Вы здесь

Ангел Тихий (Архиепископ Иоанн (Шаховской)

Архиепископ Иоанн Шаховской

Потомок Рюриковичей — святого князя Владимира, святого благоверного князя Феодора Смоленского и Ярославского — князь Дмитрий Алексеевич Шаховской родился 23 августа 1902 года в Москве, в 1915-м поступил в Императорский Александровский лицей. В 1919 году принимает участие в Белом движении, с которым и разделит вскоре боль изгнания и скитаний. Пережитое станет залогом того избытка сердца, от которого говорят уста. Начиная с 1923 года Дмитрий Шаховской выпускает один за другим три поэтических сборника: «Стихи» (1923), «Песни без слов»(1924), «Предметы» (1925); издает в Брюсселе литературный журнал «Благонамеренный», привлекая к сотрудничеству цвет русского зарубежья — Бунина, Ходасевича, Ремизова, Цветаеву, Мочульского, Адамовича. «…Мы не только думали о России, мы жили ею», — писал он, вспоминая об этом времени.

Шаховской стал одним из тех изгнанников русских, кому Господь даровал крылья, возносящие к Отечеству Небесному. Духовник князя, Преосвященный Вениамин (Федченков), благословил его принять постриг на Афоне, и 23 августа (по ст. ст.), в день своего 24-летия, он был пострижен с наречением имени Иоанн, в честь апостола Иоанна Богослова; 21 февраля 1927 года владыка Вениамин рукоположил о. Иоанна во иеромонаха.

Пастырство о. Иоанна началось в Югославии, в маленьком городке Белая Церковь, и паствой его стала мученическая «Белая Церковь» — русские люди, прошедшие великую скорбь. «В Белой Церкви я потерял свой возраст, забыл свою молодость, — вспоминал позднее о. Иоанн. — Пастырство охватило меня со всех сторон… Ежедневное служение литургии, все молитвы Церкви, преподавание, духовные беседы, писательство».

В 1931 году последовал переезд в Париж, в 1932-м митрополит Евлогий назначает иеромонаха Иоанна в Берлин настоятелем Свято-Владимирского храма, а позже благочинным православных приходов Германии. В 1946 году он получает вызов в Америку — последний удел его земных странствий. Там Иоанн (Шаховской), епископ Бруклинский, а затем епископ и архиепископ Сан-Францисский, будет до самой своей кончины († 1989) вести на радиостанции «Голос Америки» цикл передач «Беседы с русским народом», которые он считал главным служением Господу и духовной помощью России.

С 1979 г. на покое. Печатался также под псевдонимом Странник. Умер 30 мая 1989 г. в Санта-Барбаре, похоронен на сербском кладбище.

В своей книге «Вера и достоверность» владыка Иоанн писал: «С начала моего пастырского пути мне ничем не хотелось быть, как только малой рыбкой, которая благословлена Христом и роздана людям». Сокровенный человек его сердца и стал той малой рыбкой: вдохновенные проповеди, богословские эссе и духовная лирика пастыря и доныне питают всех алчущих и жаждущих Истины. Небесная чистота и надмирный покой «средь безвозвратности земных кочевий» неизменно сопутствовали поэзии владыки Иоанна:

В лирических бездомностях моих
Нет громких звуков. Зарожденный стих
То медленной волной, то быстропенной
Течет. А я смотрю недоуменно
На эту совесть мира. Как и я,
Она не звук, а шепот бытия.

«Шепот бытия», подслушанный владыкой Иоанном (Шаховским), сложился в книги лирики: «Нескучный сад» (1970), «Избрание тишины» (1971), «Поэма о русской любви» (1977), «Удивительная земля» (1983) и другие.

Сад.

Рыба смотрит из пруда
На кусты сирени,
Но мешает ей вода
Видеть их цветенье.
Так и души: каждый день
Из своей ограды
Видят в мире только тень,
Только отсвет Сада.

Белое иночество.

Всю душу предать Господу,
В молчании пламенея строгом.
И, идя по полю или по городу,
Молиться — говорить с Богом.
Любить равно святого и грешного,
Смотреть на людей взором открытым.
Не иметь плача неутешного,
Не иметь трапезы сытой.
О грядущем никогда не ведать.
Смеяться тихо и не много.
Поминать молитвою соседа
За трапезой, в храме, на дорогах.
Ничего не считать неважным,
Всякое сердце стеречь от гнева.
И, бросая слово своего сева,
Затаить дыхание над каждым.
Перед Господом молитвы и пенье
Да будут речью совсем простою.
Лучше с любовию малое моленье,
Чем великое с тяготою.
Труд земной возможен без раздела.
Пусть тогда в нем одном вниманье.
Послушание и земному делу —
Перед Господом послушанье.
Лишь бы сердце о земном не пело,
Но несло бы Богу все мгновенья.
И вокруг него все было бело
От цветов благодаренья.

Жалость и нежность.

Острая нежность и острая жалость
Рядом вошли в мой дом.
Жалость и нежность, нежность и жалость
Ходят всегда вдвоем.
Ни оправдать, ни понять другого
Люди не могут еще.
Только жалеют. И нежное слово
Другу кладут на плечо.
Жалость и нежность сплелись, как умели.
Нежность глядит вперед,
Жалость все делает в мире белым,
С жалостью нежность идет.

Молитва о молитве.

Молитву, Боже, подай всем людям.
Мы так немудры, а — всех мы судим.
В нас нет молитвы и нет виденья,
Нет удивленья и нет прощенья.
Нас неба мудрость найти не может,
И наша скудость нас мучит, Боже.
Дай из пустыни нам выйти ныне,
Мы алчем, жаждем в своей пустыне.
Мы дышим кровью и рабским потом,
А смерть за каждым, за поворотом.
Любовь и веру подай всем людям,
В нас нету меры, но мы не будем
Ни жизни сором, ни злом столетий —
Прости нас, Боже, Твои мы дети!

***
Уступчивость и непреклонность,
Как две сестры передо мной идут.
Я вижу, как они меня зовут,
Одна — своей улыбкой сонной,
Другая — не давая отдохнуть,
Все к новым звездам открывая путь.
Нежны глаза одной, другой — строги,
Мне эти сестры равно дороги,
Мне вожделенны эти два огня,
Что звезд сильнее и мудрей меня.

Иночество.

Ничего я больше не хочу, —
Только дай мне, Господи, свечу,
Этот малый, тихий огонек,
Чтоб его до смерти я берег.
А когда, средь раннего утра,
Мне в Твой Дом идти придет пора,
В тишине Своей, не пред людьми,
Сам из рук моих свечу возьми.

Песнь Вифлеема.

(«Слава в вышних Богу»)

Мы слышим детский лепет, словно пенье
Тех Ангелов, что вдруг для всей земли
Сквозь эту ночь и звездное горенье
К пустынным пастухам пришли.

Мы замечаем братское согласье
И ясность кроткую людей простых,
Открытых Небу, Ангелам и счастью,
Что родилось в святую ночь для них
Мы постигаем веру и терпенье
Волхвов, искавших вечной глубины,
И снова слышим в этом мире пенье,
Которым Небеса полны
О, Господи, Великий, Безначальный,
Творец всех звезд, былинок и людей!
Ты утешаешь этот мир печальный
Безмерной близостью Своей;

Ты видишь скорбь земли — все наше неуменье
Тебя искать, любить, принять, найти;
И оставляешь Ты средь мира это пенье,
Как исполненье всякого пути.

Горит Твоя звезда — Святая Человечность,
И мир идет к своей любви большой;
И если кто ее увидел, значит, вечность
Остановилась над его душой.

***
Уходят люди. Каждому черед.
Вся наша жизнь в простом вопросе этом:
Кого Господь к ответу позовет,
Кого утешит Сам Своим ответом?
Не могут уберечься берега
От волн, стремящихся к покою, —
Так наша жизнь течет к Его рукам,
Благословенная Его рукою.

***
Мы ходим средь ужасной высоты,
Залито небо красной кровью.
И — всюду пропасти… И всюду есть мосты,
Соединяющие все любовью.
Мы не увидим дома своего,
Не отдохнем ни на мгновенье.
Мы призваны пройти среди всего,
Соединив любовью мир творенья.
Среди людей, средь глада и меча
Должны пройти мы жизнью верной,
Не опустив усталого плеча,
Неся свой крест любви безмерной…
И только после, в наш последний час,
Когда сойдет благоволенье,
Мы вдруг увидим, что… любили нас,
И вдруг услышим Ангельское пенье.

Песнь Назарета

Если ходишь по земным дорогам,
Светлый дух в тебе самом — награда.
Не молиться только Богу надо,
Но и жизнью целой петь пред Богом.

Он — Отец. Неси Ему все раны,
Все счастливые свои мгновенья, —
Слезы человечества и пенье
Одинаково Ему желанны.

Синай

Где синеет Галилея,
Светит миру белой раной,
Как озерная лилея,
Кроткий Ангел гор Ливана.

А над миром смерть струится,
Раскаленный дух пустыни
Черной кровью в далях стынет,
Убивает в небе птицу.

Моисей идет, бледнея,
Никого не узнавая,
Где арабы, где евреи —
Не понять в песках Синая.

У песков его предгорных
Продают в Египет брата,
И телец пасется черный,
Опоенный черным златом.

Все народы мира — дети,
Смерть играет с ними в скалах,
И идет на них оскалом
Двадцать первое столетье.

Не оливам, а кумирам
Люди власть земную дали.
И все громче звук над миром
Разбиваемых скрижалей.

* * *
Начинаю все с тишины,
Где молитвы разрешены,
Но слова еще не слышны.
Начинаю едва-едва,
Говорю простые слова.
Тишина напрягает лук,
И стрела вылетает вдруг.

Благословение счастья.

Правой рукой крещу левую,
Левой — благословляю правую.
Расцвети земля силой хлебною,
Не отравами, а травами.
Открывайся счастье не мерою,
Вечностью, не забавою, —
Я крещу тебя, счастье, верою,
Левой рукою и правою.

Земля.

Шар такой чудесной выточки,
А висит на чем — не знаю.
Может, он висит на ниточке
Меж несчастием и раем,
Между слабостью и силою,
И висеть до срока надо, —
Полюбите эту милую
Землю, пахнущую садом.

В гостях у Иова.

Эти маски, эти роли
Так препятствуют блаженству!
Тело нам дано для боли,
Как душа для совершенства.
Иов старый мыслил быстро
И имел большое знанье:
«Мы приходим на страданье,
Чтоб стремиться вверх, как искры».

Утренние звезды.

Белеют звезды над моим окном
И умирают легким, звездным сном,
В луче рассветном, солнечном цветеньи,
Холодной синевы прикосновеньи.
Кленовый лист несет земле свой тлен,
И трещина идет средь старых стен,
Несовершенств печальная забота,
И плачет, и поет над миром кто-то.

Тихость.

Обиженные тишиной стоят леса,
В каких-то ветках дальних скрылись птицы,
Коричневатая и желтая оса
На стебельке упрямом копошится,
И в неподвижном полумраке хвой
Земля пьянится тихостью земной.

Укрощение величия.

Человек на свет родился
Музыкантом и поэтом.
Ростом он остановился,
Милосердье вижу в этом.
Знают меру все таланты,
Мед они едят с акридом;
Утомляют нас гиганты
Разных светлостей и видов.

Последний шум.

Тихо мы живем и умираем,
Голову на левый бок склоня,
Словно сердце задышало раем,
Шумами последними звеня.
В наше сердце эта жизнь приходит
Поцелуем ангела в тиши.
Отойди душа от всех бесплодий,
Воздухом бессмертности дыши.

* * *
Здравствуй старость, утро жизни новой,
Запах зимней зелени еловой.
Здравствуй старость, малое оконце,
Где сияет жизни вечной солнце.
Здравствуй, старость — снег, летящий к раю.
Я тебя уже люблю и знаю…

Достоевский

…Если б кто мне доказал, что Христос вне истины…
то мне лучше хотелось бы оставаться
со Христом, нежели с истиной.
Достоевский. Письмо к Н. Д. Фонвизиной

С того Семеновского плаца
Безмерной бедности земной
Я начал истины касаться
И знать, что Ты всегда со мной.

Мне Ангелы тогда сказали
О первой тайне бытия —
О том, что Ты всегда в н, а ч, а л е,
А после — истина Твоя.

Преодоление пыли

Я поднимаю пыль. И с каждым шагом
Я поднимаюсь над землей, как пыль.
Пылятся незабудки по оврагам,
Пылится память, как сухой ковыль.

В глубинах пыли тлеют мира сваи.
Я пылью покрываюсь и грешу.
Пылится все во мне. Я пыль смываю
И снова поднимаю, и ношу.

Но эта пыль уйдет в одно мгновенье,
Настанет чистоты великий час,
И воссияет новое творенье,
И воскресит Господь из пыли нас.

Чудесное от вечности восстанет
И будет вечно близким и живым.
И пыль чудесна — ведь ее не станет,
Она преобразится в звездный дым

Покаяние

Ангел тихий встал на колени.
Слезы Богу душа несет —
Боль Петра и своих отречений
От великих Его забот.

И молитва души все тише,
Сокровеннее бытие.
И все радостней Небо слышит
На земле страданье ее.

 

"Молитва о молитве". Читает Н. Бурляев