Вы здесь

Сергей Слесарев. Произведения

Сказ про мельницу, что на Зуше стояла

Сказ времен написания «Корявого болота» и «Приказчика», нашел в «запасниках».

Сей сказ основан на реальных событиях, о чем было высочайшее указание дело сие расследовать и Ево Императорскому Величеству обо всем доложить.

Не всегда у нас-то такая мельница справная была. Знала она времена и похуже и пострашнее. Одно время, еще при моем прадеде, надолго ее забросили: местами крыша обвалилась, доски прогнили, крылья набок, вот-вот рассыпятся. Барин, бывало, заглянет к нам из Петербурга, прикажет починить мельницу, да боится народ приближаться к ней, отнекивается:

— Хоть до смерти запори, — говорят, — все будет полегче!

Конечно, злился страшно барин, а сделать ничего не мог. Приказал управляющему нанять плотников со стороны. Долго пришлось искать: многие-то прослышали про нашу мельницу и отговаривались, что работы-де много. Только толи в Орле толи в Ельце (уже и не упомню) нашлись работники.

Стерпится - слюбится

Всех-всех с постом и молитвой! выкладываю рабочую версию рассказа для критики 

- Выходи за меня замуж?
Вера даже не удивилась: ждала, всем сердцем чуяла – неспроста подарок был. Подарки она любила, но всегда принимала их с опаской и сомнением. Если дарят, то и тебе в ответ придется когда-нибудь дарить. А посторонний человек так и вообще без умысла ничего от себя не оторвет. Вот и тут сразу поняла: неспроста такая щедрость. Подарок был роскошным, поистине царским, - расшитый, алого шелка поясок, - и откуда только взял такой? Отказаться от дивного рукоделья было сверх ее сил, потому продолжения ждала с нетерпением – кажется, готова была на любые жертвы ради такого подарка.

Еще не сыгран последний аккорд

Данный рассказ основан на реальных событиях

Утро выдалось необычно теплым. Густой туман ватным одеялом укутывал деревья, кусты, мягкими клубами ложился на траву и пробирался в землянку через приоткрытую дверку. Валя сидела на лежаке и смотрела как туман игриво обвивается вокруг люльки – грубой сплетенной из лозы и прикрытой обрывком посеревшей от старости простыни. В ней было все, что у нее осталось, последняя память о муже, сгинувшим где-то под Смоленском – маленькая Катька.

Долгими вечерами Валя сидела у люльки и напевала колыбельную едва слышно, почти неразличимо, словно легкое мурлыкание раздавалось из груди. А по утрам подходила к дочке и долго разговаривала, как со взрослой.

- Эх, Катька, ты у меня расти быстрее, слышь-ка, вот кончится война, знаешь как заживем. Крепко заживем. Папка вернется… ты только верь, Катька, что жив он, а там… Куплю тебе кроватку настоящую, и погремушку… хочешь побрякушку, а? будешь у меня как королевна.

Во Имя Твое?! или размышления об истинном патриотизме

Недавно на просторах Интернет’а довелось натолкнуться на одну дискуссию о Сталине и Церкви. И больше всего меня поразило не то, что по наименованию православные люди защищали Сталина, а то, как они оправдывали репрессии и мелочно считали миллионы ли жертв или сотни тысяч. «Я готов стать к стене, без вины, если рядом поставят двух-трех негодяев» «Пусть погибнут и невиновные, лишь бы страна очистилась от всякой *** (дряни)» «Господь Сам отберет невинных» - проносилось от строчки к строчке, где буквально, а где подразумевая. Все во имя Великой России, все во имя Святой Руси! И вот от последнего меня покоробило: не от словосочетания Святая и не потому, что я русофоб, а стало больно: если христианин, тот, кто свою страну зовет Святой оправдывает братоубийство – то что спрашивать с атеиста?

Можем ли мы во имя великой, пусть и благой цели, жертвовать чей-то жизнью? Христиане ли мы, оправдывая репрессии и (что самое страшное) репрессии против церкви, против своих же собратьев по вере и крови?!

Единство в Любви (серия Малые заметки)

«Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему» — написал Лев Толстой в романе «Анна Каренина» и здесь великий писатель оказался прав в первой части своей фразы и неправ во второй.

Если спросить современного человека:

— Что такое брак и семья?

— это союз двух людей.

— А зачем нужен этот союз? Зачем вообще семья, жениться, выходить замуж?

И тут человек призадумается, а потом ответит общими фразами о любви, взаимопомощи, рождении детей; или же сразу прямо отчеканит — «потому что так принято. Так делают все».

Выходит семья — это некий пакт о взаимопомощи или просто дань традиции? Семья как комбинат добрых услуг и детоферма? Коробит от этого определения? Ну, а что тогда брак?

Обретение

Возможно решалась его судьба. Фирма была на взлете: расширялись, набирали новых сотрудников (вот и к ним в отдел взяли сутулого паренька-очкарика с ярко-рыжей родинкой над тонкими губами - Славку), и в курилках пошли разговоры о головокружительных перспективах, что открылись перед сотрудниками. Павел больше молчал, глубоко затягивался удушливым дымом с наслаждением, будто эти самые перспективы для него уже стали реальностью. А потом уже за рабочим столом, долго, не моргая, смотрел в монитор, думая как бы не упустить момент, как бы словить удачу и крепко вцепившись выбраться (наконец-то!) на вершину всего того, что Паша звал жизнью. И вот шанс в его руках. Накануне их отделу выдали задание разработать новые предложения по расширению производства и со всеми выкладками предоставить начальству в максимально кратчайший срок. «Приезжают англичане» - шептались в отделе. Но голова шла кругом, думалось плохо. Кофе, что старательно наводила всем худая тонкобровая Лариса, только будоражил и не помогал. И все чаще Павел убегал в курилку, - «подумать».

Западня

Он думал, что все уже прошло: и обида, и злость. Но как только увидел Коренастого на улице, понял, как ошибался. Прошло полгода, а подступило к горлу, словно было вчера. Коренастый шел прямо на него. С каждым мгновением все ближе и ближе. Вот уже четко различимо как раздуваются при дыхании крылья носа, - как у быка; как резко взмывают и опадают ресницы при моргании, - парень как пружина. Кажется, коснись его и ударит током. Уверенный, сильный, быстрый. Застучало в висках. Лоб покрыла испарина. Сердце гулко застучало. Вадим понял, что испугался: вдруг все повторится как в тот раз, - то, что сейчас день и вокруг люди - слишком слабая защита. Если что случится, никто и не вмешается. Но возродившаяся обида и злость заставляли как можно спокойнее идти навстречу обидчику. Он даже дерзко смотрел Коренастому в лицо. Вот до него три шага, два, один, они едва не касаются друг друга локтями, и проносятся мимо. Вадим оборачивается. Коренастый нет, - продолжает так же резко ритмично мчаться по запыленному тротуару. Выходит он его не узнал. Забыл.

Нелепица

Александр Петрович проснулся необычно взволнованный. Причиной тому был странный сон. Сны редко снились Александру Петровичу, тем более такие. Поэтому он, вопреки своей привычке, долго лежал в постели, смотрел в потолок и размышлял, чтобы это все могло значит. А приснилось ему будто он уезжает из дома куда-то на поезде. На перроне стоит жена, дочь и теща, и молча смотрят, как он вместе с вагоном медленно плывет вдоль платформы. Он же радостно им машет рукой на прощание, а другой отбивается от настырной проводницы.
- Пассажир, не хулиганьте! – кричит она, и своими цепкими тонкими руками пытается оторвать Александра Петровича от раскрытой двери.
Увиденное было необычно по двум причинам: первая, как уже было сказано, Александр Петрович, редко видел сны; а вторая – было что-то в приснившемся волнительное и даже, можно сказать, грустное.

Необратимый поворот

Он опасался, что попадется.
Тщательно обмотал банки с краской газетами. На дно просторной спортивной сумки бросил старое тряпье. Затем поставил банки, обложил оставшимися тряпками, а сверху забросал грязными спецовками. Петр похвалил себя, что не выкинул их на прошлой неделе. Теперь можно, в случае чего, сказать, что несет домой состирнуть. Знал, что ему поверят. Лишь бы не стали смотреть сумку, иначе все пропадет: его выкинут с позором с работы, и отдадут под следствие. Петр удивился насколько сухо и спокойно он об этом подумал, будто мысли подкинул ему кто-то, сидящей внутри, - безжалостный и бескомпромиссный.
Петр не думал, что все так легко будет проделывать. Что выберет краску подороже, - импортную, финскую. Что долго и спокойно будет подправлять и подчищать в карточках и журнале записи. Причем сделает это так аккуратно, что даже сам залюбуется. Словно проделывал подобное каждый день. Он даже знал кому продаст эту краску. Несколько раз один знакомый уже намекал, что был бы не прочь подкупить, - «ты же знаешь, на рынке всякую дребедень толкают».

Удар колокола

Покончить с жизнью легче, чем кажется.

Для этого даже не надо травится снотворным, резать себе вены или вешаться, — стоит только подумать, что для тебя все закончено, что жизнь больше не имеет смысла, и тогда дни становятся тягучими и блеклыми, похожими друг на друга. Тогда ты умираешь для человека и рождаешься для растения.

Жизнь Саши была именно такой — растительно-туманной. Лишь иногда он заставлял себя очнутся, шел к мосту, нащупывал перила и замирал. Вокруг цокало каблучками, шаркали чьи-то ноги, рычали, пиликали, фыркали проносящиеся машины; крутились обрывки разговоров, тренькали телефоны; сонно шумела река, гулко отражаясь от моста — и никому не было дела до одинокого паренька, что стоит прижавшись к холодным перилам. Он прозвал этот мост Мостом Безмолвия.

Хлеб жизни

           Зима сорок третьего года была необычно ранняя, метелистая и злая. За окном подвывала вьюга, и даже рев редких машин едва-едва пробивался сквозь ветер и колючий снег. В те дни смерть запросто гуляла по улицам: стучалась в окна казенными листками похоронок, подкарауливала плохо одетых прохожих, толкала их и свистела ветром в проводах (смеялась?), когда они нелепо, бездыханные, падали на снег; или же, к тем кому особенно благоволила, приходила во сне и уводила с собой вместе с последним сном, в котором еще дымилась уха или парил на огромном блюде отварной картофель.

Приказчик

Однажды случилось в уезде такое, что долго об этом рассуждали, особенно в нашем краю. Как соберутся — нет-нет да переведут разговор на случившееся, все рассуждают как вышло и что; но больно много выдумки примешивали, так и норовят изукрасить. От этого идет один урон правде — до того понапридумывали, что и тысячу мудрецов голову себе сломают, а так и не разберутся как на самом деле-то было. А было-то вот так:

Наше село и раньше было небольшое, а как волю царь-батюшка дал, так и вовсе поредело: много молодых да крепких мужиков на заработки в города подались. Земли у нас небогатые, едва кормишься с них. А налоги плати, а выкуп собирай за надел, вот и промышляли кто чем мог: кто извозом занялся али к купцам мценским нанялся хлеб по реке на баржах сплавлять; кто ремесло старое вспомнил — игрушки лепить стал или плошки-ложки вырезать из дерева. Но все же на земле много народу остались — оно привычнее: знаешь уже что да как. А пойдешь в город — что тебя ожидает? Там, говорят, больше везения надобно, смекалки особой.

Рассохов камень

У нас каждый последний день месяца в лес не ходят. А если и приключится какая нужда, то никогда одни не пойдут — завсегда товарища прихватят. Все из-за камня, что на Малой Поляне стоит. Сам уже наполовину в землю врос, а как вчера на свет появился: белый, чистый, ни мха, ни пылинки на нем нету. Трава вокруг него не растет, земля черная как уголь. На поляне тишина стоит: птицы не поют, гнезда рядом не вьют, лес молчит, не шепчется, звери стороной поляну обходят. Камень на гроб похож: большой, прямоугольный, с одного края суженный. На нем чье-то лицо проступает, да не разглядишь: выведены линии неглубоко, нечетко, словно резчик только наметил рисунок да рука дрогнула — и бросил.

Рука помощи

В тот вечер она долго бродила по улице — хотелось побыть одной вдали от шума и гама, который окружал ее с утра и до поздней ночи (или раннего утра?) в институте, в клубе, во дворе; вдали от угарно-удушливого воздуха вечеринок, где так весело поблескивали глаза от дыма марихуаны, и где так легко было оторваться ввысь всего лишь от холодного прикосновения иглы; вдали от самой себя, такой какой ее знали друзья и приятели, соседи и учителя; вдали от холодного города. Хотелось раствориться в людском потоке, в свете неоновых огней, фонарей, в урчании моторов; превратиться в маленькую незаметную капельку в безбрежном людском океане; или кинуться всем им, равнодушным прохожим, под ноги и ждать, когда они ее затопчут и смешают с грязью. Может быть это будет лучшим выходом? Может это поможет ей наконец-то обрести то, что грезиться в снах; в проезжающих мимо автомобилях, автобусах; поблескивает в ночных витринах?

Корявое болото

Никто уже и не припомнит, почему болото корявым прозвали — корявое да корявое, говорят, если с высокой сосны на него посмотреть, оно словно изгибается какой-то странной фигурой. Может быть и так, только никто никогда на сосны не залазил и не проверял старую легенду, да и на болото особо не заглядывали — даже за клюквой и то не ходили, несмотря что такой ягоды отродясь нигде не видывали — сочная, крупная, ягодка к ягодке — отборная. И охотники старались его обходить, и грибники за версту огибали да и путники к большому селу крюк делали, хотя через Корявое раза в два-три короче. Оно и болото небольшое — кочка за кочкой и оглянуться не успеешь как на твердой земле стоишь, а все боязно. Даже на Гнилую Топь и то захаживали — а ведь там на самом дне нечистый живет, так и норовит за ногу цапнуть и к себе утянуть.

Страницы