую под ней табуретку.

— Ты на БАМ обед не носила? — спросила она повариху. — А то эти бабки, вроде проснулись. Сейчас опять орать начнут… как же они мне надоели!

Повариха загремела посудой, наполняя тарелки. А Нина поспешила удалиться. И угораздило же эту медсестру явиться в столь неподходящий момент! В итоге ей придется самой разыскивать здешнюю церковь. Впрочем, оно и к лучшему. Незачем посвящать в свои дела посторонних. Особенно, когда речь идет о расследовании нераскрытого преступления.

* * *

Впрочем, для начала Нина решила заняться более насущным делом и отыскать колодец. С этой задачей она справилась блестяще, благо, потемневший от времени сруб был весьма приметным. На нем стояло цинковое ведро с поблескивавшими на дне остатками воды. А вокруг колодца валялось несколько пустых пузырьков из-под настойки пустырника и корвалола… Рядом с колодцем высилась кособокая поленница дров. Вдалеке темнел лесок, куда уходила неширокая грунтовая дорога. Судя по ее виду, местные жители ездили по ней довольно часто… Куда же ведет эта дорога? Впрочем, явно не к храму. А потому…тут Нине некстати пришли на ум заученные с детства слова одного из основоположников марксизма-ленинизма — следует идти другим путем. И искать церковь не где-то на отшибе, а в самой Хонге.

Нина Сергеевна ходила по деревне до самых сумерек. Однако так и не обнаружила церкви. Как жаль, что ей не удалось выяснить у поварихи, где находится здешний храм! А все эта медсестра…и отчего ее угораздило явиться в самый неподходящий момент? Уж не вздумала ли она следить за Ниной? Но ничего! Завтра она продолжит поиски. Что до первой неудачи — могло ли быть иначе? Как говорится — первый блин комом. Точнее — всякое Богоугодное дело не обходится без искушений. А разве это не благое дело — разгадать тайну злодейского убийства, жертвой которого стал местный священник? Поэтому Нина должна быть терпеливой и мужественной — ведь, решившись это сделать, она тем самым бросила вызов поднебесным духам злобы. Разумеется, это неравное противоборство… Но с Божией помощью, она не только выстоит в нем, но и победит!

* * *

После своих поисков Нина продрогла до костей. Самое время было перекусить и напиться чаю на больничной кухне. Однако девушка решила не ходить туда: вдруг эта несносная медсестра опять начнет приставать к ней с расспросами! А ей сейчас нужнее всего побыть в одиночестве: помолиться, еще раз проанализировать все, что она знает об убийстве отца Илии, и наметить план действий на завтра. Вдобавок, необходимо еще и растопить печку…

Но едва Нина вошла в свою комнату и сняла куртку, как снаружи послышался приглушенный скрип половиц. Похоже, кто-то крадучись подходил к ее двери. Нине мгновенно вспомнила о записке, которую она нашла утром. Похоже, неведомый шутник опять решил ее навестить… Что же делать? Открыть дверь и разоблачить его? Но… что если это не шутка? И Нине и впрямь что-то угрожает? Похоже, это и впрямь так… Причем это наверняка связано с ее намерением разгадать убийство отца Илии Малкина. С какой еще стати незнакомым людям проявлять столь пристальный интерес к ее скромной персоне?

И тут внезапная догадка заставила Нину похолодеть от ужаса. Что если кто-то из людей, причастных к убийству священника, до сих пор жив? Мало того — находится где-то поблизости. Каким-то образом ему удалось узнать о том, что Нина решила раскрыть некогда совершенное им преступление. И в страхе быть разоблаченным, он намеревается убить ее…

— Тук-тук-тук… — сквозь бешеное биение своего сердца Нина едва расслышала тихий, осторожный стук в дверь. Честный человек ни за что не стал бы обставлять свой приход такой зловещей таинственностью. Значит, за дверью и впрямь стоит убийца. А ей некуда бежать и нечем защититься…

Нина не раз сожалела о том, что не может засвидетельствовать свою верность Христу страданием за Него. Но сейчас, в явном преддверии мученического венца, она, пожалуй, впервые поняла, насколько любит жизнь! Нет, она не хочет умирать! Пусть даже и за Христа! О Господи, спаси же!

— Кто там? — от страха Нина старалась говорить как можно громче и резче. — Что вам нужно?

— Это я, коллега. — раздался из-за двери знакомый голос Павла Ивановича. — Можно к Вам в гости?

Все страхи Нины улетучились в мгновение ока. Господи, какая же она дура! Ведь только дура…да что там — самая последняя из дур могла бы принять такого замечательного человека, как Павел Иванович, за злодея! Уж кого-кого из здешнего персонала не следует опасаться, так это его!

— А я Вас искал, коллега. — улыбаясь своей неизменной, по-детски ласковой улыбкой, произнес Павел Иванович, входя в комнату и окидывая ее внимательным взглядом…вот его глаза остановились на иконах, стоявших на подоконнике, на книжках с крестами на обложках, что лежали на столе…впрочем, Нина была слишком рада его появлению, что не заметила этого… — Куда это Вы пропали?

— Ходила в деревню. — честно призналась Нина Сергеевна.

— Вот как! — усмехнулся главный врач. — Знакомились, так сказать, с местными достопримечательностями? Похоже, Вы делали это очень тщательно — Елена Сергеевна сказала мне, что Вы ушли сразу после обеда…

Вот как! Выходит, эта медсестра и впрямь следит за ней! Шпионка!

— Может быть, Вам что-нибудь нужно? — донесся до нее голос главного врача. — Я бы мог Вам подсказать…

В таком случае, отчего бы не рассказать ему, что именно она ищет? Или все-таки благоразумнее смолчать? Ведь тогда Нине придется объяснить Павлу Ивановичу, почему ей небезразлична судьба отца Илии Малкина — поймет ли он ее?

— Что ж, понимаю, коллега. — проникновенно произнес Павел Иванович, не дожидаясь ответа Нины. — Вы решили побыть в одиночестве. Предаться, так сказать, размышлениям о вещах возвышенных, духовных… Что ж, я и сам люблю погулять в одиночестве и хоть немного отдохнуть от мирской суеты. Я еще никому и никогда не призвался в этом. Ведь кто еще способен это понять, кроме Вас? Если бы Вы знали, как я одинок!

В его голосе слышалось столь неподдельное страдание, что Нине стало жаль этого милого, доброго, участливого человека! Но ведь ему можно помочь! Если рассказать ему о вере, о Христе, он обретет смысл жизни и будет счастлив. Однако тогда Нине придется признаться ему в том, что она — православная. А это небезопасно. Ведь вон какие неприятности были два года назад у девушки с пятого курса, вышедшей замуж за дьякона! Зачем же ей накликать на свою голову беду? Уж лучше смолчать.

Похоже, Павел Иванович понял, что Нина не расположена к разговорам. Проследив за тем, как она растапливает печку, и напомнив ей, когда следует закрыть вьюшку, он поспешил откланяться. А Нина начала читать по молитвослову молитвы на сон грядущий: «..мирен сон и безмятежен даруй ми…». Однако то, что приснилось ей в ту ночь, нельзя было назвать иначе, как кошмаром.

* * *

Нине снилось, будто она в сумерках брела по бескрайней пустынной равнине, не понимая, где находится, и что сейчас: ночь или все-таки день. Потому что вокруг — на земле и на небе царили сумерки, словно в эти края никогда не заглядывало солнце. Нина знала лишь одно — эта дорога приведет ее к разгадке убийства отца Илии. Надо лишь пройти ее до конца…

И вдруг на горизонте появилась высокая, сутулая фигура. Она двигалась с нечеловеческой стремительностью, так что вскоре Нине стало ясно — это Павел Иванович. Он улыбался и манил ее рукой, словно желая сообщить что-то важное. Но вдруг на ее глазах эта улыбка сменилась хищным звериным оскалом, лицо главного врача вытянулось и покрылось серой шерстью, и вот уже перед сомлевшей от ужаса Ниной Сергеевной, ощерив клыки и злобно рыча, стоял огромный волк. Она закричала — и проснулась. Однако кошмарный сон, похоже, продолжался наяву. Потому что до Нины донесся звук шагов — словно кто-то на цыпочках отходил от ее двери…

Остаток ночи Нина Сергеевна просидела при свете лампочки — от страха ей было не до сна. Наутро же она долго не решалась выйти из комнаты, догадываясь, что обретет под дверью очередную зловещую находку. И точно: на полу обнаружилась новая записка.

Разумеется, некоторое время Нина постояла, прислонившись к дверному косяку и прислушиваясь к бешеному стуку собственного сердца, напоминавшему звук убегающих шагов. А затем, набравшись смелости, подняла и развернула записку.

На сей раз эпистола⁷ состояла не из одного, а из двух слов:

«Берегитесь его!»

* * *

Нина несколько раз перечитала эту записку. Потом сравнила ее с первой. И поняла, что хотя они и написаны печатными буквами, автор у них явно один и тот же. Он даже не удосужился взять другую ручку. Да и бумага в клеточку, пошедшая на записки, судя по всему, взята из одной и той же школьной тетрадки. Да, этот человек — никудышный конспиратор. А она-то приняла его за убийцу отца Илии, охотящегося за ней самой! Думала, что он угрожает ей. На самом же деле автор этих записок скорее предостерегает ее… Но от чего? Или от кого? Нетрудно догадаться. Ведь стоит Павлу Ивановичу прийти к Нине, как под ее дверью тотчас появляется очередная записка. А вот теперь еще и этот сон, в котором главный врач предстал ей в виде оборотня. Экая галиматья! Явное бесовское наваждение. И причина его вполне понятна — темные силы мстят Нине за намерение раскрыть убийство отца Илии. Но неужели она настолько боязлива, что испугается их «немощных дерзостей»? Нет! Ни за что!

Однако эту записку подбросили ей отнюдь не бесы. Нет, это дело рук человека… Тогда кто же он?

В этот миг Нине вдруг вспомнилось, с какой злобой смотрела на нее медсестра. И как она расспрашивала ее: «а муж у Вас есть»? Так вот кто с завидным постоянством шпионит под ее дверью, а потом садится сочинять очередную записку! Почему? Нетрудно догадаться. Это же ревность, банальная ревность недалекой женщины, интересы которой ограничиваются лишь кухней и спальней. Она приняла Нину Сергеевну за соперницу, поскольку наверняка сама спит и видит, как бы…соблазнить Павла Ивановича. Что ж, похоже, у слуг преисподней не хватило ума подыскать для Нины Сергеевны более опасного и…более достойного противника, чем эта глупая и злобная деревенская баба! Право слово, смешно! Впрочем, чего еще ждать от «всесмехливого ада»?⁸

Увы, ад, даже будучи «всесмехливым», слишком часто смеется над людским легкомыслием!

* * *

Перед обходом повеселевшая и осмелевшая Нина заглянула на больничную кухню. Зоя Ивановна уже находилась там и хлопотала над кастрюлями и чайниками, возвышавшимися на пышущей жаром плите.

— Доброе утро! — приветствовала она Нину Сергеевну. — Будете завтракать? Вы ведь, кажется, вчера, с обеда не ели…

Что ж, не зря Нина подозревала, что эта повариха себе на уме. Все примечает… А что если это она подбрасывает ей записки? Нет, вряд ли. Уж слишком она подавлена… Чем? Похоже, эта женщина сломлена каким-то горем… Впрочем, Нине нет до этого дела. Как говорил кто-то из преподобных отцов — знай себя и будет с тебя. И все-таки — какую тайну скрывает в своей душе эта странная молчаливая женщина?

* * *

На сей раз Павла Ивановича в ординаторской не оказалось. Что ж, как видно, он ушел вести прием в амбулаторию. Ведь теперь у него появилась помощница. Да и Елена Сергеевна, похоже, куда-то пропала…знает кошка, чье мясо съела, вот и боится попадаться Нине не глаза. Что ж, это даже к лучшему. А теперь пора заняться делом.

Нина Сергеевна проводила обход палат долго и обстоятельно. Надо сказать, что больные восприняли смену врачей не без любопытства. Кто-то из мужчин поинтересовался, уж не уволился ли Павел Иванович. И Нине показалось, что этот человек был бы рад услышать утвердительный ответ. Женщин гораздо больше заинтересовала личность Нины. Они расспросили ее, откуда она и надолго ли к ним приехала. А одна старушка, обильно уснащавшая свою речь уменьшительно-ласкательными суффиксами, между делом поинтересовалась, есть ли у «миленькой враченьки» муж и детки. Ведь наверняка у такой красавицы и умницы не было отбоя от женихов! И хотя это была откровенная лесть, под которой скрывалось все то же женское любопытство, каковому, как и любви, все возрасты покорны, Нина Сергеевна благосклонно приняла неуклюжие комплименты больной. Ведь похвала хоть и не кормит, а сердце греет…

Но вот, наконец, она подошла к загадочной палате номер шесть и прислушалась. За дверью царила тишина. Похоже, тамошние обитательницы спали. Уж не последовать ли ей совету Павла Ивановича и не беспокоить их понапрасну? Ведь этим больным уже нечем помочь… Впрочем, отчего бы не взглянуть на них? Толкнув жалобно скрипнувшую дверь палаты, Нина вошла внутрь.

Ее обдало тошнотворным запахом мочи и давно не мытого человеческого тела. Едва сумев подавить рвоту, Нина подбежала к окну и, едва не сломав ноготь, распахнула наглухо закрытую форточку, чтобы впустить свежий воздух.

— Кто это? — послышалось за ее спиной.

Нина обернулась. В крохотной палате было всего две койки. На одной, свернувшись клубочком, лежала женщина, с головы до ног закутанная в одеяло — видны были лишь торчащие из-под него космы полуседых волос. На другой койке сидела худощавая старушка в мешковатой больничной сорочке, и напряженно вглядывалась в Нину незрячими белесыми глазами.

–Кто это? Ты что ли, Зоя? Посмотри-ка, что с Машкой? Уж не померла ли часом? Говорила я ей — отравит тебя эта ведьма, как пить дать отравит… Да что ты молчишь-то? Кто ты? Кто?!

— Я врач. — Нина Сергеевна старалась говорить спокойно и доброжелательно. Ведь как еще надлежит разговаривать с сумасшедшей, которой повсюду мерещатся ведьмы и отравительницы? И зачем ее только угораздило зайти сюда?..

— А-а, вот ты кто… — облегченно вздохнула старушка. — А эти-то куда подевались? Ведьма и этот ейный еретик⁹? Нешто убрались-таки в свое пекло?.. Слава Тебе, Господи!

Она заговорщически хихикнула и перекрестилась. И тут Нина увидела, что на шее у старухи, на самодельном нитяном шнурке, висит крестик. Точно такой, как у свечницы из их храма, Галины Ивановны. Одинокая словоохотливая старушка в свое время сама показала ей этот крестик. А вдобавок поведала, что в свое время, когда преподобный Серафим еще только был прославлен, ее мамушка ездила в Саров. Вот там-то она и купила этот крестик. Если поглядеть в стеклышко посредине, можно увидеть, как старец Серафим кормит медведя… теперь таких крестиков уж не сыскать, да оно и не дивно — какова вера, таковы и святыни…

А что если спросить эту старуху об отце Илие? Конечно, мало шансов, что сумасшедшая скажет ей что-нибудь разумное. И все-таки — почему бы и нет? Как говорится, за спрос не ударят в нос…

Впрочем, Нина решила начать издалека:

— Скажите, а где-нибудь здесь есть церковь? — спросила она.

— Была церковь, да годов тридцать как сгорела. — ответила старушка. — От молнии сгорела, в аккурат на Илью-пророка… Тогда и кладбище выгорело…

Что ж, теперь понятно, почему Нина не смогла отыскать местный храм. Оказывается, он находился не в самой Хонге, а на кладбище. И его уже давным-давно нет. Похоже, клубок тайн в руках у Нины Сергеевны потихоньку начинал разматываться…

— А вы случайно не знали отца Илию Малкина? Был здесь такой священник… — промолвила Нина.

— Как же мне батюшку Илью не знать-то? — ответила старушка, и голос ее дрогнул, словно воспоминания давно минувших лет готовы были прорваться наружу слезами. — Я ж в аккурат при нем в нашей церкве на крылосе пела! При мне его к нам прислали, при мне он и помер. И похоронили его возле храма…

— А отчего он умер? — полюбопытствовала Нина. — Я слышала, будто его убили…

— Убили. — согласилась старушка. — Еще как убили! Тогда все наши так и говорили: убили, мол, батюшку…

— А кто его убил?!

Старушка пожевала губами, словно собираясь с мыслями:

— Кто убил-то? — тут она понизила голос до шепота и оглядела по сторонам, словно опасаясь, что кто-то подслушает ее тайну. — Буква его убила. Они все тогда так говорили: мол, буква его убила. Вот оно как…

* * *

БУКВА УБИЛА… Эти слова могли бы показаться бредом сумасшедшей, если бы в самом главном они не совпадали с авторитетным свидетельством местного фельдшера, расценившего смерть священника, как убийство. Но кто же все-таки убил отца Илию? Ведь смешно верить, что мертвая буква способна убить человека… Бред какой-то. Или в этом есть некий смысл, пока сокрытый от нее?

Но самое главное — что ей теперь делать? Пожалуй, для начала стоит отыскать могилу отца Илии. Ведь даже безмолвие надгробных камней иногда может многое поведать проницательному человеку. По крайней мере, так считали авторы ее любимых романов и детективов, где надпись на могильном памятнике или сам его вид служили ключом к роковым тайнам. Отчего же в таком случае Нине не посетить место упокоения злодейски убитого священника?.. Благо, теперь она знает, что отца Илию похоронили где-то на местном кладбище, возле церкви. И, хотя сам храм сгорел, могила, возможно, сохранилась… Вот только где находится здешнее кладбище?

Выйдя в коридор, Нина лицом к лицу столкнулась с Павлом Ивановичем. На сей раз он выглядел озабоченным, если даже не встревоженным.

— Доброе утро, коллега. — поздоровался он и улыбнулся. Однако на сей раз улыбка главного врача показалась Нине неестественной, фальшивой. Видимо, она все еще находилась под впечатлением своего нелепого, кошмарного сна, вместо того, чтобы поскорее забыть его.

— А-а…что Вы тут делаете? — спросил Павел Иванович. — Вы что, заходили сюда? Но зачем? Я же говорил Вам, что сам осмотрю их. Вы и так очень меня выручили…

— Павел Иванович. — в свой черед спросила Нина, все еще находясь под впечатлением услышанного от старушки из палаты номер шесть и горя желанием поскорее увидеть могилу отца Илии. — А Вы, случайно, не знаете, где находится здешнее кладбище?

Похоже, главный врач был несказанно изумлен этим вопросом:

— Конечно, знаю. — ответил он. — Но почему Вас это так интересует?

— Просто… — замялась Нина Сергеевна, запоздало коря себя за неосторожность. В самом деле, нашла кого спрашивать! Нет бы задать этот вопрос поварихе или даже кому-нибудь из больных! Что теперь подумает о ней Павел Иванович? Чего доброго, сочтет ненормальной. — когда я вчера гуляла по Хонге, то не нашла его. А ведь, насколько я знаю, на окраине деревни должно быть кладбище…

— Вот оно что! — главный врач постарался изобразить на своем лице любезную улыбку. — А я-то было подумал — уж не ищете ли Вы что-нибудь? Кстати, здешнее кладбище — место весьма интересное. Поверьте, коллега, там есть что посмотреть…

После этого Нине Сергеевне еще больше захотелось побывать на местном кладбище. Наскоро пообедав, и заглянув к себе лишь для того, чтобы надеть сапоги и куртку, она торопливо зашагала по дороге, ведущей на кладбище. Не зная, что из окна больницы за ней встревоженно наблюдают не одна, а сразу две пары глаз…

* * *

…На деревенском кладбище царили покой и тишина. Их нарушал лишь шум ветра в верхушках сосен — словно ветер и деревья ласково убаюкивали людей, спящих здесь беспробудным сном. Лес крестов и памятников простирался вдаль, вперемежку с красноватыми свечами сосновых стволов. И Нина медленно шла через этот лес, внимательно рассматривая каждый крест, каждое надгробие, и читая надписи на них, в надежде найти место последнего упокоения отца Илии. Несколько раз ей попадались торчащие из земли обломки старых чугунных оградок и куски разбитых надгробных плит с полустертыми надписями. Однако большинство захоронений были относительно недавними. И никаких следов могилы отца Илии Малкина!

Дойдя до самого конца кладбища, Нина повернула назад…и вдруг похолодела от ужаса. Вдалеке показался какой-то человек. Лица его было не разглядеть, однако, несомненно, он видел Нину так же отчетливо, как она его. Незнакомец быстрыми шагами направлялся к ней.

Лишь в этот миг Нина Сергеевна осознала всю безрассудность своего похода на кладбище. И в ней вновь ожил недавний страх за собственную жизнь. Ее выследили…что же теперь будет? Бежать? Но куда? Да и бесполезно — убийца без труда догонит Нину. Но неужели Господь не спасет ее? Ведь разве не Его воля была на то, чтобы Нина занялась расследованием убийства отца Илии? Это Он устроил так, что в ее руки попал тот злополучный документ…зачем она только вздумала читать эти бумаги? И вот теперь собственное любопытство будет стоить ей жизни! Господи, что же делать?

Насмерть перепуганной Нине Сергеевне хватило сил лишь на то, чтобы прислониться к ближайшему могильному кресту. Тем временем зловещий незнакомец приблизился настолько, что она смогла разглядеть его лицо. Это был Павел Иванович!

— Что с Вами, коллега? — крикнул он, бросаясь к сомлевшей от страха Нине и подхватывая ее, потому что ноги уже не держали девушку. — Вам плохо?

— Нет… — прошептала она и попыталась улыбнуться. — Все хорошо…хорошо…

В самом деле, разве это не так? Ведь ей ничто не угрожает. Рядом с ней — добрый, милый, все понимающий Павел Иванович. С ним она словно за каменной стеной. Какие же у него ласковые и одновременно сильные руки…

Тем временем Павел Иванович что-то говорил ей, ласково, словно ребенку. Но вдруг до нее донеслось:

— Почему Вы пошли сюда? Да еще и под вечер… Ведь это же опасно… Зачем Вы это сделали?

— Я искала… — от волнения Нина едва могла говорить.

— Что? — нетерпеливо перепросил Павел Иванович, и голос его зазвучал жестко и требовательно. Нина не ожидала, что он способен так говорить… — Что Вы искали?

— Одну могилу. — призналась Нина.

— Чью могилу? — настаивал главный врач.

— Могилу одного священника. Помните, мы с Вами нашли копию его свидетельства о смерти. — Нина Сергеевна уже достаточно успокоилась, чтобы пуститься в долгие объяснения. Ведь ее поход на кладбище явно встревожил Павла Ивановича. Должна же она, наконец, открыть ему правду. — Этот священник был убит…так написано в документе. А еще я нашла человека, который подтвердил, что батюшку убили. Вот я и хотела отыскать его могилу. — закончила она.

— Но зачем Вам это нужно? — недоумевал главный врач. — Кто он Вам? Чужой человек!

— Нет. — ответила Нина. — Он мне не чужой. Мы с ним одной веры.

— Что?! — Похоже, Павел Иванович был удивлен услышанным. — Неужели?

— Да, я православная. — подтвердила Нина, высвобождаясь из его объятий. В самом деле, Павел Иванович не поддерживал, а скорее, обнимал ее… — Поэтому я хочу выяснить, что убил отца Илию.

— Вот оно как… — задумчиво произнес Павел Иванович. — Вот как…

Обратную дорогу они шли молча. Нина размышляла о том, как поступить дальше. Похоже, ее поиски зашли в тупик. Ведь могила отца Илии не сохранилась. Да и наивно было ожидать, что пожар, уничтоживший местный храм, пощадит ее. А из людей, знавших покойного батюшку, ей пока удалось найти лишь одну-единственную старуху. Но ее показаниям — грош цена. Буква его убила… Да это такой же бред, как и все остальные ее россказни о медсестре-отравительнице и ее пособнике… И все-таки почему ее поход на кладбище так встревожил Павла Ивановича? Почему он так настойчиво допытывался, что она тут искала?

Похоже, у главного врача есть какая-то тайна. И он опасается, что кто-нибудь раскроет ее. Но какое отношение эта тайна имеет к убийству священника, раскрыть которое вознамерилась Нина?

Впрочем, девушке не пришлось долго размышлять на этот счет. Потому что впереди ее ждала встреча с очередными, куда более зловещими тайнами…

(продолжение следует)

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Хонга — северное (лешуконское) диал. — сухое дерево.
2. Интернатура — годичная стажировка, которую проходит выпускник мединститута (врач-интерн), прежде чем начать работать самостоятельно. Неоранная нива — устар. — непаханая нива.
3. «Куда идешь» (по-славянски — «Камо грядеши») — роман польского писателя-классика Х1Х в. Генрика Сенкевича из времен императора Нерона. В основе сюжета — история любви воина-язычника Марка Виниция к юной христианке Лигии, и его обращения ко Христу.
4. Так иронически называют врача. Эскулап (у греков — Асклепий) — древнеримский бог врачевания.
5. БАМ — сокращенно Байкало-амурская магистраль, знаменитая стройка тех времен.
6. Об этом рассказывается в 10 главе Деяний Апостолов.
7. Эпистола — устар. — письмо (или произведение, стилизованное под переписку людей меж собой).
8. Церковнославянизм, означающий — «смеха достойный», смехотворный.
9. Еретик — здесь сев. диал. — диавол.