Бабушка

Мини-были

Человек умирает, когда созревает для вечности. Проходят годы, отсеиваются плевелы, в памяти остаются зёрна. Малую горстку их, бабушкино наследство, я просыпаю на эти страницы.

***
Бабушка осиротела в 10 лет. Ее воспитывала мамина мама, с младых ногтей приучив к постоянному труду. Такое прилежание помогло в войну, на трудовом фронте: клея коробки для патронов, она, шестнадцатилетняя, неизменно выдавала две нормы.
Ходила на работу и с высокой температурой, и с открытым воспалительным процессом. А чудом выздоровев, находила возможность радоваться и даже шутить.
Воистину были они другим поколением, другими людьми.

***
Говорят, она никогда не унывала: ни в холод, ни в голод, ни падая с ног от усталости. И даже когда вступила в войну с паспортом на известную дворянскую фамилию и записью в графе «национальность» - немка.

***
Войну она вспоминала спокойно. А ведь они, две сестры с престарелой бабушкой, голодали по-настоящему. Дойдя до самой крайности, ходили просить к жившей на широкую ногу тете. Тетя одаривала их то десятком яиц, которые оказывались тухлыми, то старыми конфетами с белыми червяками. Они глотали слезы, зарекались просить, но голод гнал, и приходилось идти за порчеными подачками снова.
Войну она вспоминала спокойно, но, дойдя в рассказе до тухлых яиц, смахивала непрошеные слезы.

***
После прорыва блокады в голодный Ленинград завезли соленую селедку. Трудно списать на случайность множество этих смертей. От селедки погибли пережившие блокаду сестра и родители дедушки.

***
Бабушка вышла замуж за чекиста, служившего в Кремле. Ситуация была сложной, дедушку неоднократно шантажировали ее происхождением, и отстали только спустя многие годы.
В такой обстановке она решила крестить своих сыновей. Собралась, попрощалась с мужем, ничего не объясняя, и уехала.
Пересаживались несколько раз, меняли направления, и наконец, в глухой деревне, у родственников, тайное крещение было совершено.
Вернувшись домой, она не проронила ни слова. Дедушка открыл тот ящик комода, в который она спрятала крестики, глянул и молча закрыл. Больше это событие никогда не обсуждалось.

***
Бабушка много рассказывала мне об умерших родных, водила на Ваганьково – к могилкам. Мы вместе писали записку об упокоении, и в этой записке я знала не только каждое имя, но и каждую жизнь.
И только теперь я поняла, зачем нужны были эти подробные долгие повести: пока я жива, пока я в Церкви, все они будут в моем помяннике неизменно. Вычеркнуть никого не смогу: слишком уж хорошо мы знакомы.

***
Дедушка вышел в отставку рано. Они поселились в деревеньке на Псковщине и уезжали в Москву только зимовать.
Однажды весной, вернувшись в деревню, бабушка с дедушкой обнаружили голые стены. Вынесли все: и старинный самовар, который мы весело чистили зубным порошком, и память о войне – керосинку, и мебель, и вещи… И икону святителя Николая, благословение бабушкиной бабушки.
Она пришла в милицию ближайшего городка и сказала:
- Точно знаю, что вы полностью в курсе. Заключаем договор: вы возвращаете мне икону, я обо всем молчу.
Через неделю икону вернули.

***
Бабушка считала преподобную Анну Кашинскую покровительницей нашего рода. Ее имя носили многие в нашей семье по женской линии.
Я родилась за день до памяти преподобной, и бабушка пыталась уговорить родителей. Но каждый стоял на своем, и никто не хотел уступить.
Вразумились нескоро, когда старшая моя племянница тоже родилась накануне празднования святой. И её зовут Аней.

***
Бабушка была веселой, но не склонной к сентиментальности, и уж тем более -- к сюсюканью. Однажды родители ушли в кино, поручив ей уложить меня спать. Мне было три года. Я собиралась устроить концерт, и начала с безотказно действующего на маму нытья:
- Спать не буду! Кто подоткнёт мне одеялко? Кто скажет: «Закрывай, Мариночка, глазки»?
Бабушка смотрела на меня с минуту, а потом проговорила басом:
- Закрывай, Маринка, глаз! Полезай, Маринка, в таз!
Я расхохоталась, устроилась поудобней и мигом заснула.

***
- Когда собираешься креститься? – спросила бабушка меня восемнадцатилетнюю.
- Как-нибудь. Вот будет подходящий случай.
- Встречаемся в это воскресенье у святителя Николая. Придешь - подарю старинную икону.
- А если…
- Тогда не подарю.
Бабушка – моя крестная. Теперь я знаю: и шантаж может быть богоугодным.

***
Обида на прижимистую тетю не проходила многие годы. Но вот у той умерли оба сына, внукам и правнукам она стала не нужна. Тетя приходила в бабушкину семью и подолгу сидела на диване, по-прежнему ухоженная и утонченная, но брошенная и одинокая. Наконец, тетя продала квартиру, где жила одна, и сдала себя в дом престарелых.
Ухаживала за ней бабушка. В этом горе они совсем примирились, так проучила обеих жизнь. Да и души их перетерлись в муку, потихоньку готовясь стать хлебом.

***
Когда бабушке исполнилось 75 лет, родители пригласили ее на свою дачу. Приученная с детства к труду, она встала раньше всех, прополола огород и убралась на прилегающей лесной полянке: бревнышки легли в аккуратный штабель.
Мама вышла из дома в одиннадцать, и, увидев все это, в ужасе схватилась за поясницу.

***
Бабушкин брат стал академиком. Она, старшая сестра восьмидесяти лет, отчитывала младшенького семидесятилетнего, за то, что редко звонит.
Он выслушивал укоры с улыбкой, а потом кротко просил прощения.

***
Бабушка умирала. Мы ехали к ней со священником, но заблудились, попали в пробку и задержались на целый час. Она ждала, терпела боль и не позволяла колоть наркотик, чтобы принять Святые Тайны в полном сознании. А метастазы были уже повсюду: и в легких, и в позвоночнике, на котором она лежала. За весь этот час тишину не нарушил ни один звук: такое было терпение.
Умерла она через сутки, 22 мая, в день памяти святителя Николая, которого почитала с детства.