Вы здесь

Лев Толстой как отец антикопирайта (Радиф Кашапов)

Лев Толстой

Одним из провозвестников Creative Commons был Лев Николаевич Толстой. 9 марта 1891 года он сообщил жене о решении отречься от авторских прав. Новость вызвала у неё лишь раздражение и слёзы. Мысль Толстого о том, что писателю лучше, когда его творения служат народу укреплял философ Николай Фёдоров.

В поисках владельца прав на произведение важно не только то, кому они принадлежат. Но и то, насколько (и за сколько) обладатель готов этими правами поделиться. И как быстро все эти вопросы разрешатся. Creative Commons, организация, выпустившая восмь лет назад бесплатные копирайт-лицензии, частично приблизила многих творцов к миру, где юридические препоны не мешают человечеству развиваться, отталкиваясь от творческого наследия, уже созданного раньше.

Лицензии CC хороши своей простотой. Автор указывает, что именно он разрешает общественности и что за это просит взамен. Варианты лицензии появляются за счёт комбинации следующих элементов (от одного до четырёх):

  • Упоминание авторства.
  • Запрет на коммерческое использование.
  • Запрет на производные работы.
  • Требование, чтобы распространение, копирование и модификация проводились на тех условиях, что и оригинал.

Всего — шесть вариаций, шесть лицензий. К примеру, самая ограничивающая — которая разрешает делиться вашим произведением с другими, указывая автора, но не изменять само произведение и не использовать его в коммерческих целях.

Такие сайты, как Internet Archive, Flickr, Jamendo, Wikipedia, пользуются лицензиями Creative Commons. Среди российских СМИ первым полностью доверившимся им стал «Частный корреспондент».

В 2009-м количество работ, лицензированных по Creative Commons, насчитывало 350 млн.

Изначально лицензии разрабатывались для США, но потом появился проект iCommons, который начал адаптировать их для других стран.

Но не для России.

А ведь можно с уверенностью сказать, что одним из провозвестников Creative Commons был Лев Николаевич Толстой.

В 1891 году он отправил в редакцию журналов «Русские ведомости» и «Новая жизнь» письмо, в котором написал:

«Милостивый государь, вследствие часто получаемых мною запросов о разрешении издавать, переводить и ставить на сцене мои сочинения, прошу вас поместить в издаваемой вами газете следующее моё заявление:

Предоставляю всем желающим право безвозмездно издавать в России и за границей, по-русски и в переводах, а равно и ставить на сценах все те из моих сочинений, которые были написаны мною с 1881 года и напечатаны в XII томе моих полных сочинений издания 1886 года, и в XIII томе, изданном в нынешнем 1891 году, равно и все мои не изданные в России и могущие вновь появиться после нынешнего дня сочинения».

Подобное решение, принятое всемирно известным автором, оставившим после себя огромный массив сочинений, кажется подвигом. Но оно вполне закономерно в свете предыдущих событий в жизни Толстого. Он не хотел вести барскую жизнь, предпочитая физический труд, вегетарианство, нравственное усовершенствование. Графа угнетала роскошь на фоне царившей вокруг него нищеты. Отказ от собственности он доводил до крайности — к примеру, поделил всё имущество на девять частей и подписал дарственную, отдав состояние семье.

Об отречении от авторского права он делал заметки в начале 1891 года. 9 марта сообщил о решении жене. У которой новость вызвала лишь раздражение и слёзы. После одного из разговоров она чуть не бросилась под поезд. Всё лето прошло в спорах: Толстой просил жену опубликовать публичный отказ, Софья Андреевна отвечала, что в результате они лишатся денег, а ведь у них целых девять детей.

Это было понятно — богатая горожанка не могла представить, что можно зарабатывать и не только на творениях мужа.

В дневнике того периода писатель отмечал: «Не понимает она и не понимают дети, расходуя деньги, что каждый рубль, проживаемый ими и наживаемый книгами, есть страдание, позор мой. Позор пускай, но за что ослабление того действия, которое могла бы иметь проповедь истины». 13 июля Софью удалось уговорить.

10 сентября письмо было написано, 16-го он сам его отправил в редакцию, 19-го оно появилось в печати, не только в журналах-адресатах, но и других изданиях.

При этом на ранние сочинения жена получила доверенность. Любопытно, что борьбе за копирайт частично посвящён и фильм о Толстом «Последняя станция» (другое название — «Последнее воскресение») Майкла Хоффмана, который вышел в прокат в прошлом году. Хоффман, при всём почтении к Толстому (фильм совсем не похож на другие лубочные попытки изобразить русскую реальность западными методами), максимально мелодраматизировал ситуацию. Особенно надрывно играет Софья (Хелен Миррен) — в итоге подвиг писателя оказывается тем, чем он является на бытовом уровне, — семейным скандалом.

В конце жизни писатель решил и проблему, как будет обстоять ситуация с правами после смерти, — по законам империи его предыдущий отказ потерял бы тогда свою силу. Жена в глаза говорила ему, что она вернёт себе всё. В 1909-м он записал в дневнике: «Вчера вечером было тяжело от разговоров С.А. о печатании и преследовании судом. Если бы она знала и поняла, как она одна отравляет мои последние часы, дни, месяцы жизни. А сказать и не умею и не надеюсь ни на какое воздействие на неё каких бы то ни было слов».

Тогда Толстой составил формальное завещание, передав права младшей дочери, Александре Львовне, которая полностью сочувствовала его взглядам, на все написанные им произведения. При этом к завещанию прилагалась объяснительная записка, что на самом деле тексты эти не должны стать чьей-то собственностью, а полномочия по наблюдению за процессами берёт на себя В.Г. Чертков, который должен был забрать все сочинения Толстого, вплоть до черновиков.

В посмертном издании текстов указывается, что других издателей просят пока что не выпускать дешёвые версии, а подождать. Сделано это было для того, чтобы заработать денег, выкупить Ясную Поляну и отдать её местным крестьянам (что и случилось).

Толстой отказался от права, ибо ему было что отдавать. Характерно, что, несмотря на гигантский отрезок времени между актом отречения Толстого и созданием Creative Commons, цели они преследуют одинаковые. В том, что писателю лучше, когда его творения служат народу, а не только накоплению капитала, мысль Толстого укреплял философ Николай Фёдоров , «московский Сократ», работавший в Румянцевском музее. Граф относился к нему с бесконечным уважением, почитая за святого и праведника, на которого надо равняться. С его идеями он познакомился в 1881-м.

Фёдоров собственность считал явлением греховным. Как противник копирайта, он написал две важные статьи по этому вопросу.

Одна, «Авторское право и авторская обязанность, или долг», была написана после того, как правительство Российской империи решило передавать в публичные библиотеки 12 экземпляров от тиража каждой книги. Там, к примеру, написано следующее: «При существовании права литературной собственности, допускающего торговлю произведениями мысли, эти произведения не заслуживают уже названия творений, а должны называться просто товаром и должны быть уравнены во всём с произведениями ремёсел, а самые производители этих товаров должны быть подчинены общему со всеми ремесленниками управлению, т. е. ремесленной управе».
Другая статья, «Плата за цитаты, или Великая будущность литературной собственности, литературного товара и авторского права», была посвящена желанию французских писателей обложить данью каждый отрывок из их сочинений.

В ней Фёдоров словно видит будущее — наше настоящее: «И вместе с тем тогда возникнут новые трибуналы, гражданские — для разрешения тяжб по литературной собственности — и уголовные — по преступлениям против литературной собственности; право гражданское и уголовное по этим вопросам достигнет величайшего совершенства, виртуозности... Тогда великий писатель, сидя в своём роскошном дворце, после каждой написанной им фразы будет назначать продажную ей цену и предвкушать получение рублей, франков, пиастров, долларов и т.д., а под конец страницы подводить итоги; окончив же всё сочинение, он может помечтать о том, что и его праправнуки и даже самые дальние потомки, свято храня завет отеческий, не уступят ни одного сантима с назначенной им цены, а может быть, и прибавят, — отчего же не быть прогрессу в этом отношении?!»

Для Фёдорова слово было явлением сакральным. А как можно продавать святое? Авторское право, считал он, отделяет народ от писателей, заменяя душу кошельком, которым нельзя сочувствовать и переживать.

И кто скажет, что не прав?

chaskor.ru