Вы здесь

Он показывал мне, как сочинять стихи (Юнна Мориц)

Из цикла «Рассказы о чудесном»

Это был изумительный мальчик лет семи или даже младше. Он с мамой приехал в Крым на несколько дней, перед отъездом в Москву и далее — в Париж, где жили его отец и старший брат.

Мама ушла прощаться к знакомым, и мальчик со мной остался до вечера. Сперва мы купались в море, потом хохотали, потом обедали, опять хохотали, потом говорили о жизни, опять хохотали — и вдруг он спросил:

— Вы никому не расскажете?..

— Нет, — говорю. — А что?

— Ну, тогда я вам покажу, как сочинять стихи.

Положил он кренделем свои загорелые лапы на стол, голову — на лапы, но не вниз лицом, а так, чтобы можно было подглядывать… Глаза свои синие закатил — и завелась в нем какая-то длинная музыка, наподобие гавайской гитары. Из него эта музыка носом играла, и он под нее раскачивался, впадая в пьяненький транс. А когда совсем окосел и весь отправился в полный улет — стал он вслух сочинять безо всяких бумаг и перьев, безо всяких черновиков и поправок свою гениальную поэму в стихах о свинье и командире.

Суть поэмы была в том, что командир шел по улице, а свинья стояла на балконе и смотрела, ей было грустно, свинья рухнула вниз — «и провалилась в командира». Нет-нет, все не так, а вот как:

«Свинья упала в командира
и провалилась в командира»

Потом свинья влюбилась в командира, он шел по улице, и эта же свинья впервые увидала командира. Они отправились в «Продукты», а там в «Продуктах» стояли зарезанные свиньи. Глазами видя эту страшность, «свинья распалась, как конструктор, свинья распалась, как конструктор, свинья распалась, как конструктор!..»

Но поэма не кончалась на этом, она брала разгон с любого места, где появлялся командир. Там крутилась-разматывалась такая-лента, были такие фокусы и столько потрясающих событий, такая дивная речь и такие могучие ритмы, что я ужасно боялась случайного стука в дверь или в окно, — не дай бог, этот мальчик вздрогнет, очнется и тогда прекратится поэма.

Часа через полтора он сказал:

— Ну все!

Промычал гавайскую музыку, поднял голову и спросит:

— Ну как?

Я сказала ему откровенно, что думала: — По-моему, ты гениальный мальчик-поэт.

Он ответил:

— Я могу это делать, когда захочу.

Еще бы!.. У меня в этом не было ни малейших сомнений.

Мы снова купались, потом хохотали, сходили на ужин, опять хохотали, потом на звезды пошли смотреть, — он уселся на пляже за деревянный столик и опять показал мне, как сочинять стихи. Это была поэма про улицу, где руки ходят отдельно, а ноги — отдельно, случайно они иногда встречаются и пожимают друг друга. Руки идут с работы и несут авоськи с ногами, все время они влипают в какие-то умопомрачительные истории, но везде — командир и свинья!..

Когда мама за ним пришла, он заплакал и не хотел уходить. Я сказала ему: — Не плачь, теперь мы будем видеться часто.

— Никогда, никогда! — сказал он, глотая слезы. — Я теперь уезжаю на целую жизнь!

Потом я так часто жалела, что не включила тогда диктофон (не было!) и не смогла записать на пленку невероятно, неописуемо великолепные стихи этого мальчика. Он теперь — я не знаю где… Лет, примерно, ему восемнадцать. Но где бы и чем бы теперь он ни занимался, такой божественный дар не мог исчезнуть бесследно — это исключено.

Я часто хожу, напевая его бессмертные строки: «свинья упала в командира, и провалилась в командира… свинья распалась, как конструктор!»

А был ли мальчик?.. Был. Мальчик был сыном моей красивой литинститутской подруги Иры Емельяновой, которая совсем молоденькой девушкой попала в тюрьму и в лагерь — «за Пастернака», а также был этот мальчик внуком ее матери, Ольги Всеволодовны Ивинской, последней любви Пастернака, чью последнюю любовь посадили в тюрьму и в лагерь вместе с молоденькой дочерью.

Господи, пошли мне спокойствие духа, чтобы принять то, что я не могу изменить, бодрость духа, чтобы изменить то, что могу, и мудрость, чтоб отличать одно от другого, — кажется, так переводится на русский с английского текст, висевший над рукомойником одной из заморских мансард.

Теперь мы — в такой поэме, где «широка страна моя родная» распалась, как конструктор и провалилась в разных командиров. Давным-давно не была в Крыму, но часто я там путешествую. Вот сейчас например… я беру географический атлас и ставлю птичку там, где божественный мальчик показывал мне, как сочинять стихи. Ставлю птичку на этом месте — и птичка поет гавайской гитарой, закатывая глаза и раскачиваясь.

moritz.ouc.ru

Комментарии

Юнна Мориц

Ж И Р Т Р Е С Т

Ожирение вранья,
Ожирение ворья,
Дух победы жировой,
Жир казнилки мировой,
Судей жир и палачей,
Ожиревший казначей,
Гений времени и места –
Гегемония Жиртреста,
Бомбократии жирня,
Всем даёт она ремня,
Зная, лить в какое место
Жир "гражданского протеста",-
Вот какая чертовня!..

Ожерелье бомбократий
Ожирело и течёт
Жиром тех мероприятий,
Где награда и почёт
Ожиревшим бомбовозам,
Жирным войнам и угрозам
Бомбократить хоть кого –
Ради жира своего!
Гений времени и места –
Гегемония Жиртреста,
Озверелая жирня,
Ожирение вранья.

Беспощадный, жадный жир
Мозговых извилин, жил,
Ожирение долгов,
Окон, стен и потолков,
Жир свободы – пожирней
Разбомбить "плохих парней" !
И такой свободы жир
Пьёт свободы пассажир.
Гений времени и места –
Гегемония Жиртреста.
Выйди, Гоголь, в знак протеста,
Соверши переворот,-
Гоголь трубку не берёт!