«Буква убивает…»

(первое расследование Нины Сергеевны)

«…буква убивает, а дух животворит» (2 Кор. 3,6)

Сидя у окна автобуса, Нина Сергеевна смотрела на тянувшиеся вдоль дороги равнины, поросшие редким сосняком вперемешку с чахлыми елочками. Унылая картина! А когда-то здесь были леса — непроходимые, величественные леса, которыми славилась Михайловская область. «В Михайловске — доска, тоска и треска» — вспомнилась Нине знакомая с детских лет поговорка. Треску выловили, леса вырубили… Что осталось? Только пустошь — безжизненная пустошь…безлюдная пустыня… Неужели здесь живут люди? А ведь это и впрямь так. Где-то в этих пустынных краях находится деревня со странным названием Хонга, куда направляется Нина…

— Это Вы спрашивали, когда будет Хонга? — раздалось у нее за спиной. — Да вот она!

За окном показались одноэтажные домики, баньки, изгороди. Автобус остановился. Подхватив сумку, Нина неуклюже спрыгнула с подножки на обочину. А автобус, устало урча мотором, покатил дальше…

* * *

С первого же взгляда на деревню, где ей предстояло прожить почти месяц, Нина Сергеевна приуныла. Экое захолустье — подстать своему названию!1 И зачем она только приехала сюда? Впрочем, разве ей этого хотелось? Увы, хотя в Михайловске был свой мединститут, почти все его выпускники норовили остаться работать в городе. А в пустующие сельские больницы и амбулатории время от времени посылали командированных врачей. Прежде всего — из областной больницы, где Нина проходила интернатуру2. И вот теперь пришел ее черед отправиться на месяц в деревню. Ее согласия не спрашивал никто — требовалось срочно послать кого-нибудь в Хонгу, в помощь единственному тамошнему врачу. Нине оставалось утешаться лишь тем, что за время своей командировки она узнает и увидит много нового, о чем потом будет вспоминать всю жизнь.

Да, об этой первой и единственной своей командировке Нина Сергеевна не могла забыть всю свою жизнь!

* * *

— Скажите, а где тут у вас больница? — спросила Нина пожилую женщину в темно-зеленом платке, вперевалку шедшую ей навстречу с тяжелой хозяйственной сумкой в руке.

— А вон где-ка! — ответила та, показывая рукой на одноэтажное здание, видневшееся поодаль, на невысоком холме. Как перейдете речку, да подниметесь в горку, так сперва там будет почта. Вон она, видите? А сразу за ней — больница!

Поблагодарив ее, Нина направилась к мостику, проложенному через узкую речонку, по берегам которой, несмотря на то, что было уже начало мая, виднелись белые полосы нерастаявшего льда. А женщина еще долго стояла и смотрела на удалявшуюся незнакомку в городской одежде. Что поделать — в эти края гости из города жаловали слишком редко…

* * *

Местная больница оказалась двухэтажным, несколько покосившимся зданием, построенным, судя по его виду, с полвека тому назад. У нее имелось два крыльца — одно справа, другое — слева. В какое же войти? Ничтоже сумняся, Нина Сергеевна повернула направо.

Едва она по скрипучим половицам вошла в коридор с наполовину выбеленными, наполовину выкрашенными в грязно-голубой цвет стенами и множеством дверей, как на нее пахнуло знакомым больничным запахом лекарств, хлорки и подгоревшей каши. Похоже, Нина не ошиблась, зайдя именно сюда. Хотя зачем в таком случае к зданию больницы пристроено другое крыльцо?

Тем временем из-за ближайшей двери в коридор вперевалку вышла невысокая полная женщина лет сорока в белом халате, и недружелюбно, исподлобья, уставилась на Нину Сергеевну:

— Вы куда? К кому? — буркнула она. — Сегодня нет посещений!

— Я врач из Михайловска. — с достоинством ответила Нина. — Приехала сюда в командировку. А где у вас главный врач?

— Подождите тут. Я его сейчас позову. — ответила женщина, и подошла к одной из дверей. Приоткрыв ее, она позвала:

— Павел Иванович! Тут к Вам доктор приехал из Михайловска.

— Сейчас! Сейчас иду! — ответил приятный мужской голос.

* * *

Павел Иванович Башилов, главный и единственный врач Хонгинской больницы оказался высоким мужчиной, на вид лет пятидесяти. Впрочем, возможно, на самом деле он был моложе. Однако его коротко стриженые волосы почти совсем поседели. Вдобавок, Павел Иванович сильно сутулился, словно здешние потолки и дверные проемы были слишком низки для него.

— Вы ко мне? — спросил он, настороженно вглядываясь в Нину Сергеевну через очки с толстыми стеклами. — А что Вам нужно? Вас сюда в командировку направили? Что ж, с приездом, коллега. Вы как нельзя кстати. Я ведь тут — один за всех. И за терапевта, и за хирурга, и за невропатолога…даже зубы удаляю… Помощники мне ой, как нужны! Вот завтра и начнем работать вместе. А пока что отдохните с дороги, осмотритесь. Пойдемте, покажу, где Вы будете жить. Это наверху, на втором этаже. Елена Васильевна! — обратился Павел Иванович к медсестре, бдительно наблюдавшей за ним и Ниной. Принесите мне ключ от той комнаты… И постельное белье. Только выберите поновей…

Вслед за тем он снова обратился к Нине Сергеевне:

— Конечно, обстановка там довольно спартанская. Но жить можно. Врачи, которые к нам приезжают, обычно там и живут. И не жалуются.

Теперь Нина начала догадываться, почему у здания больницы не одно, а два крыльца. Видимо, здешний персонал квартирует тут же, только на втором этаже. И туда ведет отдельный вход. Что ж, любопытно поглядеть, как живут здешние медики… Хотя жаль, что по соседству с Ниной будет жить не только Павел Иванович, но и эта медсестра… На редкость неприятная особа!

Слово в подтверждение известной поговорки: «не поминай, не то явится», к ним подошла Елена Васильевна, молча вручила Нине стопку чистого белья, а Павлу Ивановичу — ключ на самодельном кольце из алюминиевой проволоки, и, по-утиному покачиваясь на ходу, удалилась по своим делам.

— Пойдемте, Нина Сергеевна! — произнес Павел Иванович. И, словно он был не главным врачом сельской больницы, а любезным хозяином, принимающим у себя долгожданную гостью, с юношеской быстротой пошел вперед. Подхватив сумку, Нина последовала за ним.

К удивлению девушки, главный врач повел ее не на улицу. Немного не дойдя до выхода, он свернул в сторону — там оказалась не замеченная Ниной лестница, которая вела на второй этаж!

* * *

— Ну, вот и Ваша комната, уважаемая коллега! — Павел Иванович широко распахнул перед Ниной дверь, обитую черной клеенкой, из-под которой кое-где проглядывала серая пакля. — Располагайтесь, как дома! А если что-то будет нужно, найдите меня или Елену Васильевну. Чем можем — поможем.

Оставшись одна, Нина огляделась. Обстановка комнаты и впрямь была почти спартанской. В углу — металлическая кровать с матрасом не первой новизны и чистоты. Рядом — круглый стол, пара обшарпанных стульев. На одной из стен, оклеенных выцветшими обоями — календарь за позапрошлый год с палехской картинкой, изображающей сказочное Лукоморье с пресловутым зеленым дубом, котом на златой цепи и длинноволосой синюшной русалкой и юным поэтом, удивленно глазеющим на все эти чудеса. Ни телевизора, ни радио. Впрочем, так оно и лучше. Никто не помешает Нине в свободное время молиться и читать книги. Благо, она привезла из Михайловска молитвослов и Новый Завет на церковнославянском языке. А заодно — недавно купленный из-под полы роман Сенкевича «Куда идешь» — о гонениях на христиан во времена Нерона3. Так что скучать не придется. Вот только в комнате слишком холодно и сыро. А она, как назло, не умеет топить печку… Что ж, придется согреваться чаем.

Нина достала из сумки кружку и кипятильник. Затем поискала глазами водопроводный кран. Однако вместо него на стене возле двери обнаружился рукомойник. Разумеется, без воды. Что ж, вот и первое приключение: поход по воду. К счастью, ведра здесь тоже есть. Значит, чаепитие состоится. И все-таки перспектива провести ночь в нетопленой комнате как-то не радует. Впрочем, что ей остается делать? Придется потерпеть. А там как-нибудь…образуется.

Но где же тут колодец? Придется спросить медсестру…не беспокоить же ради такого пустяка милейшего Павла Ивановича! С ведрами в руках Нина спустилась на первый этаж. Заглянула в одну дверь, потом в другую…

— …опять из города какая-то приехала…много их тут было… — донесся до нее резкий голос Елены Васильевны. Медсестра сидела за столом, покрытым белой клеенкой в зеленую клеточку, на котором стояли стакан с недопитым чаем и пустая тарелка. Рядом на табуретке примостилась пожилая, худощавая женщина в белом халате и белой косынке, повязанной по самые брови. Судя по всему, то была здешняя повариха. Она с покорным видом слушала медсестру, периодически кивая головой, словно соглашаясь с ней.

Увидев вошедшую Нину, медсестра смолкла на полуслове и растерянно уставилась на незваную гостью.

— Простите, Елена Васильевна, а где тут у вас колодец? — спросила Нина.

— Какой колодец? — недоуменно переспросила медсестра. — А-а…он во дворе. Как сейчас выйдете на улицу — поверните направо. Там увидите поленницу дров. А рядом с ней — колодец.

— Погодите-ка! — промолвила повариха, сочувственно глядя на Нину Сергеевну. — Вы, небось, чаю выпить хотите? Поди, проголодались с дороги-то! Вот, выпейте-ка чайку, да кашки поешьте перловой… — И, не успела Нина ответить, как она одним взмахом поварешки наполнила тарелку густой кашей, и, прихрамывая, направилась к плите за чайником.

Больничный чай оказался слишком крепким, вдобавок, не сладким. Да и к перловке Нина никогда не питала особой любви. Однако еда пришлась весьма кстати — она согрелась и повеселела.

Тем временем медсестра изучающе разглядывала Нину своими маленькими проницательными глазками. После чего спросила ее:

— А Вы какой врач будете? Терапевт?

— Нет, я невропатолог. — не без гордости ответила Нина Сергеевна. Ей всегда казалось, что быть узким специалистом куда престижней, чем терапевтом. Впрочем, это мнение разделяли и многие ее старшие коллеги…

— Здешний институт кончали? — полюбопытствовала медсестра.

— Да.

— А Вы к нам надолго?

— На месяц.

— А муж у Вас есть?

Нина едва не поперхнулась кашей. Какое дело этой медсестре до ее личной жизни? Как она смеет задавать ей такие бестактные вопросы?

— А-а, вот вы где, коллега!

На пороге кухни, добродушно улыбаясь, показался Павел Иванович.

— А я Вас искал, Нина Сергеевна! Решил посмотреть, как Вы там устроились. Ну и как? Все хорошо? Ничего не нужно?

Краем глаза Нина заметила, как медсестра нахмурилась, словно этот вопрос отчего-то был ей крайне неприятен. Что ж, поделом! Впредь не будет совать нос в чужую личную жизнь…

— Спасибо, Павел Иванович! — с улыбкой ответила Нина. — Все хорошо. Только холодновато…

— Так растопите печку! — посоветовал главный врач.

— Не умею… — призналась Нина.

— Вот как! — добродушно произнес Павел Иванович. — Да что тут мудреного? Я Вас научу. Не то, чего доброго, замерзнете к завтрашнему утру. И останусь я без помощницы… Допивайте чай и пойдемте!

Нина Сергеевна смущенно потупилась. Потому что Павел Иванович был на редкость вежлив и участлив. Вдобавок, совершенно лишен начальственной спеси. Она еще никогда не видала таких замечательных людей…

Именно поэтому Нина не заметила, что медсестра глядит на нее уже не с неприязнью, а с нескрываемой ненавистью.

* * *

…-Видите эту дверцу? — тоном заправского преподавателя объяснял Павел Иванович. — Сюда мы кладем дрова. Когда эти кончатся, возьмете из поленницы во дворе. Лучше сделать это заранее, чтобы они успели хорошенько просохнуть. А теперь выдвигаем вьюшку: вот она, вверху, видите? Когда дрова прогорят, ее нужно задвинуть назад. Только не слишком рано, иначе угорите. Впрочем, на первый раз я сам прослежу за этим. Так… теперь берем спички… Эх, вот незадача, на растопку ничего нет! Что ж, придется идти на чердак!

Похоже, Нина все-таки не зря приехала в эту Хонгу. Вот и второе приключение этого дня: восхождение на чердак… Будет о чем рассказать в Михайловске подругам! Ведь вряд ли кто-нибудь из ее знакомых сподобился побывать на чердаке сельской больницы! А вдруг там отыщется что-нибудь интересное?

Однако, к разочарованию Нины Сергеевны, чердак был завален сломанной мебелью, ржавыми ведрами, дырявыми кастрюлями, полусгнившей ветошью. А в дальнем углу громоздились связки каких-то бумаг.

Павел Иванович с юношеской ловкостью подхватил одну из них.

— А что это такое? — полюбопытствовала Нина.

— Свидетельства о смерти. — ответил главный врач. — Точнее, их копии. Не удивляйтесь, коллега! Этой макулатуре больше тридцати лет. Вот мы ей и нашли применение — пускаем на растопку. На что она еще годится? Только зря место занимает.

Нина готова была смеяться над собственной наивностью. С какой стати она надеялась обнаружить на здешнем чердаке что-то интересное! Это же не средневековый замок или старинный особняк, а всего лишь захудалая сельская больница. И потому на ее чердаке нет, и не может быть ничего, кроме хлама, которому одна дорога — в печь!

Могла ли она знать, какие тайны иногда таят в себе бумаги с больничных чердаков!

* * *

Сидя у печки, Нина Сергеевна смотрела, как алые языки пламени лижут сухие поленья, и те, в ответ на их ласку, постепенно занимаются огнем. Время от времени она брала очередной желтый бланк, исписанный четким, несколько неровным, явно стариковским почерком. И, пробежав его глазами, бросала в огонь. Старая бумага ярко вспыхивала и мгновенно сгорала. А рука Нины тянулась за следующим листком…

Но что такое? Удивленная Нина Сергеевна перечитала написанное на бланке. Илья Сергеевич Плакидин. Профессия: поп. Умер 25 октября 1958 года в возрасте 73 лет. Причина смерти: убит истощением нервных сил.

Что за нелепица? Впрочем, на листках, уже отправленных ею в печку, встречались не менее курьезные записи: «умер от общего одряхления», «от упадка сердечной деятельности». И все-таки это означало, так сказать, естественную смерть. Но что за странная запись: «убит истощением нервных сил»? Что скрывается за этими словами? Смерть от некоей болезни? Или убийство? Похоже, что человек, констатировавший смерть священника, расценил ее, как убийство. В таком случае, кто и зачем убил отца Илию?

— Ну, коллега, как дела? — отвлек ее от размышлений голос вошедшего в комнату Павла Ивановича. — Топится печка? Дайте-ка, взгляну, не пора ли вьюшку закрывать…

— Скажите, Павел Иванович. — спросила Нина Сергеевна. — А кто заполнял эти бумаги…то есть, эти свидетельства?

— Да кто его знает! — ответил главный врач. — Какой-то здешний фельдшер. Да в придачу еще и ветеринар. Видите, на чем написаны эти свидетельства? На бланках о случке скота. Похоже, этот сельский эскулап4 был большим оригиналом! Иногда мог такой диагноз загнуть, что, как говорится, хоть стой, хоть падай. Например, «умер от утонутия». Или «смерть наступила вследствие столкновения с упавшим деревом». Ну, и как Вам это, коллега? Оригинально, не правда ли? Перлы сельской медицины! Хоть в «Крокодил» посылай!

— А что Вы скажете об этом? — спросила Нина, протягивая ему свою находку.

Пробежав глазами бумагу, Павел Иванович пожал плечами:

— Ума не приложу. Белиберда какая-то, бред на постном масле. Убит… Откуда он это взял? Спьяну выдумал?! Да и откуда здесь мог взяться поп?

— А разве здесь нет церкви? — удивленно спросила Нина.

Похоже, Павел Иванович был искренне удивлен вопросом.

— Здесь нет никакой церкви. — ответил он. — Да и откуда ей здесь быть? Полноте, коллега, не забивайте себе голову всякой ерундой. Нет, надо же так написать: «убит истощением нервных сил»! Бред сумасшедшего!

Однако Нина Сергеевна была уверена — здесь кроется некая тайна. И не случайно свидетельство о смерти отца Илии попало в ее руки. Это знак свыше. Именно ей суждено разгадать тайну убийства сельского священника! И первое, что нужно сделать для этого: разыскать здешнюю церковь. Ведь, если в Хонге был священник, то наверняка где-то здесь есть и храм. Вот только где он?

(продолжение следует)

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Хонга — северное (лешуконское) диал. — сухое дерево.
2. Интернатура — годчная стажировка, которую проходит выпускник мединститута (врач-интерн), прежде чем начать работать самостоятельно.
3. «Куда идешь» (по-славянски — «Камо грядеши») — роман польского писателя-классика Х1Х в. Генрика Сенкевича. В основе сюжета — история любви воина-язычника Марка Виниция к юной христианке Лигии, и его обращения ко Христу.
4. Так иронически называют врача. Эскулап (у греков — Асклепий) — древнеримский бог врачевания.