Вы здесь

Владимир Борисов. Произведения

И снова осень, или пляска рыжего коня

И снова осень, или пляска рыжего коня

«И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч».

Росный ковыль медленно приподнимался над приплюснутой степью, на встречу не по-утреннему жаркому солнцу.
Высокое, полинялое за лето небо, опускалось к далеким холмам, желтым от вытоптанной, высохшей чахлой травы и, смешивая блеклые краски, отсвечивало бледно-зелеными штрихами на размытом жаркой дымкой горизонте.
Раскаленный воздух, пропитанный запахом крови, подсыхающего конского навоза, и свежей, влажной, вывернутой наизнанку орудийными снарядами земли, стеклянисто колыхался над пыльной дорогой, извилисто уползающей в сторону голубоватых, округлых, Златоустовских гор, густо поросших сосновым и кедровым лесом - тайгой.

В осязаемо вязкой тишине, ровно в болотной трясине тонут и суховатые встрески саранчи, и одинокие посвисты ширококрылой, хищной птицы, кругами парящей над опустелым полем боя.
И посвисты ее, не то жалобные, не то требовательные странным образом походят на человеческий стон:

Гроза или «По тундре, по железной дороге»…

  «По тундре, по железной дороге, 
  Мчится поезд, Барнаул – Воркута. 
За железной решеткой, там сидят христиане 
  И под грохот колес, тихо гимны поют»…

1

…Гроза выдыхалась. Все реже и реже всполохи молний освещали мертвым светом серые набухшие дождем буденовки вековых елей и гранитные утесы, подступающие почти к самой железнодорожной ветки. Все реже и реже, все слабее и глуше в темном низком небе слышались раскаты грома, да и холодный, безжалостно полирующий шпалы ливень, сошел на нет, уступив место нудному, бесконечному осеннему дождю.

Возле горбатых, чернеющих конструкций моста, переброшенного через безымянную северную реку, в небольшой дощатой будочке маялся непогодой и отсутствием курева часовой.

- Стоять, мать твою так…- Ленивый окрик служивого и сухой металлический звук передернутого затвора карабина остановил странную насквозь промокшую фигуру заросшего бородатого мужика.

Увидеть глаза и...

Снег тяжелыми, мокрыми хлопьями лениво опускался на измученную многодневными дождями столицу, скапливаясь рыхлыми, неаккуратными кучками на скамейках, пучках потоптанной травы на газонах, покатых крышах домов…

- Илья..! Качаев..! Кончай курить. Настоятель идет. - Заметался под куполом голос церковного сторожа, и тут же растаял, осел на резных пилястрах высокого, дубового иконостаса, золоченых балясинах и перильцах хоров, в круговую опоясывающих все строение храма.

Илья недовольно поморщился, загасил о шершавую, занозистую доску лесов недокуренную сигарету и небрежно пройдясь влажной губкой по испачканным темперами пальцам, направился к лестнице, круто уходящей вниз.

Иеромонах Александр Рощин, новый настоятель храма, совершенно седой старик в простенькой черной рясе и серебряным нагрудным крестом поверх нее, молча ожидая появление художника, не торопясь осматривал практически завершенную отделку церкви.
- Здравствуйте отец Александр, - вздохнув, проговорил Илья и щелкнул выключателями.